Святые койоты (СИ) - Мэй Ода

— Вы согласны? — Куратор обратился ко всем присутствующим. — Вы все так считаете? То, о чем мы с вами говорим, что говорит любой из вас, — это все не должно покидать этих стен?

— Да! Разумеется! Конечно! Да! — хором заговорили ребята.

— А если кому-то из вас действительно нужна помощь?

— Так мы сами и поможем! — отозвался Калеб.

— Вы? На прошлом занятии вы доказали, как ненавидите друг друга. Высмеиваете, унижаете и вам нравится это. А некоторые из вас вовсе не понимают своей вины, — мистер Андерс посмотрел на Аманду, но та совсем не поняла, что последние слова адресованы ей.

А вот Калеб покраснел. Всю эту неделю он ждал среды, чтобы увидеть девушку, так усиленно маскирующуюся под мальчика изгоя, услышать, что она будет говорить, чтобы высказаться самому, чтобы постараться понять что она думает, чем она живет, что происходит в ее голове. Чтобы сказать ей свое имя.

За всю свою жизнь Калеб так привык играть роль, которая от него требовалась, что совсем забыл, что у него есть чувства. Его собственные.

Он жил футболом — ведь в этом он был действительно хорошо. Даже когда тренер орал: «Калеб, мать твою! Ты совсем идиот?! Я высеку тебя за такую игру!» — он чувствовал себя счастливым.

«Неужели ты всерьез думаешь, что сможешь сделать спортивную карьеру? Калеб, не будь глупцом. Все давно решено, говорить больше не о чем!»

Это отец сказал ему в шестнадцать и больше Калеб не поднимал вопрос касательно спортивного будущего. Кем он может стать? Вторым Бекхемом или Роналдо? Маловероятно, но вот самым заурядным защитником, играть в сборной своего города и заниматься при этом тем, что нравится — да, именно об этом он и мечтал. В шестнадцать он понял, что мечты не имеют ничего общего с реальной жизнью.

Он спортсмен, который не парится об успеваемости, потому что хорош в футболе; в его дом на ужин приглашаются известные политические и общественные деятели; его будущее предрешено статусом отца и благонадежностью матери.

Он абсолютно не способен поддержать ни один серьезный разговор, сказать умную вещь или искрометно пошутить, но он так усиленно старается произвести впечатление если не умного, то хотя бы воспитанного и скромного юноши. Только бы не наткнуться на разочарование в глазах матери, этого он насмотрелся на годы вперед. Нужно улыбаться, стараться чтобы стол не гремел звенящим сервизом на белоснежных скатерти от Тиффани из-за его огромных неуклюжих коленей, не перепутать вилку для салата с десертной, и мысленно отсчитывать каждую секунду до окончания своего притворства.

И когда Пиппа на прошлом занятии рассказывала свою версию подверженности человека изменениям, сама того не подозревая, она затронула так глубоко сидевшую боль, что теперь ее не спрятать во льдах, не запереть в башне.

Ненависть.

Отец должен гордиться. Его репутацию нельзя опорочить. Мать должна услышать сдержанную похвалу о сыне.

Он должен. Он должен.

Среди всего этого успеха, богатства и беспечных друзей он чувствовал себя непомерно одиноким, глухонемым кашалотом, бесцельно плавающим в просторах мирового океана. Он никого не слышит, и никто не слышит его.

— Не путайте нас с шестерками. Мы не идеальные, послушные и, — Лео посмотрел на Молли, — порядочные мальчики и девочки. Вы и сами это знали. Но мы бы ни за что не стали бы болтать кому-то о том, что здесь рассказываем друг другу. Ни родителям, ни директору, ни одноклассникам, ни тем более каким-то высококвалифицированным специалистам. Это правило Койотов — мы не придаем своих! Это наш кодекс чести. А если бы и возникла какая-нибудь ситуация, то мы бы обсудили это здесь, при всех, или по крайней мере с вами, раз вы назвались нашим помощником. Но оказывается это пустые слова.

— Вы можете дать мне слово?

— Какое слово? — никто ничего не понял.

— Можете ли вы дать слово, прежде всего себе и каждому здесь, что все, о чем мы говорим никогда не коснется чужих ужей и что впредь вы будете относиться с пониманием друг к другу.

— А какой в этом смысл? Вы уже предали Пиппу. Она доверилась вам, а вы взяли и отправили ее к настоящему психиатру. Ей нужен друг, а не мозгоправ! — Калеба вновь захлестнула волна несправедливости и потери.

— Вы так думаете?

— Вы же сами сказали.

Мистер Андерс улыбнулся:

— Я сказал состояние Пиппы меня тревожит, и поэтому я обратился за помощью к своему коллеге — практикующему врачу из клиники недалеко от Бридж-тауна. Все остальное — вы додумали сами. Я не называл ему имен, лишь в общем описал то, что меня беспокоит. И если честно, беспокоит меня совсем не Пиппа. Я хотел выяснить насколько вы, ребята, понимаете всю серьезность и ответственность за свое поведение на этих уроках.

— Вы что использовали нас? — возмущался Алекс.

— Не сравнивайте себя с туалетной бумагой мистер Рид. Никто вас не использовал, это часть сегодняшнего занятия.

— Но тогда, — до громилы наконец начали доходить слова учителя, — где Пиппа?

— Подойдет с минуты на минуту. Я просил ее прийти к концу урока. Очень прошу вас ничего ей не рассказывать. Проигранная ситуация нацелена была не на Пиппу, а на вас. Я рад, что вы это поняли. И рад был услышать вашу позицию.

— Ага, а некоторые просто отмолчались, да монашка?

Все повернулись на Молли. И действительно, почему она ничего не сказала? Потому что опоздала, была не в настроении, или потому что все ее мысли занимал Скай и чертов адский праздник?

Она только было открыла рот, придумав какое-то жалкое оправдание, как вихрем влетела Пиппа, рывком уселась на свое место и сложила на колени рюкзак:

— Не думала, что опоздаю, извините.

Спасительница с тонной метала, ботинках на толстой подошве и черным облупленным лаком на ногтях.

— Ребята только что подошли, так что вы совсем не опоздали, Мисс Дуглас. — Томас Андерс улыбнулся во весь рот, поглядывая на ребят с надеждой, что его махинация останется тайной.

— Учитель, вы обещали нам рассказать о первой отработке. Что вы для нас придумали? — наконец включилась Молли.

— Да, разумеется. Месяц назад на Южных Холмах открылся новый центр заботы о престарелых «Райские птицы». Это частный пансионат, построенный благотворительными организациями. Пребывание в нем платное лишь наполовину, а вторая часть финансируется из государственного бюджета.

— Кэл, твой отец ленту перерезал на открытии. Мне мама говорила, показывали по телеку. Случайно не про этот ли центр для стариков шла речь? — Благодаря матери-домохозяйке Алекс знал практически всю общественную и политическую жизнь Старшего Филлипса.

— Да, про этот.

— Так, ребята, давайте не будем отвлекаться. Вы подойдете сюда ровно к 11:00 часам в субботу, далее автобус отвезет вас до центра, а это около полутора часов в одну сторону, потом вы перекусите там и..

— И что? Мы должны развлекать каких-то дряхлых старуханов? Я вам что, клоунесса какая-то? — как всегда перебила Аманда.

— Не развлекать, а заботиться и помогать, мисс Роудж.

— Дерьмо что ли из под них выгребать? Да они же все вонючие и мерзкие, а если кто-нибудь окочурится прям там? А если у них бегут слюни, а если..

— Аманда! — голос Леонарда сорвался, а в глазах застыли неоновые искры.

— Аманда, это слишком даже для тебя, — спокойно произнес Алекс.

— Серьезно, Принцесса, заканчивай, — присоединился Калеб.

Пиппа ничего не сказала, но вид у нее был, словно она одержала победу в реванше за прошлую драку.

Глядя на сочувствующего Лекса, потрясенного Калеба и побагровевшего от злости Леонарда Молли подумала, что не прав был Сэм. Самый примитивный в этой банде совсем не Калеб.

— Что? Я разве что-то абсурдное сказала? Что вы так уставились на меня?

— Мисс Роудж, посетители данного центра способны позаботиться о себе сами. А тем, кому требуется особая помощь — помогает медперсонал, к тому же такие пенсионеры находятся в отдельном крыле, вам с ними сталкиваться особо не придется. Но даже если вы и увидите кого-то, я надеюсь, что вы не станете воротить нос или орать, будто первый раз видите немощного старика! — мистер Андерс не выдержал и закончил-таки на повышенных.