Шаг третий. Призовой - Сергей Чернов

нравится тот же мальчик, что и тебе. И что решила сделать ты? Устроить рыцарский, хотя нет, совсем не рыцарский турнир. Бандитское нападение ты решила устроить. И что ты думаешь, тот мальчик, узнав об этом, сразу тебя полюбит? СэГе, ты дура! Я тебе, как мужчина говорю, этот парень теперь тебя обходить по большому кругу будет. Зачем ему в девушки агрессивная шпана?

Ещё немного подумав, мужчина добавляет жестокие слова, от которых СэГе расстраивается ещё больше, чем от перспективы тюрьмы.

— Тебе придётся забыть об этом мальчике. Если он действительно нравится Ким, — хотя не уверен, что это так, — то теперь он достанется только ей. Ничего, дочка, — мужчина горько усмехается, — ты ещё понравишься какому-нибудь грабителю или вору. У тебя всё впереди. Будете любить друг друга в перерывах между отсидками в тюрьме.

Заливающуюся слезами СэГе мать уводит прочь.

Место действия: больница Сеульского университета

Время действия: 24 октября, время 13.25

— В целом всё в порядке, — завершает осмотр мой лечащий врач, — рана затянулась почти до конца. Но советую ещё дней пять поносить пластырь на этом месте.

И тот же самый пластырь аккуратненько мне наклеивает. Слегка задерживает заинтересованый взгляд на свисающей впереди узенькой косичке. Она у меня роль украшающей пряди играет. И судя по реакции доктора, удачно играет.

Синяки почти все сошли. Только самые тяжёлые ещё не полностью выцвели. Давно заметила, что заметно быстрее у меня всё заживает, чем у других. Да и возраст опять же. Молодым намного меньше времени требуется для восстановления.

— Мы вас можем выписать, но я бы посоветовал, Лалиса-ян, побыть у нас ещё денька три, — продолжает меня уговаривать доктор.

— И выйти из больницы в начале недели? Сразу окунуться в напряжённую школьную жизнь? — свято блюду заветы не играть лицом, что у меня же вызывает смех. Бесстрастность и неподвижность моего фейса непроизвольно напрягает доктора, который сам же мне эти рекомендации дал.

— Мы дадим освобождение от школьных занятий. Никаких проблем не вижу, Лалиса-ян.

— И сидеть дома взаперти? — тут задумываюсь. Неплохой, кстати, вариант. Можно продолжить работу над книгой, самостоятельными тренировками. Кстати, я сильно продвинулась в направлении некоторых физических возможностей. Прямо чувствую, насколько сильными и выносливыми стали ступни. Ну, и сопутствующий голеностоп. Добилась полного шпагата, и продольного и поперечного.

— Не сказала бы, что я против, доктор-сан, — кое-какие уважительные мелочи в японском стиле корейцами допускаются, — но уж больно мне надоело в больнице. Нет-нет, всё хорошо, и уход и питание. Никаких претензий. Только сильно соскучилась по родным и друзьям. Кажется, что вечность их не видела.

— Хорошо, Лалиса-ян. Тогда выписываем вас сегодня, — поворачивается к медсестре, сидящей поодаль. — КюнСун-ян, счёт готов?

Счёт подаётся на стол и пододвигается ко мне. Смотрю. Неслабо они за свои услуги стригут! Почти шесть миллионов вон. Больничка-то не из простых.

— Счёт отправьте в школу Сонхва, — возвращаю требовательную бумажку.

— А вдруг они не примут? — осторожно улыбается доктор. — Лечим-то мы вас, а не школу Сонхва.

— Ученицу из Сонхва, получившую травмы во время занятий. Если сомневаетесь, просто позвоните им. Если они вам откажут, доктор-сан, я заберу счёт, не волнуйтесь.

Доктор звонит в школу, как только его соединяют с дирекцией, он тут же получает заверения, что Сонхва примет счёт за лечение Лалисы Ким.

— Переделай плательщика, КюнСунь-ян. Хорошо, Лалиса-ян, можешь собираться.

— Да. Позвоню маме, меня заберут. И освобождение от школы всё-таки дайте, — прошу напоследок, — скажем, до среды включительно.

Родилась у меня кое-какая мысль по этому поводу. Будет возможность слегка потроллить учителей. Получаю все бумажки, медленно плыву в палату. Натренированная плывущая походка ещё одно приобретение, ещё одна выгода от пребывания в больнице.

Место действия: квартира семьи Ким

Время действия: 24 октября, время 18.10.

Домой меня привозят Пакпао и мама. Проинструктированные ещё в больнице никому не дают меня тискать и обцеловывать. Нельзя пока. Но осторожно обнять можно, что и делает мужская часть семьи. Не удерживаюсь подшутить над сестрицей.

— Иди же ко мне, онни! — распахиваю руки для жарких объятий. — Я так соскучилась по истязаниям от тебя.

Домашние смотрят на меня, кто с осуждением, кто не без усмешки. СонМи, полыхая лицом, не может мне всё-таки отказать. Осторожно обнимает.

— Странно, — любуюсь растерянностью любимой сестры. Кажется, её тоже напрягает абсолютная бесстрастность моего лица.

— Что странно, дочка? — хитро улыбается папочка.

— На этот раз не больно…

Харабоджи откровенно хихикает. Пунцовая СонМи молча отходит. Может показаться, что я — садистка, так и топчусь на больном месте. Что сказать? С волками жить, по-волчьи выть. Сестрица тоже в своё время всласть меня помотала, долго и с превеликим наслаждением не прощала меня за ту шутку с пудрой. Пусть хоть немного побудет в моей шкуре.

— Какое-то лицо у тебя стало незнакомое, дочка? — любопытство аппы тут же удовлетворяют омма и хальмони. Мне и говорить ничего не пришлось.

Как и предсказывалось, моя Юри получила проду через полчаса после того, как я вошла в свою комнату. В ответ по почте получаю кучу-малу из смайликов. Что-то ужин у нас запаздывает. Немного, но в больнице он был раньше, вот у меня живот и подводит.

На ужине меня ждёт сюрприз. Лучший друг аппы ХёнСок-сии, президент кинувшего меня агентства. Насчёт «кинули», это я так, из вредности. На самом деле, если разобраться, всё удачно получилось. Пошла туда, как беззаботная дура, и что бы делала потом, если бы они меня взяли? Ничего. Ничего бы не делала. Это со мной делали бы всё, как с марионеткой.

После взаимных приветствий сидим, едим. ХёнСок посматривает на меня с любопытством и каким-то виноватым сожалением. Если правильно истолковываю выражение его глаз и лица. Омма, а более того хальмони, на гостя нет-нет, да бросят косой взгляд.

— Я правильно поняла, что руку к ужину приложил харабоджи? — мой вопрос вызывает довольную улыбку у деда и почему-то у оммы.

— Твоя мама всё делала, — переводит стрелки харабоджи, — под моим наблюдением, не скрою.

Сияю глазами на довольную маму, мимика мне запрещена. Да, вот такая я молодец, мгновенно разряжаю обстановку.

— Повезло нам. Такого семейного повара даже у чеболей нет, — про кого говорю, не уточняю. Сами разберутся.

После ужина аппа зазывает меня с ХёнСоком-сии к себе в кабинет. Нет у него, на самом деле, кабинета, его хальмони и харабоджи заняли. Мы на лоджию выходим, рассаживаемся на креслах. Мужчины рассаживаются, а мне сходить за стулом приходиться. Примерно догадываюсь, о чём речь пойдёт и хотела позвать на помощь харабоджи, но решаю, что сама справлюсь.

— Лалиса-ян, хочу извиниться, что так