Избранные произведения - Пауль Хейзе

корм для своих питомцев и предавалась этому занятию так серьезно, словно оно составляло важную часть ее жизни. И в самом деле, когда позднее стало возможным наносить ей визиты, Жоринду ни разу не заставали за рукоделием или с книгой в руках. По-детски нежное лицо ее сохраняло отстраненное и холодное выражение, вместе с тем в нем было нечто отчаянное и своевольное. И это загадочное противоречие влекло к ней юношей гораздо сильнее, чем смех и изящное кокетство других красавиц.

Когда Жоринда во второй раз появилась на валу, сын бургомистра, самый богатый и считавший себя первым красавцем в городе, набрался смелости и заговорил с ней. Она отвечала безо всякого смущения, однако мягко уклонилась от расспросов о личной жизни и сказала лишь, что ее родители — немцы, но она долго жила во Франции и сейчас осталась совсем одна. На вопрос, почему она ходит в черном, девушка ответила, что это ее единственное приличное платье. Не имея большого состояния и не желая занимать деньги, она не может много тратить на гардероб.

Прослышав о таком откровенном признании, сынки богатых горожан решили, что не составит труда добиться расположения этой, как они считали, авантюристки. Но им пришлось разочароваться. Несмотря на легкость, с какой Жоринда позволяла навещать ее любому, кто представлялся ей на валу или звонил в ворота, желая засвидетельствовать свое почтение, никто не мог похвастаться, что целовал хотя бы кончик ее мизинца. Любая вольность — даже в речах — сурово пресекалась. Сам бургомистров сын, привыкший к победам у молодых горожанок, был навсегда изгнан Жориндой, после того как однажды, разгоряченный вином, попытался ее приобнять. Он сходил с ума от страсти и отчаяния, но все же не решался переступить заветный порог, хотя видел, что в ворота входили другие поклонники. Вскоре стало традицией после полудня навещать прекрасную Жоринду, которая, казалось, воспринимала эти визиты не без снисходительности. Ее серьезные черные глаза начинали странно блестеть, когда толпа влюбленных молодых глупцов становилась все больше и они послушно следовали за ней по запутанным гравийным тропинкам вокруг дома, мимо давно высохшего фонтана и небольшой часовни в самой глухой части сада.

Внутрь дома Жоринда никого не пускала. Вечером, как только солнце склонялось к верхушкам елей, ограждавших сад с запада, она прощалась со свитой, а служанка терпеливо ждала, когда уйдут последние визитеры, чтобы запереть за ними ворота. Ни один из поклонников не мог тайком спрятаться в укромном уголке и после ухода соперников насладиться плодами военной хитрости — за этим тщательно следила общая ревность, исправно ведущая досье на каждого претендента.

Добиться от служанки каких-либо сведений о происхождении, прежней жизни госпожи или причинах приезда в Аугсбург, не удалось никому. От денег старуха угрюмо и презрительно отказывалась. Удивительно, но сама Жоринда не отвергала подарков, хотя поначалу юноши едва осмеливались ей что-либо предлагать, но принимала их весьма холодно, со скупыми словами благодарности. При одном из первых подношений девушка сказала, что ее не радуют дорогие вещи, однако она с удовольствием займется благотворительностью. А если у нее будет состояние, она наверняка оснуёт монастырь. «Только умоляем вас не стать там настоятельницей!» — смеясь воскликнул кто-то. На это Жоринда спокойно ответила, что не чувствует ни малейшей склонности к монастырскому житью. К тому же перед ней стоит иная цель. На вопрос, какая именно, девушка не ответила, и ее лицо помрачнело. А вскоре она стала напевать. И легкомысленная французская шансонетка и печальная немецкая народная песня звучали в ее устах одинаково чарующе. Ее слабый и не очень тренированный голос лишь усиливал сказочную власть, которую имела над всеми мужчинами эта загадочная и противоречивая натура.

Слова Жоринды послужили сигналом к безудержному соревнованию между влюбленными, желавшими дорогими подарками привлечь ее внимание. Каждый хотел, как выразился один из поклонников, «положить свой камень в основание монастыря». Ювелирные украшения, драгоценные материи и поделки, редкие монеты — все, что могли достать сыновья торговцев, хозяйка дома собирала теперь в одной из комнат. Временами она подводила свиту к окну, дабы все убедились, что пожертвования в целости и сохранности. Но сама девушка не надевала дорогих украшений, не заказывала нарядов из бархата и затканного золотом шелка и не уделяла сокровищнице большого внимания. Пожалуй, ничто не могло доставить ей особенной радости, и даже ее редкий смех звучал тихо и невесело, словно кто-то ударял по клавишам расстроенного инструмента.

Нетрудно догадаться, что у людей, не ослепленных пагубной страстью, росло возмущение. Не одна помолвка была расстроена из-за чужеземной ведьмы, как теперь стали называть красавицу, не один примерный сынок позабыл про торговые дела и прибыль. Тот попал в долги, этот разругался с родителями, и хотя между соперниками еще не пролилась кровь (поскольку положение у всех было одинаково безнадежным), но братья некоторых девиц уже затевали ссоры со своими будущими зятьями, околдованными Жориндой. Городской совет провел даже тайное заседание в надежде найти законное основание, чтобы освободить город от этой чумы. Но ничего не вышло, поскольку молодые члены муниципалитета оказались ужалены той же змеей, и со всей юридической проницательностью доказывали, что нет в законах параграфа, подходящего к этому небывалому случаю. День ото дня увеличивалась нависшая над городом темная туча возбуждения, ненависти, страха и зависти, будто вернулись сказочные времена, когда то и дело где-нибудь поселялся дракон или иное страшное чудовище, которому окрестные жители были обязаны платить дань.

И вдруг произошло событие, разом показавшее, сколь же на самом деле велика опасность и что срочно нужно искать от нее защиты.

Среди тех, кто, подобно ослепленным мотылькам, кружили вокруг огня приезжей красавицы, находился человек, которого трудно было представить способным на страстное безумство. Это был Георг Хаслах — угрюмый и рассудительный торговец лет тридцати, который чуждался всяких развлечений и имел в городе славу законченного женоненавистника. Все силы он без устали отдавал прибыльному семейному предприятию, перешедшему по наследству от рано умершего дяди. В молодости этот дядя испортил себе репутацию легкомысленной связью с красивой служанкой. Однако после расторжения неравного брака и женитьбы на девушке с большим приданым аугсбургское общество вновь приняло блудного сына в свои объятия. Детей у него не было, и наследниками он назначил племянников Георга и Вальтера. Младший Вальтер — мечтатель и отчаянный кавалерист, служивший вместе с отцом в австрийской армии, был совершенно не похож на брата и, несмотря на безудержный нрав, нравился людям куда больше, чем сухой и сдержанный Георг. Когда по городу поползли первые слухи о подозрительной сирене, торговец втайне благодарил Бога, что