Трое суток норд-оста - Владимир Рыбин

- Деньга, - сказал Доктопулос.

- Фирма на расходы не поскупится. - Гошка вытряс карманы, отсчитал двести рублей.

- Еще.

Гошка посмотрел на Кастикоса. Тот, будто ничего не слышал, царапал вилкой скатерть.

- На, грабь. - Он кинул через стол несколько червонцев.

Доктопулос разгладил их, накрыл широкой ладонью.

- Еще...

- Черт черномазый!

Гошка пометался глазами, затравленно оглядываясь, кинулся к Вериному столику, достал коробочку, выложил на стол золотое кольцо - давний подарок матери. Когда грек черными пальцами сцапал кольцо, в Гошке шевельнулось что-то похожее на жалость. Но он отогнал это чувство. "Простит Верунчик, все простит..."

- Ясас, - сказал Кастикос, поднимая рюмку и улыбаясь во весь рот. Ваше здоровье. Эндакси...

У дверей нерешительно тренькнул звонок. Гошка вздрогнул, на цыпочках пошел в прихожую.

- Кто? - спросил он, когда звонок затрещал второй раз.

- Вера дома?

- Счас, минуту. - Вбежал в комнату, схватил со стола черную бутылку с недопитым коньяком, пару рюмок и плотно закрыл за собой дверь в комнату.

На лестничной клетке стоял знакомый прапорщик в зеленой фуражке, виновато улыбался, теребил маленький букетик алых гвоздик.

- Верунчик ушла ночевать к подруге, - сказал Гошка, многозначительно стукая рюмками о бутылку. - Велела нам выпить за ее здоровье.

- У вас гости? - спросил прапорщик.

- Свои... собрались.

- Почему же Вера ушла?

- Я ее сам попросил.

- Чтобы она не увидела ваших друзей?

- Не дай бог, вы с Веркой поженитесь, - сказал Гошка, все еще позванивая рюмками. - Вдвоем вы меня до смерти завоспитываете.

- Вера знает, кто у вас?

- Давайте лучше выпьем. Коньяк - во всем городе не найдешь.

- Мне на службу, - сухо сказал прапорщик.

До Гошки вдруг дошло, что служба его в том и состоит, чтобы следить, как бы кто незаконно не переступил границу у пирса.

- Кто же уходит в норд-ост?

Гошка трезвел, и лицо его, и пальцы рук холодели от испуга.

- Уходят.

- "Тритон"?

- "Тритон", - сказал прапорщик, внимательно посмотрев на Гошку. И повернулся, и неторопливо пошел по лестнице, помахивая гвоздиками на длинных гибких стеблях.

Гошка почувствовал себя, как в тот раз, когда его выгоняли с судна. Только в тыщу раз хуже. Тогда он еще не верил в безвозвратность. Теперь знал: выхода нет. Он был в мышеловке. Как ни притворяйся пьяным, этот контролер узнает. Гошка представил, как его выволакивают с судна. Вспомнил сразу все свои грехи - таксиста, брошенного на берегу, журналы с "веселыми" картинками, Верино кольцо, отданное греку, и ему стало до слез жаль себя. Но жалость тут же странно перекувырнулась, превратилась во что-то раздражающе злое, застлавшее глаза багровой мутью.

- А-а! - закричал он и, прыгнув, изо всей силы ударил темной бутылкой по зеленой фуражке.

Прапорщик обмяк, словно из него разом вынули все кости, и рухнул на ступени. Торопясь и задыхаясь, Гошка стащил его по лестнице, засунул за старый запыленный сундук.

- А ну раздевайся! - крикнул Доктопулосу, вбегая в комнату. И выругался грубо и длинно.

Он торопливо натянул чуть тесноватую в плечах куртку грека, выставил на стол еще бутылку водки.

- Пей, спи, делай что хочешь, но сиди тут...

Кастикос и Франгистас стояли у стены, с интересом смотрели, как Гошка мечется по комнате, сует в карманы все подряд из шкафа, из туалетного столика под зеркалом.

- Пошли. Задача ясна? - Он нервно засмеялся, подхватил греков под руки, как лучших приятелей, и потащил их к двери.

- Эндакси, - удовлетворенно сказал Кастикос. - Все, порядок... это...

На лестнице Гошка подпрыгнул, ударил кулаком по лампочке, потом в полной темноте нащупал замочную скважину, стараясь унять нервную дрожь в руках, вставил ключ и запер дверь на два оборота...

X

- ...Разрешите обратиться по личному вопросу?

Начальник пограничного КПП полковник Демин поднял голову, увидел в дверях старшину второй роты.

- Посоветуйте, в какой цвет красить стены в казарме?

- Разве это личный вопрос?

- Так спор вышел, товарищ полковник. Некоторые наши офицеры говорят: казарма есть казарма, - ничего лишнего. Но ведь это дом солдатский. Я книжку одну читал, там говорится, что от цвета зависит настроение.

- Вот и красьте, раз читали.

- Да-а, - растерянно сказал старшина. - А потом вы скажете: не КПП, а балаган, каждое подразделение - в свой цвет.

- Может, и скажу, - согласился Демин. И улыбнулся: - Ладно, посмотрю.

Он снова пододвинул бумаги, над которыми работал до прихода старшины, но через минуту отложил ручку: вопрос о казарме - солдатском доме - все висел перед ним, поворачивался разными гранями.

Что это такое - казарма? Как-то Демин заглянул в толковый словарь и ужаснулся: "казарменный" - это "неуклюжий, грубый...". Прошлое жило в семантике слов. Хотя казарма давно уже стала просто общежитием, где живут здоровые, добродушные, остроумные парни, отличающиеся от всех остальных особой дисциплинированностью и еще готовностью в любой момент выступить с оружием в руках на защиту Родины.

Вот тогда-то он впервые и задумался о круге своих обязанностей. Есть ли рамки у этого круга? Решил, что нет, потому что подчиненных интересует все. А вслед за этим встал другой вопрос: что главнее в его работе организация непосредственной службы или, может, воспитание людей, тех, кто несет эту службу?..

Прежде такие вопросы не вставали перед ним. Но потом - возраст сказался или опыт - Демин все больше осознавал исключительную роль армейской службы для воспитания молодежи.

Как это вышло, что армейская служба - труднейший и издавна не слишком почитаемый период в жизни людей - приобрела благородные свойства школы, школы мужества? Оздоровляющей и физически и морально.

В давние времена сама жизнь с ее опасностями заставляла мужчину становиться мужчиной. Физическая слабость, робость, нерешительность, отсутствие выдержки и терпения - все это считалось стыдным для мужчины. Теперь идет по улице хлипкий паренек в женской косыночке на плечах и не стыдится, нервничает, как избалованная дамочка, по каждому пустяку и не краснеет. "Феминизация" - пишет "Литературная газета". Это не феминизация - сплошное безобразие - женоподобные мужчины и мужеподобные женщины. Говорят: времена меняются, теперь сила проявляется не в игре мышц, а в шевелении мозгов. Врут! Какое шевеление мозгов у тех хлюпиков в цветастых кофточках, что топчутся на брусчатке улиц? Ни поспорить по-мужски, ни даже подраться. Разве что в спину ударить.

Где теперь учат мужественности? В школе одни учительницы. В вузах вся цель жизни - отметка в зачетке. В спортивных клубах? Но там сплошь рекордомания, поиски исключительности, что-то вроде выставочных залов для будущих чемпионов... Вот и получается, что едва ли не единственный, поистине массовый институт морального и физического оздоровления армейская служба. Особенно заметно это по санчасти. В первые месяцы молодые солдаты бегают туда чуть ли не ежедневно. На втором году в санчасть не ходят. Куда же деваются болезни, хилость, трепет за свое здоровье?..