Я — «Берёза». Как слышите меня?.. - Анна Тимофеева-Егорова

Сводки Совинформбюро настигали людей повсюду: дома, на работе, на улице. Примириться с ними было нельзя.

Как медленно движется автобус, подумалось мне, вот опять остановка. Прижавшись к стеклу, я увидела на перекрестке девушку в военной форме с энергично поднятым вверх красным флажком. Регулировщица открывала путь колонне войск. Далеко не первой уже за этот обычный, тревожный день войны. Полковник бегло взглянул на протянутый документ и охрипшим, усталым голосом произнес:

— Егорова? Ну чего тебе, Егорова, от меня нужно? Что у вас там в Калинине стряслось? Бензина нет? Машин не хватает?.. Докладывай, прошу тебя, быстро. Видишь, сколько людей дожидается. Действительно, дочерна прокуренная комната была плотно набита летчиками. Старыми и молодыми, в штатских костюмах и в полевой форме — все они переговаривались, обменивались последними новостями, ждали здесь, в одном из кабинетов Центрального аэроклуба, решения своего вопроса, своей участи. Их временем я и не думала злоупотреблять.

— У меня, собственно, один вопрос. Личный, — громко, силясь перекрыть шум, проговорила я.

Полковник развел руками:

— Да время ли сейчас личным заниматься?

— Прошу прощения, я неправильно выразилась, — смутилась я.

— Просто прошу послать меня на фронт.

— Ишь ты — «просто»…

Хозяин кабинета расстегнул воротничок гимнастерки.

— Все вы твердите одно и тоже — на фронт, на фронт. Сделай по-вашему, так осоавиахимовскую работу совсем надо сворачивать. А кто же, я вас спрашиваю, по тому, как полковник обвел сердитым взглядом всю комнату, можно было понять, что он отвечал не только мне. — Кто, я вас спрашиваю, будет готовить кадры для фронта?.. Нет, дорогуша, возвращайтесь в Калинин и занимайтесь, чем вам положено. Кто ко мне следующий?..

Но я не думала уступать место. Наоборот, я еще ближе придвинулась к столу.

— Наш аэроклуб эвакуируется в тыл. Я в тыл не поеду. Прошу откомандировать меня на фронт. Поймите же, наконец, у меня большой летный опыт. В данный момент он важнее там, над полями сражений…

— Ну, знаешь, Егорова, позволь нам решать, что и где сейчас важнее… проворчал полковник, однако он понял, что от моего напора так просто не отделаешься. Задумался на минутку, повертел в руках какую-то бумагу и, искоса взглянув на меня, сказал: Ладно, так и быть, пошлем тебя поближе к огню, в аэроклуб города Сталино. В Донбассе это…

— Как в Сталино? Там же брата в 1938 году арес… — запнулась я и потом твердо сказала: — Пишите предписание…

По пути на вокзал я зашла на Арбат к своим. Катя была где-то на оборонительных работах, а Юрка, придя из школы, обрадовался, засуетился, желая, чем-либо угостить меня, но в буфете, кроме хлеба да куска сахару, ничего не осталось. Он стал мне рассказывать о том, что у них в 6-м «А» классе учитель географии ушел добровольно на фронт, а вот директора школы никак не отпускают.

— Я на его месте давно бы сам удрал бить фашистов, а он все разрешения ждет, чудак.

— А что слышно об отце? — спросила я племянника.

Он как-то сразу сник, а потом встал, взял с письменного стола какие-то листки и подал мне.

— Вот читай. Вчера заходил полковник, сказал, что он недавно был вместе с папой где-то далеко, далеко на севере. Там зимой ночь круглые сутки, а летом солнце не заходит. Там папа строит красивый город, похожий на Ленинград, и большой горно-металургический комбинат, — без передышки, как бы я его не остановила, рассказывал Юрка. — Полковника и еще многих бывших военных направили на фронт. Он сумел заехать к себе домой и вот еще к нам забежал и очень сожалел, что маму не застал.

Читаю поданные Юркой листки, исписанные братом. На одном письмо жене и сыну, на другом — прошение с просьбой послать на фронт защищать Родину от фашистских захватчиков.

— Вот папа поедет на фронт, — доверительно говорит Юра, — и я с ним попрошусь. Если не возьмет — самостоятельно двинусь. Мы ведь с Витькой Тимохиным давно решили пойти на фронт, только вот Витька ростом мал, а меня ведь запросто пропустят, я выше всех в классе. Жаль, что ты, тетя Аня, не на фронт едешь, а то бы я с тобой с удовольствием поехал. А учиться никогда не поздно. Разобьем фашистов — и учись себе, сколько хочешь…

Ночью в городе была воздушная тревога, но мы в бомбоубежище решили не ходить — так до утра и проговорили. Утром, отправляя Юрку в школу, а сама собираясь на вокзал, я взяла с него слово без моего ведома никаких шагов в сторону фронта не предпринимать. Юрка обещал, но с условием, что если я сумею попасть на фронт, то обязательно выпишу его к себе, а пока он будет учиться в школе и постарается изучить винтовку и пулемет. С тем мы и расстались.

Так и не дождался племянник моего вызова на фронт и приезда отца.

С отцом Юрка встретился спустя много лет после войны, когда брату, после десятилетнего заключения, назначили ссылку. Вася да и многие другие «политические» заключенные выжили благодаря милосердию начальника строительства, а затем директора Норильского горно-металлургического комбината Завенягина. Он привлек к работе «спецов» из политических заключенных, смягчив их режим, а стойку обеспечил специалистами высокого класса. Брата самолетом под конвоем неоднократно привозили в Москву на утверждение каких-то планов. Домой, на Арбат, его, конечно, не отпускали и не разрешали даже позвонить. Жил он тогда в гостинице КГБ на площади Маяковского. Катю, жену брата, я часто называла декабристкой. Она на свой страх и риск, когда мужу дали ссылку, забрала Юрку и отправилась в далекий Норильск водным путем — подешевле. Три месяца добирались — еле выжили. Но вот радость встречи, которая вселила в семью веру и надежду…

В 1953 году Василия реабилитировали, но он продолжал жить с семьей в Норильске. Работал он теперь заместителем директора Норильского горно-металлургического комбината имени Завенягина. Катя — в пошивочной мастерской, а Юрка учился. В семьдесят пять лет брат ушел на пенсию — персональную. А в Норильске долгие годы работал энергетиком на ТЭЦ-1 его сын Юрий Васильевич. Теперь там трудится уже третье поколение Егоровых — внуки Виктор и Андрей, подрастают правнуки — Антошка и Данилка. Жизнь продолжается…

Ближе к фронту

В вагоне не продохнуть. Люди сидят, прижавшись друг к другу. Долго молчать в таком «тесном единении» не будешь, и я разговорилась с соседом — пожилым, по всему видно, кадровым командиром. Разговор, естественно, велся вокруг фронтовых событий — других тем тогда не было. Я больше спрашивала — интересно было все разузнать у сведущего человека — и военный отвечал. Лишь единственный вопрос задал он. Зачем, собственно, девушка ты едешь в сторону фронта. Я показала ему свое направление.