Ленин без грима - Лев Ефимович Колодный

Литвинов, будущий нарком иностранных дел, Семашко, будущий нарком здравоохранения, Карпинский, будущий главный редактор газет и другие.

Надо думать, супруги Ульяновы испытывали сильное беспокойство, поскольку меченые пятисотенные царские рубли держали в руках. Владимир Ильич принял их, когда главарь группы Камо, ограбивший почтовую карету, доставил в целости и сохранности двести тысяч (из 250) рублей на дачу, где жил вождь фракции большевиков.

Цитирую из дневника друга Камо: «…Он (Камо. — Л.К.) должен был выехать в Финляндию к В.И. Ленину. На мой вопрос, зачем ему понадобилось везти с собой бурдюк с вином, он, смеясь, сказал, что везет в подарок Ленину…»

Смеялся и Ильич, как пишут биографы, когда увидел, что, кроме вина, находится в том самом бурдюке. Другую часть денег упаковали в бочонке с вином, то был бочонок с двойным дном, как чемодан. Надежда Константиновна, по ее признанию, зашивала эти самые винные деньги своими руками в стеганый жилет товарища Лядова, известного московского большевика, перевозившего таким способом деньги через кордон.

Деньги эти, в частности, попали в руки Владимира Бонч-Бруевича, главного издателя партии, часть их он передал другим товарищам, в том числе редактору грузинской газеты Кобе Ивановичу, то есть Иосифу Виссарионовичу Сталину.

Товарищ Коба получил деньги по полному праву, потому что являлся наставником Камо, помог ему, молодому, необученному бойцу партии, стать профессиональным революционером, боевиком, экспроприатором, грозой провокаторов… Не стал Камо, как хотел было, вольноопределяющимся. Стал пролетарским боевиком. Однако Камо — никакой не пролетарий: родился у непутевого отца-мясоторговца, дед его — священник. Природа наделила Камо бесстрашием, железной волей, даром внушения, лидерства и необыкновенного актерского перевоплощения. Его видели в одеянии князя, мундире офицера, форме студента, платье крестьянина… Как раз в мундире офицера произвел он на главной площади Тифлиса акцию, прославившую его в партии как экспроприатора. Но Камо и убивал провокаторов, о чем пишет Бонч-Бруевич, а убив, сбросил одного из них в прорубь Невы, о чем рассказ впереди.

Первая встреча Ленина и Камо произошла за год до ограбления на Эриванской площади. (До недавнего времени на ней стоял монумент вождю, и носила она его имя, как мы видим, не без основания.) Конвой из 16 стражников боевики Камо перестреляли, досталось прохожим, лошадям. Бомбы и выстрелы гремели несколько минут.

Как пишет жена Камо Софья Медведева:

«Свое первое свидание с Лениным Камо описал так: Ильич встретил его сдержанно, сел к нему боком и прикрыл глаза ладонью, как бы защищая их от света лампы. Камо все же заметил между неплотно сложенными пальцами рук испытующий взгляд Владимира Ильича.

Беседа затянулась. Ленин расспрашивал о ходе партизанской войны на Кавказе, он ставил ее в пример другим краям. Благодарил за деньги, доставленные Военно-техническому комитету большевиков. С нарастающим интересом наблюдал, как Камо потрошил „странную штуку“. Между двойных шкурок бурдюка лежали документы огромной важности: отчет о работе кавказских большевиков, планы, связанные с подготовкой к Объединительному съезду, перечень вопросов, ответить на которые мог лишь Владимир Ильич» (про банкноты эта дама умалчивает. — Л.К.).

Что же этих людей объединяло долгие годы — от той первой встречи до дня, когда на гроб успокоившегося боевика лег венок с надписью: «Незабываемому Камо от Ленина и Крупской»? Что общего между сыном мясоторговца и сыном педагога, между волжанином и кавказцем, европейски образованным интеллектуалом и не одолевшим школы недоучкой?

Их объединяла страсть к конспирации, подпольной технике, к переодеваниям, подлогам, мистификациям, к партизанской борьбе (то есть убийствам «начальствующих лиц», налетам на полицейские участки, городовых и т. д.), наконец, к экспроприациям, вооруженным захватам банков, касс.

Страсть к экспроприациям прослеживается через всю жизнь Ильича с того момента, когда он сформировался как марксист. Великие учителя Маркс и Энгельс благосклонны были к «партизанской войне», их верный ученик обожал эту самую войну, писал о ней множество раз с чувством возвышенным, словами взвешенными, с какими профессиональные адвокаты на суде произносят речи о закоренелых негодяях.

В тайной ленинской инструкции, написанной в октябре 1905 года, под названием «Задачи отрядов революционной армии» читаем: «… Убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков, освобождение арестованных, отнятие правительственных денежных средств для обращения их на нужды восстания — такие операции уже ведутся везде, где разгорается восстание, и в Польше, и на Кавказе, и каждый отряд революционной армии должен быть немедленно готов к таким операциям».

На совести автора инструкции среди множества разных случившихся в дни первой революции событий, произошедших, когда «отряды революционной армии» взялись за оружие, лежит малоизвестное преступление, случившееся в Петербурге, когда Ильич жил в столице на нелегальном положении. Оно поразительно напоминает преступление, описанное Федором Достоевским в романе «Бесы». Первоосновой трагедии, поразившей писателя, как известно, стало убийство главарем революционной организации «Народная расправа» Сергеем Нечаевым студента Петровской академии Иванова, заподозренного революционерами в измене.

«Советская историческая энциклопедия» представляет Сергея Нечаева как «человека сильного характера и большого мужества, фанатически преданного идее революции». Сергей Нечаев известен не только как вдохновитель убийца, но и как автор «Катехизиса революционера», призывавшего ради революции идти на любые преступления: убийства, шантаж, провокации. Осужденный как уголовный преступник, Сергей Нечаев, отсидев десять лет в Петропавловской крепости, умер до появления в Питере Владимира Ульянова. Последний, оказывается, хорошо знал все, что связано было с этим злодеем. В беседах с другом молодости партийным издателем Владимиром Бонч-Бруевичем Ленин высказывался о Сергее Нечаеве как о титане революции, «пламенном революционере», который «должен быть весь издан». В то же время вождь возмущался романом «Бесы».

«В.И. нередко заявлял о том, какой ловкий трюк проделали реакционеры с Нечаевым с легкой руки Достоевского и его омерзительного, но гениального романа „Бесы“, когда даже революционная среда стала относиться отрицательно к Нечаеву», — свидетельствовал В.Д. Бонч-Бруевич в журнале «Тридцать дней» в 1934 году.

Так вот, убийство, о котором я хочу рассказать, произошло спустя тридцать пять лет после убийства студента Иванова, но не в Москве, а в Питере, с ведома Владимира Бонч-Бруевича и, по всей вероятности, с санкции Владимира Ильича.

«Не может этого быть, — опять скажут мне, — очередная клевета». Не спешите, товарищи, с опровержениями, закажите в хорошей библиотеке книгу Владимира Бонч-Бруевича, изданную в 1933 году в Ленинграде под названием «Большевистские издательские дела в 1905–1907 годах». Отрывок из этой книги печатался не раз в «Воспоминаниях о Ленине». Однако в этом отрывке, конечно, никакого намека на убийство нет.

Но если открыть XII главу книги 1983 года, то на 61–68 страницах можно прочесть детально описанную историю, которая позволяет сделать столь решительный вывод о соучастии автора воспоминаний и его друга в преступлении. Оно очень напоминает историю, которая