Не бойся Адама - Жан-Кристоф Руфин

– Лион II.

– Шесть месяцев вы пробыли активисткой студенческого профсоюза. Потом вы вступили в экологическую группу «Зеленый мир». Вы участвовали во многих акциях протеста, в частности в демонстрации у атомной станции в Трикастене. Именно там вы познакомились с Джонатаном Клазесом.

Их группа решила тогда блокировать ворота станции, чтобы помешать выехать грузовику с радиоактивными отходами. Операцию сорвали переброшенные туда в огромном количестве люди из ЦРС. Жюльетта пустилась в путь ночью с еще пятерыми товарищами. Рано утром пошел дождь, и они заблудились в хитросплетении дорог, окружавших станцию. Взвод жандармов бросился на них в тот момент, когда они, сами того не зная, приблизились к защищенной током решетке. Жюльетта потеряла своих. Голодная и промокшая, она добралась до какого-то кафе и там познакомилась с Джонатаном. Он сказал, что тоже участвовал в акции, но с самого начала считал, что она обречена, и расположился в кафе, наблюдая за происходящим. Он показался Жюльетте высокомерным кривлякой. Его пресыщенный вид, манера томно прикрывать глаза, затягиваясь сигаретой, делали Джонатана похожим на театрального денди. Он предложил девушке воспользоваться его мотоциклом. Жюльетта отказалась. Она вернулась в Лион на автобусе и немедленно забыла про Джонатана.

– Вы до того никогда не встречали этого парня?

– Никогда.

Мужчина и женщина обменялись взглядом.

– Но ведь он уже год был членом «Зеленого мира», – сказала американка.

– Я только позже узнала об этом. В организации много групп. всех знать нельзя.

Жюльетте показалось, что, задавая эти вопросы, они интересуются Джонатаном не меньше, чем ею самой.

На этом вечер закончился. Она с трудом заснула, а весь следующий день бродила по двору или мечтала, валяясь в постели. Жюльетта с нетерпением ждала продолжения. Допрос возобновился уже в сумерках.

– Что с вами произошло в июле две тысячи второго года?

– «Зеленый мир» готовил акцию протеста против приезда Буша в Париж. Следовало бойкотировать США, не подписавших Киотского протокола. Это было главной целью. Мы отправились поездом в Париж и в шесть утра поехали на метро к площади Согласия. В переходе метро мы переоделись. У американского посольства мы появились в майках со скелетами и масках в виде черепов. В общем, устроили им небольшой Хэллоуин…

Это была смехотворная выходка. Сегодня она судила все это очень строго, хотя именно там и тогда она по-настоящему узнала себя.

– Полиция вела себя довольно жестко. Они накинулись на нас, чтобы рассеять.

– Вы были ранены?

– Да. Идиотское стечение обстоятельств. Я споткнулась и свалилась прямо под ноги легавому. Сломала правую лодыжку, но он ничего не понял. Заорал, чтобы я встала, и в конце концов схватил меня за волосы. Вокруг крутились фотографы, и назавтра эта сцена оказалась на первых страницах газет. Меня превратили в жертву и мученицу.

– И все-таки через два месяца вы вышли из организации.

Жюльетта помолчала. Как объяснить, что она тогда чувствовала?

Она, которую так долго травили, которую отец называл дебилкой и паразиткой, а мать никогда не жалела, вдруг испила чашу унижений до дна. Она валялась в ногах мужчины в каске и кованых сапогах, который над ней издевался, но взамен ее ждали возмездие и слава. Это была судьба святых и пророков, воскрешение, достойное самого Христа. Мир воздал ей должное, заменив последнее место на первое. Ей казалось, что она никогда не спустится с небес на землю.

Целых пятнадцать дней после происшествия она принимала важных шишек и раздавала десятки интервью. Поначалу все шло хорошо. «Зеленый мир» радовался шумихе в прессе, но вскоре стало совершенно ясно, что Жюльетта потеряла контроль над собой. Она втягивала организацию в свои мстительные планы и объявляла войну всему миру. Активисты движения пытались ее урезонить, но она продолжала спать по два часа в сутки и составлять многостраничные прокламации, рассылая свои послания по всему миру.

– Кто принял решение поместить вас в психиатрическую клинику?

– Не знаю. Я всегда считала, что «Зеленый мир», но у меня нет доказательств.

– Как долго вы там оставались?

– Три недели.

– А потом?

– Потом я вернулась в Лион.

Та осень была ранней и серой. Жюльетта вернулась к привычному самоуничижению. Она бросила принимать лекарства и днями валялась в постели.

– У вас больше не было контактов с «Зеленым миром»?

– Они исключили меня из своих рядов и, видимо, велели никому меня не навещать.

– Кроме Джонатана.

– Он тоже вышел из организации.

Мужчина и женщина заметно удивились, и она прибавила:

– Во всяком случае, он так мне сказал.

– Он стал жить у вас?

– Нет, у него была комната в районе Сен-Поля, но он часто приходил. Мы стали любовниками, если именно это вас интересует.

– Он вам нравился?

– Он смешил меня и был ласков. Заставил меня встряхнуться Только из-за него я смогла сдать экзамены и найти место учительницы в Юра.

– Недалеко от вашей тетки?

– Ну а.

– А что он рассказывал о своих занятиях, своем прошлом?

– Он рассказывал о Соединенных Штатах.

На этом двое решили прерваться и отвели ее в комнату. Она чувствовала, что они дошли до того момента, когда все становилось возможным, даже насилие.

Глава 4

До самого последнего момента Поль не был уверен в том, что Керри сделает решительный шаг. Она его сделала. Керри прибыла поездом из Нью-Йорка, и Поль встретил ее на вокзале. На сей раз дождя не было, а значит, не было и причин, чтобы не расцеловаться. Керри подставила ему одну щеку, потом другую, держась сдержанно, почти по-военному.

Поль положил вещи Керри в багажник служебной машины, позаимствованной в Провиденсе. На вид вполне обычная сумка из телячьей кожи, но стоит, наверное, бешеных денег. В нее помещалось только самое необходимое. Может быть, она не собиралась оставаться здесь надолго? Или по-прежнему считала, что на задании надо держаться старых добрых армейских привычек: действовать по уставу и не позволять себе ничего лишнего? Поль уселся за руль и, не заводя мотор, обернулся к Керри:

– Готова?

– Да.

– Никаких сожалений и колебаний? Знаешь, еще есть время…

– Езжай, пожалуйста, и с этой минуты считай, что мы на задании, так что постарайся не говорить глупостей. Я говорю «постарайся»…

Поль улыбнулся и кивнул.

Им не нужно было ехать через весь город. Прямо от вокзала одна из дорог вела к побережью. За окном проплывали летние пейзажи. Погода радовала великолепием.

– Отчего этот старый боров решил устроиться именно здесь? Говори начистоту: он что, прикупил себе домик на старость и позвал нас немного расслабиться?

Керри никогда не скрывала своей антипатии к Арчи, хотя, насколько знал Поль, тот всегда вел себя с ней корректно. Любивший иной раз дать волю рукам, Арчи никогда не позволял себе этого с Керри. Ему хватило ума понять, что единственным результатом станет пощечина, которую Керри предпочтет дать прилюдно. И все же, видя, что он позволяет себе с другими, Керри немедленно зачислила его в категорию старых развратников.

Проведя свое детство в компании пяти сестер и овдовевшей матери, Керри взяла за правило употреблять в отношении мужчин целый набор слов, позаимствованных из арсенала колбасников. Тут были и старые свиньи, и сальные туши, и сопливые поросята, и похотливые боровы. Все нюансы чувств выражались прилагательными: как-то в минуту искренней нежности ей случилось назвать Поля симпатичным поросеночком. Но Арчи никогда не удостоился других эпитетов, кроме «старый», «грязный» и «злобный».

– Ты ведь знаешь, он любит Новую Англию. После работы садится в свой «ягуар» и едет покататься по Ньюпорту, где собираются британские яхтсмены. Ему этого хватает для счастья.

Керри пожала плечами.

– В любом случае ты его не увидишь. Этим утром он отправился в обзорное турне по Дальнему Востоку.

– Обзорное турне! Отчего бы, как делают все остальные, не назвать это тайским массажем?

Они прибыли в бюро, и поведение Керри немедленно изменилось. Еще недавно свободная и раскованная, она превратилась в скромную и застенчивую недотрогу. Поль прекрасно знал, что это значит, и забавлялся, поглядывая на нее. Времени прошло немало, а приемы все те же, думал он, видя, как из-под красной шапочки выглядывают волчьи уши. «Это для того, чтобы быстрее съесть тебя, дитя мое».

Они сразу поднялись в кабинет Барни. По дороге Керри пыталась вспомнить, как он выглядит. Когда-то они пару раз встречались в Конторе, но им не приходилось работать вместе. Керри первая подошла к нему.

– Очень рада с вами познакомиться, – сказала она, протягивая руку и глядя Барни прямо в глаза.

Керри удалось укротить свои волосы, которые она собрала на затылке в негнущуюся тугую косу, достойную африканского тотема. На ней были зеленые саржевые брюки полувоенного кроя, очень женственно сидевшие на бедрах. Барни был покорен. Еще немного, и он встал бы по стойке «смирно».