Долгая заря (СИ) - Большаков Валерий Петрович

В разрывах облаков рябили свинцовые моря, желтели хребты, стелились шоколадные равнины с пыльными пустошами и черными зигзагами рек.

— Здесь должны отсутствовать резкие перемены климата, землетрясения или ураганы, которые нам пришлось так долго смягчать, — немного важничая, как будто изображая более солидного ученого, заговорил Лёша Комашко, он же Тор Лик, астрофизик и планетолог. — Если так, то на Тормансе жить легко!

— По-видимому, вы правы, — согласился Гриф Рифт, командир звездолета. Его мужественное, словно рубленое лицо затвердело в выражении хмурой заботы. — Но зачем же тогда Торманс? Может быть, состояние планеты не так уж плохо и учитель Фай Родис только воскресил миф прошлого? Говорили, что он чересчур смело наименовал планету, основываясь лишь на предварительных данных. Орбитальные демографические профили экспедиции цефеян показали численность населения порядка пятнадцати миллиардов человек. Оборот водной массы и характер рельефа свидетельствуют о невозможности процветания столь большого числа людей. Избежать голода можно, если на планете открыт или принят по Кольцу аутотрофный синтез пищи, минующий посредство организмов высшего порядка. С Великим Кольцом они не сообщаются, а отказ в приеме чужого звездолета целой планетой говорит о существовании замкнутой централизованной власти, для которой невыгодно появление гостей из космоса. Следовательно, эта власть опасается высоких познаний пришельцев, что показывает низкий ее уровень, не обеспечивающий должной социально-научной организации общества. Никто другой не ответил на зов звездолета цефеян. Это значит, что олигархический строй не позволяет пользоваться мощными передатчиками никому, даже в чрезвычайных случаях.

Грифа Рифта играл Александр Бухаров — в гриме, в полном костюме астронавта, то есть легкой куртке со стоячим воротником и свободных брюках, он выглядел достаточно брутально — «капитан, обветренный как скалы».

— В таком случае, на планете имеет место подавление индивидуальных интересов, ведь звездолет — такое событие, на которое должны были откликнуться миллионы людей. — Вертикальная морщина легла между бровей Фай Родис. — А из истории планет известно, что такая система всегда совпадает с научной отсталостью и техническим регрессом…

Инна, вошедшая в образ Чеди Даан, социолога-лингвиста, живо воскликнула, еле сдерживая молодое нетерпение:

— Кин Рух прав! Огромное население без ускоренного прогресса быстро истощит ресурсы планеты, ухудшит условия жизни, еще ослабит прогресс — словом, кольцо замкнулось!

— Подобными словами мой учитель обосновывал свое наименование планеты, — согласно наклонила голову Фай, послав Чеди легкую улыбку, — ибо мучение людей по формуле инфернальности в таких условиях неизбежно.

— Вы подразумеваете старую формулу или ее новую разработку, данную Кин Рухом? — деловито осведомилась Чеди.

— И то, и другое, — дрогнули губы Фай. — Теория выдвинута и названа одним философом и ученым ЭРМ.

— Я знаю, — быстро ответила Чеди Даан, — это был Ефремов, живший в пятом периоде!

— По-моему, — шепнул я Павлову, — в романе был указан Эрф Ром.

— А, по-моему, — ухмыльнулся автор сценария, — я перевел правильно! Тс-с!

— … Обсудим теорию позднее, — мягко сказала Фай. — Став спутником Торманса, мы сможем наблюдать его жизнь. А сейчас разделимся на две группы. Каждый будет готовиться к многогранной просветительской деятельности, которая ждет как остающихся охранять «Темное Пламя», так и тех, кто ступит на запретную почву планеты.

— Но если они снова не захотят? — вскинул бровь Див Симбел, что придало его смуглому, чеканному лицу мефистофельское выражение.

Неласковая улыбка тронула губы Фай.

— Я придумала прием, который откроет нам доступ на планету.

— Кого вы возьмете из команды корабля? — заинтересованно спросил Соль Саин, инженер-вычислитель.

— Кроме меня и трех специалистов экспедиции, то есть Чеди, Тивисы и Тора, необходимы врач, технолог и вычислитель высшего класса, владеющий методами стохастики. — Голос Фай Родис, как будто в попытке устранить личные пристрастия, зазвучал в официальной тональности. — В качестве технолога высадится Гэн Атал, обязанность которого по броневой защите корабля возьмет Нея Холли, вычислителем будет первый астронавигатор Вир Норин, а врач — она у нас одна.

— Благодарю, Фай! — пропела Талия в роли Эвизы Танет, врача Звездного Флота, и послала воздушный поцелуй. Она для полного соответствия образу даже волосы хной перекрасила в огненно-рыжий цвет…

Вир Норин — его играл Даниил Страхов — обрадованно кивнул, не сводя с начальницы экспедиции глаз, и легкий румянец окрасил его щеки, бледные от напряженной работы последних месяцев в тесных отсеках корабля. Гэн Атал лишь плотно сжал тонкие губы.

— А как же я? — недовольно воскликнула Настя, по-моему, лет с семнадцати вошедшая в сексуальный образ Оллы Дез, инженера связи. — Я подготовилась к высадке и нахожусь в самой лучшей форме! Я думала, что тоже смогу выполнять двоякую роль исследователя и демонстратора! Показать Тормансу пластические танцы…

— И вы покажете, Олла, несомненно… — возразила Фай, пряча улыбку в ямочках на щеках. — Через экран нашего корабля. Вы нужны здесь — для связи с личными роботами и отдаленной съемки. Впрочем, если всё будет благополучно, то каждый из нас станет гостем Торманса.

— А пока расчет на самое худшее, — поморщилась Олла Дез.

— На худшее, — усмехнулась Фай Родис, — но не самое…

— Стоп! — крикнул режиссер, что сидел на краешке стула, напряженный, весь подавшийся к съемочной площадке. — Снято!

— Перерыв, товарищи! — огласил его ассистент, худой и длинный парень. Определение «высокий» или «рослый» к этому дрищу-очкарику не подходило никак.

Мы с Павловым спустились со своего насеста. Мне перепал Ритин поцелуй, а Сергею Иванычу досталась лишь беглая улыбка. Но он и той рад был.

Николай Ричардович подошел, отпыхиваясь, и крепко пожал мне руку.

— Как будто мешки тягал с картошкой! — нажаловался он. — Уф-ф… Ваша Рита — просто чудо какое-то! — режиссер глянул на «четырех граций», оживленно щебечущих с Жанкой и Аней Самохиной. — Нет, правда! Я помню ее в роли Литы Сегаль, вышло бесподобно, но все же Гайдай загрубил образ, не дал раскрыться в Маргарите ее драматическому таланту, а он таков, что пугает меня… Да! — он развел руками. — Я чувствую порой собственную беспомощность… Помню, как папа ругался, и клялся, что больше ни за что не станет возиться с актерами-детьми! «Москва — Кассиопея» вымотала его. А тут… Взрослая, красивая женщина… Она всё понимает с полуслова, и не играет даже, не перевоплощается… Рита — живое воплощение Фай Родис! Вот так смотришь иногда — и немеешь. И декорации кажутся реалом! Эх, сюда бы режиссера покруче…

— Нормальный вы режиссер, — утешил я Викторова. — Если хотите знать, то ваши сомнения в собственном таланте даже успокаивают — значит, думаю, не зазвездился, не упокоился, а готов расти! Лично мне очень понравилось, как вы «осовременили» отцовскую «Через тернии к звездам», как вписали графику и прочие спецэффекты. Получилось круто!

Режиссер слабо, хотя и довольно улыбнулся.

— Так это не моя заслуга, а Натальи и ее «Исидис»! А я так, с боку припека… Даже пошутить на экране по-отцовски не умею!

— Николай Ричардович, — серьезно заговорил я, — ваш отец лучше всех снимал кинофантастику. И даже его ирония была уместна. Но где? В «Отроках во вселенной»! Согласитесь, что шуточки неприменимы к «Часу Быка», там слишком много горькой, страшной правды. Лишь кое-где можно улыбнуться… Хотя бы в той сцене, что в заповедном лесу, по дороге в Кин-Нан-Тэ — там Гэн Атала призывают к действию, а он с сожалением смотрит на свою уютную надувную подушку. Не дают, мол, покоя! А так… — я пожал плечами. — Понимаете… Для меня ваш фильм не только и не столько киношедевр, сколько наглядная агитация. Плоско, да? А вы представьте себе то множество юных, неокрепших мозгов, что увидят, впитают вашу картину! Да она просто обязана стать «эпохалкой», иначе я не дождусь никакого воздействия на тех, кто готов к Подвигам Геркулеса!