Никто не придет - Евгения Грановская

Маша посмотрела на хрупкую фигуру старика и не удержалась от улыбки. Он заметил это и тоже улыбнулся.

– Я только с виду слабый, как тростинка, – произнес он веселым голосом. – А на самом деле я крепок, как сталь, вплавленная в кремень. Правда-правда. Позвольте представиться – Игорь Силович Тихонов. Я здешний врач, а по совместительству еще и глава поселкового совета.

– Маша, – представилась Любимова. – Так вы здесь «большой босс»?

Доктор Тихонов засмеялся:

– Не то чтобы «босс», но некоторый авторитет имею!

– Теперь я понимаю, почему майор вас послушался.

Маша огляделась:

– Почему на улицах так мало людей?

– Так все сейчас работают. Это только я, старый меланхолик и симулянт, могу позволить себе побродить по городку в рабочее время. – Тихонов чуть наклонился к Маше и пояснил, заговорщицки понизив голос: – Выбил себе поблажки из-за слабого здоровья. Но если честно – в последнее время чувствую себя просто великолепно. Только вы об этом никому – ни словом, ни намеком, договорились?

– Договорились, – вяло улыбнулась Маша.

– Я краем уха слышал ваш разговор с майором Воробьевым. Знаете, он человек неплохой, но бывает неоправданно жестким. Я бы не советовал с ним спорить.

– Этот ваш Воробьев задержал моего друга и отправил его в камеру, – сказала Маша. – Есть возможность вытащить его оттуда?

Игорь Силович вздохнул:

– Я попробую что-нибудь сделать. Но ничего нельзя гарантировать. Майор Воробьев в нашем поселке величина крупная. И почти не подконтрольная. Даже Рутберг ему не указ.

– Рутберг – это…

– Хозяин всего, что у нас есть – заводов, рыбного хозяйства и так далее.

Маша припомнила фотографию, скачанную из Интернета. Илья Львович Рутберг. Мультимиллионер. Импозантный, дорого и со вкусом одетый мужчина с внешностью пожилого киноактера.

– Но вас-то майор послушался, – сказала она доктору.

– О да! – засмеялся Тихонов. – Хотя, честно говоря, я и сам до сих пор не могу в это поверить. Думаю, я взял его неожиданностью и хладнокровным напором. Иногда, чтобы остановить разъяренного тигра, достаточно просто посмотреть ему в глаза – уверенно и спокойно.

– Вы и Рутбергу так в глаза посмотреть можете? – поинтересовалась Маша.

– Вот это уже вряд ли! – развеселился доктор Тихонов. – Не мой масштаб. Рутберг – не тигр, он кит. А вот его брат был тигром. Вернее – львом, поскольку звали его именно Лев. Лев Львович Рутберг.

– А кем был его брат?

– Ученым. Работал на стыке физики и физиологии. Занимался в своей лаборатории какими-то жутко умными вещами.

Они прошли еще немного.

– А вот и мои хоромы! – объявил доктор Тихонов, указав на дом, который ничем не отличался от других. Серый фасад, скучная простота и правильность линий, маленький садик из фруктовых деревьев, которые тоже казались какими-то хилыми и серыми.

5

– Проходите-проходите! – приветливо сказал доктор Тихонов. – Здесь вам будут рады!

– Спасибо, Игорь Силович!

Маша вошла в темный, небольшой холл. Тихонов закрыл за собой дверь и зычно крикнул:

– Лара, принимай гостью!

Пока Маша оглядывала холл (диванчик, столик, небольшой комод и вешалка), Тихонов наклонился к ней и негромко пояснил:

– Родители Ларочки были знакомы с Борисом Пастернаком. Они назвали ее Ларой в честь одной из героинь романа «Доктор Живаго».

Из глубины квартиры вышла невысокая, полная, пожилая женщина с приятными чертами лица, одетая в цветастый домашний халат. Темные, тронутые сединой волосы ее были по-мальчишески коротко острижены, синие глаза лучились добротой, на щеках играли ямочки.

Глаза женщины проворно пробежались по Маше, белое морщинистое лицо просветлело в быстрой улыбке, скупой и неожиданно сердечной.

– Добрый вечер! – поприветствовала она и протянула Маше обе руки.

Маша, немного растерявшись, пожала их и промямлила:

– Здравствуйте.

Лара выпустила руки Любимовой из своих пухлых пальцев, повернулась к Тихонову и проворковала с легким упреком:

– Не знала, что ты приведешь гостью, Игорь.

– Я и сам не знал. Пришлось отбить эту милую девушку у майора Воробьева.

– Ох, этот Воробьев, – вздохнула Лара. – Когда-нибудь он посадит в камеру свою собственную мать.

– Это верно!

Старики рассмеялись.

– Ларочка, – все еще посмеиваясь, обратился в жене доктор Тихонов, – эту милую девушку зовут Маша! Она журналистка из Москвы! Соорудишь что-нибудь на стол?

– Конечно! – Она снова взглянула на Машу. – Милая моя, как вы относитесь к оладьям с клубничным вареньем?

– Хорошо отношусь, – улыбнулась Маша.

– Ну, тогда милости прошу в гостиную. Оладьи и кофе будут готовы через пару минут.

Лара, приветливо улыбнувшись Маше, удалилась на кухню. Игорь Силович снял пальто, помог Маше снять ее светлый плащик (настоящий «Барберри»), аккуратно повесил на крюк ее шарф (нежный и легкий, как воздух, «Гермес», подаренный ей когда-то Глебом).

Маша увидела на шее у доктора элегантную красную бабочку. На фоне всеобщей однообразной серости, которую Маша успела принять как факт, эта щегольская красная бабочка выглядела почти вызывающе.

– Надо разуваться?

– Желательно. Я дам вам замечательные тапочки – моя Лара сама их шьет.

Тапочки действительно оказались замечательными – вязанные из разноцветных шерстяных нитей, мягкие, как кошачьи лапы, с белой меховой опушкой. Маша сама едва не мяукнула от удовольствия, когда надела это чудо на свои узкие ступни.

Гостиная, в которую провел Машу доктор, была обставлена просто и функционально, никаких изысков. Диван, стол, несколько стульев, сервант с посудой, книжный шкаф, небольшое кресло с деревянными подлокотниками. Стены были пусты – ни фотографий в рамочках, ни репродукций картин, ни гравюр, ничего такого, на чем можно было бы остановить взгляд.

Из радиоприемника, стоявшего на тумбочке, доносилась тихая музыка.

Маша посмотрела на корешки книг, аккуратными рядами стоявших за стеклянной дверцей книжного шкафа. Здесь было много русской и зарубежной классики.

– Любите читать? – спросил Тихонов, заметив, что она смотрит на книги.

– Люблю, – призналась Маша. – Но читаю не так много, как хотелось бы. Времени на книги совершенно не хватает.

– Понимаю. Это общая и главная беда нашей эпохи. – Тихонов вздохнул. – Крысиная беготня деловой жизни отнимает у нас все. Даже развлекаемся мы наспех. Но я, слава богу, из этой карусели выскочил. Когда доживаешь до моих лет, люди смотрят на тебя со снисходительным сочувствием и многое тебе прощают. Знаете, как это называется?

– Как?

– Предпенсионный возраст! Как будто ты подошел к некой невидимой черте, за которой кончается горизонт и начинается темная буферная зона, отделяющая тебя от вечной пустоты.