У Адских Врат - Итан Блэк

— Как вам будет удобно.

— В девять тридцать не слишком рано, сэр?

— В девять тридцать — идеально, сэр.

Он не сводит взгляда с блондинки. Та улыбается и стоит, слегка покачиваясь; все в ней говорит об опьянении, желании и безудержной страсти к саморазрушению, столь привлекательной для некоторых мужчин. Потом она поворачивается и уходит по застланной ковром лестнице вниз, к одной из прекрасно оборудованных кают. Из незаметных динамиков тихо льется мелодия Джонни Хартмана. В хрустальных вазах стоят живые тюльпаны. Бар забит: «Столи», «Бомбей», «Мейкерс Марк». Тед ведет «Кандейс» и наслаждается тем, как волны покачивают ее, намекая, что в напарниках у него великая сила. Он маневрирует по порту, чувствуя себя равным огромной силе земного притяжения.

«Без этого копа я чувствую себя в гораздо большей безопасности».

— Вы меня извините? — спрашивает он, берясь за телефон. Широкая, прямая спина Сундры удаляется по узкому коридору, ведущему к каютам и блондинке.

— Тед Стоун слушает.

— У меня хорошие новости и… хорошие новости. — Это шутка, но сухой голос Леона Бока не меняется, о чем бы он ни объявлял — о выигрыше в лотерею или о вспышке чумы. Кажется, единственное, что может оживить его, — это стильная обувь и высокая кухня. — Вы будете довольны, мистер Стоун.

Сердце Теда колотится все быстрее.

— Наверняка я буду знать через час.

— А вторая часть? Это насчет копа? Второго раза я не выдержу.

— Он по-прежнему планирует вернуться только через неделю. У нас есть доступ к системе бронирования авиабилетов, так что, если он передумает, мы узнаем. Если он пройдет таможню, мы узнаем. Если он воспользуется кредиткой, тоже узнаем, и в любом случае в ту секунду, когда он попытается начать с того места, где остановился…

— Так что, если он вернется рано, я в полном порядке.

— Поверьте мне, он сломался. Если бы он мог говорить, то умолял бы.

Тед чувствует себя довольным, удачливым, процветающим. Это настраивает на философский лад.

— История запятнана кровью.

— Вы в безопасности.

Но через час Леон звонит снова.

— Мне нужно еще время. — Его голос бесстрастен, но полон такой злобы, что мог бы пронзить землю, дерево, саму судьбу… он такой тихий, что едва различим в телефонных проводах, привыкших собирать молекулы звука в слова обычных человеческих существ.

— Сколько времени? — уныло спрашивает Тед.

— Терпение — добродетель нищих, — вздыхает Бок.

— Умеешь хранить секреты? — спрашивает папа.

Третьеклассник Конрад взволнованно отрывается от домашнего задания. Холодный ноябрьский вечер он проводит в Полис-плаза, 1 — в гостях у кузена Марка из ОСР, Отдела служебных расследований. Последние два часа Конрад то писал доклад об Олдосе Воорте, ночном дозорном, поймавшем первого серийного убийцу Нового Амстердама, то выпытывает у Марка, что даже полицейские иногда воруют деньги, работают на гангстеров, бьют подозреваемых и употребляют героин.

Тот день, когда Марк объявил, что они возбудили дело против копа, работающего под прикрытием в Инвуде, был и горьким, и радостным для ОСР.

— Пташка улетит, Конрад. Этого воробушка уволят, но под суд он не пойдет.

— Почему? — с недоумением спросил мальчик.

— Ведомственные интересы, что бы под этим ни подразумевалось.

— Почему ты называешь его воробьем?

— Гангстер, разговоры которого мы записали, назвал его маленькой птичкой с большим аппетитом.

Теперь, хватая куртку, Конрад спрашивает папу:

— Мы поедем на место преступления?

— Нет.

— В суд — послушать, как кто-то из Воортов дает показания?

— Не сегодня, — отвечает Большой Билл торжественно и серьезно, возбуждая у Конрада любопытство, как всегда, когда мальчика ждет полицейский урок.

— Ну намекни!

Вместо этого «бьюик-лесабр» везет их в Гарлем и дальше, через мост Джорджа Вашингтона, который Воорты-полицейские охраняли от нацистских диверсантов в 1940-е годы — после того, как войсковой транспорт «Нормандия» сгорел прямо у причала в порту.

— Все считали, что его потопили немцы, — говорит папа.

Они сворачивают на север по Пэлисейдс-паркуэй у Форт-Ли, где в 1952 году детективы Воорты — в составе оперативной группы трех штатов — провели несколько недель в номере отеля, нянчась с Альбертом Сицилиано из криминальной «семьи» Бамбара. Они играли с ним в шашки и первыми пробовали принесенные для него макароны. Они заслоняли его своими телами, каждый день различными маршрутами доставляя его в окружной суд.

— Конрад, что ты почувствовал, когда услышал о Воробье?

Мальчик повторяет слова кузена Марка:

— Он бросает тень на всю полицию.

— Дядя Вим считал, что ты слишком молод для сегодняшнего урока, но я ему сказал, — папа подмигивает, — что комиссар умеет хранить секреты. Я обучаю его и тебя. Таковы внутренние правила. О том, что происходит, не болтать — ни друзьям, ни учителям, ни даже приятелям в управлении.

Они заезжают на небольшую парковку перед церковью из серого камня возле Пэлисейдс, к югу от Уэст-Пойнта. Внизу Конрад видит широкий, спокойный Гудзон. Восходящая луна ярко освещает палую листву. Конрад узнает машины на стоянке. Дядя Вим здесь, дядя Брам тоже. Приехали сержант Марк из ОСР, инспектор Уиллис Воорт и кузен Дитер, только что окончивший Полицейскую академию. Еще мальчик видит «форд», принадлежащий лейтенанту Джейн Воорт из Бей-Риджа.

Конрад знает эту церковь. Он бывал здесь во время одного из традиционных семейных пикников. Когда-то здесь находился перевалочный пункт для контрабандного серебра, которое Воорты перевозили во время Войны за независимость: оно предназначалось Франции в уплату за оружие.

— У нас особенные отношения с этой церковью, — говорит папа. — Мы жертвуем деньги. Они разрешают нам устраивать здесь чрезвычайные собрания.

— Какие чрезвычайные собрания?

— Терпение, дружок.

В церкви все кажутся очень серьезными, говорят тихими голосами — и все в гражданской одежде. Очень необычно: собралось столько Воортов, и ни одного в форме, думает немного напуганный мальчик.

Напряжение нарастает. В церкви холодно. В дымоходе воет ветер, взметает золу в камине. Папа усаживает сына в резное кресло в коридоре, под портретом сурового священника с высоким кружевным воротничком. За спиной священника в ночном небе плывет крест, к которому прибит окровавленный Иисус.

— Ради Бога, Билл, — говорит Вим. — Ему всего восемь.

— Заканчивай домашнюю работу. Жди, пока мы выйдем.

Дверь с грохотом захлопывается.

Следующие сорок минут Конрад слышит приглушенный разговор — время от времени голоса повышаются, — но стены глушат звук, и разобрать удается всего несколько слов. «Наказание». «Воробей». «Позор». «Предатель». Четко доносится голос Вима:

— Этот гребаный подонок.

Когда они выходят, уже поздно. Вид у них далеко не радостный. Вим говорит мальчику:

— Когда-нибудь и ты окажешься здесь.

Потом папа ведет его обедать и за чизбургерами говорит:

— Мне бесконечно интересно твое мнение. Что-нибудь понял?

Конрад поливает бутерброд кетчупом, откусывает немного, хмурится.

— По одному человеку от каждой ветви семьи. Один из Бронкса. Один из Куинса. Похоже на то, что я слышал о конгрессе.

— Иногда ты меня пугаешь. — По тону Билла мальчик понимает, что ему только что сделали комплимент. — Но мы не устанавливаем правила. Мы просто решаем проблемы.

— Служебное положение значения не имеет. Куинс послал сержанта, а от Бронкса был капитан.

— Это тоже напоминает конгресс. Но больше это похоже на индейский племенной совет, откуда твои предки и взяли идею. Никто не обязан делать то, что мы говорим. Мы сообщаем новости.

Папа ждет большего, но Конрад очень не любит ошибаться.

Билл подбадривает сына улыбкой.

— Отгадай.

— Мне кажется, Марк рассказывал вам о том бесчестном полицейском, Воробье. Наверное, вы говорили о том, чтобы с ним что-то сделать.

— А нам-то зачем напрягаться, босс?

— Потому что это плохой полицейский?

Билл пожимает плечами:

— На свете тысячи копов. Мы не объявляем сбор всякий раз, когда кто-то из них делает что-то плохое.

Конрад жует картошку-фри.

— Этот Воробей причинил вред кому-то из Воортов?

— Теплее.

И внезапно мальчик понимает. Испуганный, расстроенный, понявший самое главное в этом уроке, он ахает:

— Воробей тоже Воорт!

— Это твой кузен Аль. Управление может отмахнуться от этого, но не мы, — говорит папа. — Помнишь, Марк говорил, что все, чем занимается ОСР, — секрет? Он рисковал карьерой, рассказав нам об Але. Но теперь и мы знаем то, что знает окружной прокурор, что знает комиссар, что никогда не узнают газеты… по крайней мере не от нас.