Красный сокол - Владимир Шморгун

Другое дело — подарки мадридской власти. Патефон Ибаррури доставляет удовольствие теперь всей эскадрилье. Он скрашивает напряженный ритм боевых вылетов и даже воодушевляет на ответный честный труд по отношению к дарителям.

А воевать республиканской армии становилось все труднее и труднее. Не хватало оружия, боеприпасов, боевой техники. На один «красный» самолет приходилось девять «черных крестов» противника. Италия и Германия беспрепятственно поставляли мятежникам по морю все необходимое вооружение, включая отборные войска наподобие итальянской дивизии «Черные перья» или немецкой эскадры «Кондор», хотя международные Женевские соглашения запрещали вмешательство во внутренние дела независимых государств. Приток добровольцев, сочувствующих Республике, не делал погоды в междоусобной войне. Только Советский Союз, формально соблюдая нейтралитет, старался секретно, под флагом торгового флота и международного «Красного креста», как-то поддержать республиканцев оружием. Но это был мизер по сравнению с тем, сколько поступало оружия мятежникам по морю, где республиканский флот бездействовал, а Италия с каждым днем все чаще попирала международные правила судоходства.

Усиливала свои позиции на полуострове и немецкая авиация. Особенно досаждали республиканцам бомбардировщики.

И вот два Ивана, Федоров и Косенков, решили разведать аэродром, откуда совершали массовые налеты обнаглевшие фрицы. Оба считались в группе самыми зоркими. Разведка есть разведка. В ней не положено вступать в бой по собственной инициативе во вред основному заданию. Решение пришло в голову им стихийно, и они вылетели без квалифицированного инструктажа.

Засекли одиночного «хейнкеля» и — к нему. Он тоже их заметил и повернул назад. К себе, значит. Казалось, чего еще надо? Следи за ним как можно скрытнее, и дело в шлеме. Так нет же. Косенков… Что ему взбрело в голову? Взял и напал. Скорее всего, руки зачесались, глядя на удирающего фашиста. Тот ощетинился своими пулеметами, и самопальный разведчик загорелся. Сгоряча и Федоров чуть не ринулся померяться силами, видать, с матерым волком небесной чащобы. Но сдержался. Решил прикинуться овечкой.

Пристроился параллельным курсом на безопасном расстоянии сбоку. Покачал крыльями, мол, ничего страшного: нападать не собираюсь. Поговорить надо. Да немцы и сами прекрасно знали, что пулеметы истребителей могут стрелять только вперед по ходу движения. Придвинулся еще ближе.

Немцы смотрят на Федорова, Федоров — на них. Показывает рукой на сердце, дескать, люблю, сдаюсь, «будь другом». Хочу за тобой. Покачал крыльями. По всей видимости, немцы клюнули на эту удочку. Случаи предательских перелетов испанских пилотов наблюдались с той и другой стороны. Так и подлетели к аэродрому в ущелье между гор.

Бомбардир отвернул в сторону для захода на посадку, а коварный истребитель — вниз и на бреющем полете выпустил длинную очередь из пулемета по выстроенным, как на парад, бомбовозам. Несколько машин загорелось.

На аэродроме все в шоке. А навстречу «ведущий» идет на посадку, газ убрал, шасси выпустил. Как миновать такую легкую добычу? Не утерпел стреляный воробей, врезал своему проводнику от всей души, еще и «спасибо» прошептал.

К этому моменту и охрана опомнилась, зенитки проснулись. Подожгли храбрую «мошку». Мотор отказал. К счастью, самолет успел перевалить через каменную гряду. Так что зенитчики не видели, как летчик вывалился из дымной кабины и спустился на парашюте в соседнее ущелье.

В месте, куда упал Федоров, едва раскрыв парашют, было тепло и сыро. Он еще раз поклялся впредь быть осторожным, благоразумным в выборе молниеносных решений, довольствоваться синицей в руках, а не ловить журавля в небе.

Страх очутиться в плену и разделить участь изрубленного Бочарова загнал его в такую глухомань, что он потерял все ориентиры, не видел куда, в какую сторону выбираться. Блуждая в предвечерних сумерках по развилинам горного кряжа, наткнулся на тот же разведанный аэродром, от которого стремился подальше уйти. От усталости, отчаяния свалился с ног.

Не стал подниматься: решил отдохнуть, успокоиться, а утром хорошенько осмотреться.

С восходом зари обнаружил, что находится недалеко от взлетного поля. У крайнего, готового к взлету самолета, с автоматом на шее стоит часовой, облокотившись на подкрылки.

Удача, как и промашка, любит риск.

Подкравшись поближе, пленник гор выяснил, что можно попытать счастья с другой стороны. В сознании живо воскресла картина недавно подбитого «хейнкеля», взятого «в клещи» ушлыми ребятами и приземленного на свою территорию соседнего авиаполка. Тогда он осмотрел каждый прибор, ощупал каждый рычажок в кабине пилота. Теперь такая же кабина ожидала его в какой-то сотне метров. Подполз еще ближе и в открытую пошел на цыпочках к самолету. Охранник обернулся на шуршание за спиной слишком поздно: пока тянул автомат из-за головы, тяжелая боксерская рука мастера спорта угодила рукояткой пистолета аккурат по голове.

Дальше все — как по инструкции для новичков: автомат в кабину и за рычаги. Взлетел под суматошный вой сирены и сразу, как только перелетел горный хребет, вниз, на бреющий полет, чтобы потеряться из виду.

На подлете к своему аэродрому его атаковали родные «чатос». Вынужденно снизился с выпущенными шасси до высоты кустарника и по прямой, через виноградники, плюхнулся на подстраховочную посадочную полосу возле аэродрома. Охрана с винтовками наперевес, механики с пистолетами на изготовке подбежали к застывшему чужаку, приготовились к штурму.

Иван шлем, надвинул на брови и руки вверх поднял для большей комичности. Ступив на крыло, рыкнул по-русски, с придыханием, с крепкой закорючкой после тирады:

— Вы меня, черти красные, на руках отнесите к своему Хулио, ядрена вошь! — Шлем сдернул и расплылся в улыбке: исхудавший, чумазый, с фонарем под глазами. — Чего стоите… мать вашу за ногу! Ну?!.

Первым узнал его механик Педро. Закричал от радости:

— Тю, Дьябло рохо! Мама мия! Мой кабальеро! Мой Жуан!

С того момента и прилипла к Федорову невольно вырвавшаяся из груди механика сочная кличка «Красный Дьявол», перекочевавшая из радиовещания в полк. А Пассионария потом лишь узаконила это прозвище в своих речах перед публикой.

Зато и охранители политической благонадежности на Родине, когда до них дошло донесение об этом невероятном побеге из гнезда «Кондора», записали угнанный бомбардировщик на свой счет с большой закорючкой возле фамилии угонщика.

Угнать самолет с военного аэродрома действительно мог только дьявол. Его стали бояться пилоты из вражьего стана.