Город великого страха - Жан Рэ

В голове у Триггса не было никаких мыслей, он произнес несколько слов и умолк; тогда заговорил Чедберн.

Говорил он складно, но Триггса его повествование интересовало не больше, чем рассуждения о романском стиле; он остался равнодушен и сожалел, что больше никогда не услышит занимательных таинственных историй из уст своего друга.

– Дув рассказывал прелюбопытнейшие истории, – сказал Триггс, – и всегда попадал в самую точку. Но более всего я ценил в нем его чудесную руку… Какой почерк, какая каллиграфия, мистер Чедберн! Редко в одном веке живут два подобных художника. Но он был скромным человеком… Думаю, возьмись он за гравюру, он добился бы и славы, и богатства. Он утверждал, что не занимается гравюрой, но я однажды заметил у него на руке пятна от кислоты. «Э, святоша Дув, сказал я ему, – бьюсь об заклад, вы тайком занимаетесь чудесным искусством гравюры!»

Триггс не мог остановиться:

– А в другой раз я буквально оскорбил его. Я заявил: «Дув, будь в ваших чудесных руках тигриные, а не цыплячьи мышцы, годные разве на то, чтобы поднести ложку ко рту, я бы отправил вас к моему бывшему шефу Гэмфри Баккету».

Он удивленно глянул на меня и попросил объясниться.

«Я в свое время познакомился с одним проходимцем вернее, с его рукой, которая чуть не свернула мне шею, как цыпленку. И этот проходимец – самый умелый гравер на всем острове, он с бесподобной ловкостью имитирует филигранный рисунок банкнот, хотя Английский Банк не просит его об этом». Ах! Дув страшно оскорбился, и мне пришлось извиниться.

Свечи быстро догорали; одна из них, таявшая быстрее других, погасла.

– Мистер Триггс, – предложил мэр, – если мы не хотим остаться в темноте, следует экономить свет. Я не запасся другими свечами.

Они оставили гореть лишь два огарка, и Триггс решил, что нет особой разницы между полной темнотой, о которой с опасением говорил мэр, и оставшимся светом. Он еле различал приземистую громаду кресла Чедберна и густую шевелюру мэра, на которую падал отблеск света.

– Предположим, призрак явится и не сможет выйти за пределы магической пентаграммы, а дальше… Нельзя же схватить привидение, – сказал Триггс, к которому постепенно стал возвращаться здравый смысл. – Нас поднимут на смех.

– Если людям из Скотленд-Ярда придет в голову разыскивать виновных, они найдут, кого схватить, – усмехнулся мэр. – А я пока придерживаюсь своих планов.

Сквозь вой ветра Триггс расслышал далекий перезвон башенных курантов.

– Мистер Чедберн?

– Просто Чедберн, Триггс.

– Я не признаю такое обращение, – возразил Сигма. – Мне оно кажется грубым и невежливым, а потому, нравится вам или нет, я буду вас величать по-прежнему – сэр.

Вы сказали, что несчастный Дув переводил сонет Аретино. Я не знаю, что это значит. До сегодняшнего дня я такого имени не слыхал, но вы говорили о переводе. Меня удивило отсутствие текста, которым он должен был пользоваться…

– Неужели? – спросил мэр. – Разве его не было?

– Нет, не было, – твердо заявил детектив. – На каком языке писал этот ваш Аретино?

– Конечно, на итальянском!

– Значит, речь действительно идет о переводе, но текст оригинала отсутствовал. Это во-первых…

– Продолжайте, Триггс.

– Дув являлся прекрасным каллиграфом. Я видел перо, выпавшее из его руки… – С каких пор, мистер Чедберн, такой каллиграф, каким был покойный мистер Дув, пользуется для письма на веленевой бумаге не Вудстоком, а иным пером?

– Что? – вскричал мистер Чедберн. – Я вас не понимаю.

– Господин мэр, строчки были написаны пером Вудсток. Я разбираюсь в этом. А чернила! Медленно сохнущие чернила, которые становятся блестяще-черными, когда высыхают.

– Знай я, куда вы клоните, мистер Триггс…

– А вот куда, мистер Чедберн. Мистер Дув писал нечто другое, когда его убили, писал другим пером, другими чернилами и не на веленевой бумаге.

– И что?

– Убийцу заинтересовало написанное, поэтому он забрал текст и заменил его другим, написанным дней пять-шесть тому назад! Привидения так не поступают, хотя я мало осведомлен о нравах и обычаях этих существ.

– Мистер Триггс, – медленно произнес мэр Ингершама, – вы слишком скромны, утверждая, что вы не детектив.

Триггс молчал, прислушиваясь к бою курантов. Вдруг он ощутил чье-то присутствие и во мраке увидел фигуру, двигавшуюся по направлению к нему.

– Мистер Чедберн, сюда кто-то вошел!

Мэр не двигался и не – отвечал. Одна из свечей вспыхнула ярким высоким пламенем.

Триггс увидел белый силуэт, висящий футах в шести над ним, а из мрака выплывало лицо, искаженное ужасной гримасой.

Он закричал… Призрачная рука схватила его за затылок.

В глазах Сигмы запрыгали искры; он хотел было позвать Чедберна на помощь, но крик ужаса застрял у него в горле.

Он приподнялся, поскользнулся и упал, но ему удалось вырваться из лап невидимки.

Триггс с воплем вскочил на ноги, махая руками, бросился к камину и схватил подсвечник.

Пять огоньков вспыхнули ярким светом и залили всю комнату…

Констебль Ричард Лэммл с предосторожностями переступил белую линию пентаграммы и с видимым отвращением склонился над трупом.

– Раскроен череп, как у мистера Дува… Боже, какое несчастье, это же наш мэр, мистер Чедберн!

По щекам его потекли слезы.

Триггс, застывший словно статуя, бессмысленно уставился на останки мэра, распростертого в центре магической фигуры.

– Как это случилось, инспектор? – жалобно спросил Лэммл, устремив безнадежный взор в сторону Триггса.

– Я предупрежу Скотленд-Ярд, – шумно вздохнув, ответил Триггс. – Найдите мне человека, который быстрее всех доберется до Лондона.

Письмо повез Билл Блоксон.

Оно было адресовано Гэмфри Баккету в полицейский участок – 2 в Ротерхайте, но Триггс еще не знал, что его бывшего шефа только-только назначили главным инспектором Скотленд-Ярда и он возглавил бригаду розыска преступников.

IX

28 ДНЕЙ МИСТЕРА БАККЕТА

– У Триггса очень крепкое здоровье, несмотря на возраст, но он едва не умер, – сказал доктор Купер. – Теперь опасность миновала. Лихорадка окончательно спадет до наступления ночи.

– Гм, не представляю себе, чтобы Триггс умер от какой-то несчастной лихорадки, – с сомнением произнес инспектор Баккет.

– Вы правы, но его чуть не задушили, вернее, чуть не сломали позвоночник. Боже, ну и ручищи у этого таинственного убийцы.

Баккет, ворча, согласился; вот уже три дня он сидел у изголовья Триггса, который в бреду рассказывал странные и ужасные вещи.

В дверь тихо постучали, и в дверной проем просунула голову старая Снипграсс.