Путешественница - Линн Керланд

Генри довольно долго изучал карту в полном молчании. Уильям подозревал, что дядя мысленно оценивал наличие у Уильяма ума… или отсутствие такового.

— Возвращение в Шотландию будущего, — задумчиво прочитал Генри. — Подходит для любого века.

Он посмотрел на Уильяма.

— Шутка?

— Глупейшая.

— Кто твоя жена, Уильям?

— Она не из тех, кого следует пытать и четвертовать[2], дядя.

Генри, казалось, задумался, потом коротко улыбнулся.

— Как скажешь. Итак, ты намерен отправиться вот в эту, обведенную красным кругом, местность?

— Да.

— И что ты сделаешь, оказавшись там?

— А как вы думаете, дядя?

— Я думаю, это безумие, Уильям.

— Скорее всего.

— Тебе не следует отказываться от своей крепости, племянник.

Уильям сделал глубокий вдох.

— Позаботьтесь о моем священнике, если вам угодно, и о моем оруженосце. Если я пришлю вам известие, что нашел место, которое могу назвать своим, отправите их ко мне. Если нет — пожалуйста, позвольте священнику прожить свои оставшиеся годы здесь. И отдайте Редесберн Питеру.

Генри посмотрел на него, потом покачал головой, поджав губы.

— Думаю, что во всех этих своих странствиях, ты набрался причудливых идей, парень, но будет так, как ты пожелал. И да, я бы сказал, что это поблизости от Фальконберга. Ты знаешь, как там обстоят дела?

— Нет. А должен?

— Знай, что им владеют представители рода Брэкволд.

— Это не там ли был пожар?

— Был, ужасный, и забрал с собой последнего из линии Фальконберг. Молодой Брэкволд отстроил главный зал. Ходили слухи, что его старший брат и устроил этот пожар, после чего погиб с ножом в спине. Только святые знают, кто это сделал. Тем не менее, полагаю, ты можешь рассчитывать на пристойный кусок за столом и, возможно, даже на кровать, если хорошенько попросишь.

— Спасибо, дядя.

— Когда ты планируешь уехать?

Уильям улыбнулся и потянулся.

— Через день или два. В той спальне в башне у вас замечательные матрасы из гусиного пуха, милорд, и я не испытываю никакого желания оставлять их.

— И я накрываю прекрасный стол.

— Да, и это тоже, — Уильям поднялся. — Спасибо, милорд. За все.

Генри отмахнулся от его слов.

— Ничего такого, чего бы я ни сделал для брата.

Если сидение на его любимом стуле и не лишило Уильяма самообладания, то последняя фраза Генри определенно это сделала. Уильям покинул дядю до того, как тот успел заметить слезы в его глазах.

Они уехали месяц спустя. Уильям старался убедить себя, что им необходимо уехать как можно скорее, но не смог этого сделать. Он проводил часы, прогуливаясь по тропинкам, по которым бегал в молодости, вновь переживая моменты, проведенные с дедом, запечатлевая в своем сердце виды, запахи и звуки родного дома.

Довольно часто в этих небольших прогулках к нему присоединялась Джулианна, но столь же часто она оставалась позади. В таких случаях он непременно находил ее в компании своей тети: Джулианна просто засыпала бедную женщину вопросами. Тетя отвечала на все вопросы его жены с безграничным терпением. Впервые увидев это, Уильям тихо рассмеялся. Иногда он подозревал, что тетя боялась подтолкнуть Джулианну к скрытой пропасти безумия, если не будет ублажать ее. Если она и думала, что с его леди не все в порядке, то никак не показывала этого. А в утро их отъезда тетя подарила Джулианне сумку, полную различных женских мелочей: от черенков из своего сада до всевозможных ниток, иголок и тканей.

Джулианна — вероятно, к сильному облегчению его тети — приняла все это в ошеломленном благодарном молчании.

Они путешествовали в относительной роскоши, все лошади, в том числе и вьючная, были нагружены по полной таким количеством вещей, какое Генри удалось им навязать. Не будучи уверенным, куда их заведет путешествие, Уильям согласился взять все это, постаравшись не обращать внимания на ощущение неловкости от подобной благотворительности. Он был слишком стар для такого количества подарков, но, как ему было известно, это обеспечит их на довольно длительное время.

Это — и мешки с золотом, свешивающиеся с его седла и звенящие подобно молоту о наковальню при каждом ударе копыт.

Так что Уильям держал в руках заряженный арбалет все время путешествия уверенный, что их богатство станет лакомым кусочком для всевозможных бандитов в сельской местности. Вдобавок к его беспокойству Джулианна несколько раз останавливала их, говоря, что слышит, как кто-то едет вслед за ними.

Однако Уильям ничего не слышал, поэтому оставлял слова жены без внимания, так же, как и ее увлеченность подарком его тети, в котором она копалась при первой же возможности.

Чтобы добраться до Фальконберга, им потребовалось гораздо больше двух недель. Они путешествовали без спешки, и Уильяму было интересно, не являлось ли нежелание Джулианны отражением его собственного.

Что если карта не верна?

— Это здесь, как ты думаешь?

Голос его леди-жены мгновенно вывел его из задумчивости. Он посмотрел на нее и усмехнулся.

— Фальконберг? Ага, но думаю, мы не будем беспокоить лорда ради возможности переночевать. Вне всяких сомнений, он пошлет кого-то, чтобы узнать, кто мы такие, и мы дадим ему те ответы, которые он пожелает услышать. Хотя я не буду против того, чтобы очутиться внутри этих стен уже сегодня вечером. — Он разрядил свой арбалет и повесил его поверх седельной сумки. — Давай поищем место для лагеря и посмотрим, сможем ли мы выглядеть как можно более безобидными.

Она кивнула и осадила своего коня.

Потом замерла.

— Уильям, посмотри.

Он проследил за тем, куда она указывала и почувствовал, как волоски на его шее встали дыбом.

Там, не более чем в десяти шагах от них, был круг. Круг фэйри, как называли его некоторые люди. Круг из цветов, с нетерпением раскрывших свои лепестки, словно желая заманить ничего не подозревающую душу в свою середину.

— Святые угодники, — сдавленным голосом удалось выговорить ему.

— Ты все еще хочешь пойти?

Он с трудом сглотнул.

— Ага.

— Тогда, давай сделаем это сейчас, — проговорила она, слезая с лошади. — Думаю, нам надо поторопиться.

Ее нетерпение передалось и ему. Он тоже спешился и повел своего коня и вьючную лошадь к кругу. Джулианна следовала за ним. Ее лошадь вошла всеми четырьмя ногами в круг, когда он услышал треск ветки.

А потом раздался звук чего-то более смертоносного.

Он инстинктивно обернулся на звук вставляемого в арбалет болта. Наверное, один из слуг Фальконберга…

И замер от представшего перед ним зрелища.