Тринадцатая редакция - Ольга Лукас

В кабинете Джорджа, а точнее, в маленькой комнатке неподалёку от служебного входа в клуб, почти ничего не изменилось, только над письменным столом зачем-то балалайку повесили. Но вот сам Джордж – страшно было представить, к какому психотропному излучателю он по неосторожности подошел и насколько обратимы последствия этого облучения. В последние годы Джордж взял привычку бриться налысо, чтобы выглядеть брутальнее, но всё равно имел ухоженный, а временами даже холёный вид и на грубого мачо никак не тянул. Теперь же этот владелец модного клуба перестал бриться. А также стричься и причёсывать волосы. Но этого мало: вместо привычной футболки с какой-нибудь неприличной надписью на английском языке Джордж облачился в рубашку на пару размеров больше, чем требовалось, и перепоясал её ремнём на русский народный манер. Приглядевшись к бороде и причёске, а также к совершенно неуместной балалайке, Дмитрий Олегович начал понимать, какая беда постучалась в этот дом несколько месяцев назад.

– Добро пожаловать, друг любезный! – нараспев произнёс хозяин, выпрыгивая из-за стола навстречу гостю.

– Ты и по обеденным залам в таком виде ходишь? – поинтересовался любезный друг, уворачиваясь от троекратного лобызания.

– Нет, мне там делать нечего. В этой чуждом русскому духу атмосфере. Ну, рассказывай, кто за тобой гонится на этот раз?

– Да нет уж. Пожалуйте сначала вы.

Вероятно, от тоски по бесшабашным школьным годам и милым проделкам своего друга, ставившего на уши чуть ли не весь район, Джордж решил вступить в тайную организацию. Она была настолько тайной, что даже Дмитрий Олегович слышал о ней впервые. Организация называлась «Народный покой», и её девиз был такой – «Оставьте русский народ в покое!» Народопокойцы понемножку взяли от разных партий и объединений – в меру своих скудных исторических познаний, а их лидеры при ближайшем рассмотрении больше всего напоминали мелких жуликов. Как он нашел этих молодчиков и, главное, зачем с ними связался, Джордж объяснять отказался, заявив, что такова была его воля – и точка. Из чего Дмитрий Олегович сделал вывод, что эти молодчики сами нашли его и заманили в свои сети разными анархическими призывами, отдалённо напоминающими его, Димкины, манифесты.

Перемены коснулись не только внешнего облика, но даже имени Джорджа. Теперь его надлежало звать не иначе, как Егорий.

– А это у нас зачем? – мягко поинтересовался Дмитрий Олегович.

– Глупо, согласись, русскому человеку называться нерусским именем, – пояснил Джордж.

– Ты бы для начала кабак свой переименовал, что ли, последовательный ты наш. В «Стрелецкую горницу», например. А? Какова бизнес-идея? Кстати, кроме шуток: ты-то как раз мог бы оформить заведение так, чтоб никаких матрёшек и лаптей, и при этом все бы за версту чуяли народный дух.

– Эта мысль уже приходила мне в голову. Переименую. Переделаю. Как только наши победят, сразу переименую. Сделаю блинную-пельменную, буду квас подавать да мёд хмельной, и не по грабительским ценам, а по истинно народным. Сам за стойкой встану, сам буду гостей привечать.

– Как тебя угораздило-то? – с жалостью поинтересовался Дмитрий Олегович. Надо же – стоит оставить ребёнка одного, и он тут же влипает в историю.

– Я был избран! – гордо объявил «ребёнок». Себя он считал героем, революционером и был уверен, что Димка, этот наймит мирового капитала, ему просто завидует.

– А штаб-квартира вашей удивительной организации находится, конечно, в многострадальном Мутном доме?

– Не такой уж он и многострадальный, – не стал отпираться Джордж. – Так, погоди, а откуда ты знаешь про штаб-квартиру? Какая гадина проболталась?

– И платишь за весь этот пир русского духа тоже ты, – неумолимо продолжал его друг, – потому что был избран.

– Я могу себе позволить помощь товарищам по партии! – вскинулся Джордж. – В конце концов, они меня хотя бы не перебивают и всегда готовы выслушать, а ты носишься по своим секретным делам, всегда сваливаешься как снег на голову, вот как сегодня, и начинаешь надо мной издеваться.

– Это твой крест, – развёл руками Дмитрий Олегович. – И ты, как истинно русский герой, должен смиренно его влачить. Хайр, кстати, тебе очень идёт, придаёт всему облику такой небрежно-отстранённый вид. Вернее, будет придавать, когда ты сбреешь с лица эту ужасную поросль и переоденешься хотя бы в тот аляповатый халат с драконами, который ты носил в мой прошлый приезд.

– Халат, любезный друг, я отдал тебе. Тогда он почему-то не казался тебе аляповатым. А ты его, наверное, оставил в первом же гостиничном номере?

– Нет, подарил какой-то славной проститутке. Ну, не знаю, купи себе другой халат. Давай я куплю тебе халат, или не халат, а наоборот – пижаму; ну или, скажем, обычный, строгий костюм – понимаю, что это скучно и совсем не революционно, но мне стыдно рядом с тобой находиться, понимаешь? А если мне стыдно, то другим каково? Ты хотя бы стираешь иногда это рубище?

– Разумеется. Домработница следит за этим.

– Узнаю старого друга! Ты и на баррикады с домработницей полезешь? Чтобы, значит, если рубашечку чей-то чужой кровушкой забрызгаешь, было кому её моментально почистить?

– Узнаю старого друга! Когда я буду умирать у тебя на руках, ты тоже будешь надо мной издеваться?

– У меня на руках ты умирать не будешь, – серьёзно ответил Дмитрий Олегович. – Я уж постараюсь на этих самых руках дотащить тебя до реанимации. А потом сделать всё, чтобы ты не умер. Но до этого, кажется, ещё далеко, поэтому вернёмся к твоему новому имиджу. Что бы ты ни носил, как бы тебя ни называли твои товарищи по партии – хоть Велеславом Храбрым, хоть Мудромыслом Сильномогучим, – а для меня ты был и останешься Джорджем. Я уже привык к этому парню и не хочу знакомиться с каким-то подозрительным незнакомцем. Не доверяю я товарищу Егорию, ты уж меня прости.

– Тогда нам не о чем разговаривать.

– Хорошо. Значит, я обрею тебя молча.

– Сударь, я сейчас охрану вызову.

– И велишь выпороть на конюшне, да? Или сразу затравишь ручными медведями? Слушай, ты определись сначала, кто ты у нас есть – человек из народа или благородный господин, а то у меня в глазах рябит. Впрочем, это, возможно, от голода.

– Ой, ты же с дороги, правда, – спохватился Джордж. – Ну-ка, давай мы сейчас прокрадёмся на кухню и спросим там у ребят, что они нам сегодня предложат.

К вечеру борода была торжественно сбрита, на смену «рубищу» пришли джинсы и футболка без каких-либо надписей, но Джордж оставил за собой право поддерживать «Народный покой» не только морально, но и материально. Знал бы его папа, на что идёт часть доходов от ресторана, – приехал бы и прикрыл эту лавочку.

Ещё через несколько дней, прогуливаясь по коридорам Мутного дома в поисках лёгкого носителя, Дмитрий Олегович наткнулся на одного из лидеров «Народного покоя». Тот отстал от своих товарищей, отправился на поиски ближайшего туалета и заблудился в лабиринте расходящихся коридоров. Господин Маркин вызволил его из затруднительной ситуации и помог выбраться из здания. По дороге Костыль успел пожаловаться на безденежье и на должников, которых бьёшь-бьёшь, а всё без толку, денег у них от этого не прибавляется. Шемобор решил, что это, должно быть, знак, и пообещал народопокойцу исправить ситуацию: если тот будет столь любезен, что познакомит его хотя бы с одним должником. Когда дело касалось прибыли, Костыль забывал все свои мелкие уголовные замашки и в самом деле становился неимоверно любезным. Разумеется, товарища Егория в свои планы они посвящать не стали.

Подписав договор с беднягой-студентом, Дмитрий Олегович пожелал себе больше никогда не иметь дела с этими громилами и отправился в «Квартиру самурая». Обнаруженный в своём кабинете Джордж был практически европеизирован. Ничего в нём уже не надо было менять – только следовало всё же отучить пить самогон среди бела дня.

– Присоединяйся или проваливай, а кайф не ломай, – сказал владелец модного ресторана, опрокидывая рюмашку и закусывая хрустким огурцом.

– Кайф – это разве русское слово? – невинно поинтересовался Дмитрий Олегович.

– А ты не задумывайся. Наливай и пей, – заявил Джордж. – Гнал я, лично. Рецепт из Википедии взял.

Так, начинается, старый друг снова хочет втянуть его в запой. На этот раз не бывать тому, потому что… ну, попробовать-то эту… википедиевку… хотя бы можно?

День клонился к вечеру, на улице уже достаточно стемнело, а Маша всё не звонила. «Интересно, почему меня это так беспокоит? – недовольно размышлял Дмитрий Олегович. – Вас это беспокоит, доктор? Вы хотите об этом поговорить?» Но поговорить с самим собой ему в этот раз не удалось. В отдельный кабинет, в котором они с Джорджем неспешно дегустировали в самом деле очень удачный истинно народный самогон, не то чтобы вбежал или ворвался – не того уровня заведение, – но всё же излишне резво вошел один из менеджеров.