Пленники хрустального мира - Мария Кущиди

Приглушенный свет настенных канделябров был настолько жалок, что он практически не освещал ни единого уголка всеми забытого этажа. Это была самая незначительная часть поместья Кёллер, включающая в себя лишь одну дверь, ведущую неизвестно куда.

Я бы смог поверить в бессмысленность этого этажа и того пространства, сокрытого за черной пыльной дверью, если бы не чувствовал что-то живое по ту сторону. Но эта жизнь не была обычной, поскольку все время, возможно даже, множество лет провела в одиночестве и мраке, давно перестав существовать для солнца и дня.

Оставшись наедине, эта жизнь научилась жить в кромешной темноте, сумев подчинить себе все свои некогда значимые страхи. Я бы хотел узнать, что это была за жизнь, давно позабытая каждым обитателем молчаливых стен поместья, и я бы узнал, если бы не внезапно появившаяся тень, чернота тела которой была намного темнее самой ночи.

Таинственная фигура промелькнула у меня перед глазами и снова куда-то исчезла. На мгновение мне даже показалось, будто я сам сейчас выдумал ее, поддавшись какому-то искаженному чувству страха.

Я долго вглядывался во тьму, пытаясь понять, было ли это реально, пока ледяная волна горьковатого воздуха не набросилась на меня, наполнив собой каждую клеточку моего тела.

Задыхаясь от этого тлетворного запаха и горького привкуса, прочно осевшего на моих губах, я попятился назад, ухватившись за настенный канделябр, свечи в котором уже давно были затянуты паутиной и не горели. Бросив его на пол, я, едва передвигая ногами, направился к лестнице, хватаясь за горящий на нижнем этаже свет, в то время как тьма хватала меня за ноги, сгущаясь плотной пеленой за моей спиной.

Горьковатый привкус становился все отчетливее, и я уже мог осознанно сравнить его со вкусом гниющей плоти.

Чарлз снова сидел за своим заваленным всяким хламом столом, рассматривая одну единственную важную для него фотографию, с которой он всегда бережно сдувает даже самую незначительную пылинку. Женщина смотрела на него с противоположной стороны фотографии, счастливо улыбаясь. Как же он давно не видел этой улыбки, как же давно он позабыл эти теплые прикосновения…

Он бы и не подумал, что однажды сможет забыть ее голос, который всегда тихо произносил его имя.

В какой-то момент своей жизни, лишенной всяких красок, Чарлз подумал о том, что все, чем он пожертвовал, построив новую жизнь, буквально вдохнув ее в своего единственного сына, стало настолько хрупким, что разбить все это было бы проще простого. Эта мысль его не покидала. Она вместе с ним сидела за одним столом, читала потертые книги, смотрела из окна и часто обманывала его, заявляя о полной безопасности в стенах дорогому ему поместью.

Когда эта мысль стала настолько тяжела, что он едва мог отвлечься на что-то другое, Чарлз, бросив из своих рук старенькую книгу, безжалостно оставленную на пыльном полу, впервые за долгие годы покинул свой кабинет.

Он не знал, что так внутри его изнывало от жгучей боли, которая делала его безутешным. Ему казалось, все вот-вот вокруг рухнет, мертво падет под его ноги, уже никогда не в силах снова собраться в одно целое. Его сердце, давно позабывшее все ранее известные ему чувства, точно ожило, без конца твердя о какой-то ужасной печали.

Эту горечь он не мог описать ни одним словом, точно сам не понимал, чем она была на самом деле.

Впервые за долгие годы он снова почувствовал что-то живое внутри себя, уже не отпускающее его ни на секунду. Его дыхание было практически невесомым, но даже оно казалось ему каким-то излишне громким, навязчивым, как стук его тревожного сердца. И почему только Чарлза беспокоила эта атмосфера, полностью поглотившая поместье? Что-то очень чужое было в ней, опасное и совсем неподходящее гармонии этого маленького мира, в котором он пытался спрятать самое дорогое, что у него было, – своего сына, все эти беспристрастные годы думая, что в бездушной клетке он сможет дать ему свободу.

И когда же эта червоточина смогла пробраться в его собственноручно созданный мир, давно лишенный покоя? Чарлз не мог допустить, чтобы самый страшный для него кошмар повторился снова.

Его сердце замерло, когда на своем большом пальце он почувствовал жгучую пустоту. Черный перстень, внутри которого застыла капелька чьей-то алой крови, внезапно пропал. Дыхание его участилось, но это не помешало ему услышать тихие шаги, медленно приближающиеся к нему.

Черный перстень мелькнул у него перед глазами. Увидев то, что он больше всего боялся, Чарлз не мог даже сдвинуться с места, прикованный глазами к очень важной для себя вещице. Губы его дрожали, безнадежно пытаясь вытолкнуть слово, мертво застывшее на них.

Увидев колкую улыбку на ненавистном лице, он оскалился, решившись наброситься на нежданного гостя, испокон веков ставшего ему самым верным врагом.

Стоило ему сделать один единственный шаг, как серебряный перстень с черным камнем сорвался с длинных пальцев, поспешив коснуться безжалостного каменного пола.

Очнувшись в гостиной, я не понимал, что происходит вокруг меня. Все собрались в одной комнате, ни о чем не говоря. Каждый просто молча смотрел себе под ноги, не находя ни единого слова.

Прижавшаяся к груди Эндиана Джорджия не могла пошевелиться, окропляя его любимую рубашку цвета ржавчины горячими слезами какой-то неизлечимой боли.

Рене, отвернувшись в сторону окна, казалось, была не здесь, а где-то далеко от этого мира. Даже строптивость Лео пропала с его лица, сменившись болезненными бледными красками скорби.

Заметив мое пробуждение, Эндиан, точно выйдя из глубокого сна, присел напротив меня, долго не поднимая своих золотистых глаз с холодного пола.

Когда его плотно сжатый кулак разжался, я увидел отцовский серебряный перстень, камень которого был наполовину отколот.

Дрожащей рукой я дотронулся до него, не веря тому, что все произошедшее произошло на самом деле.

Мысли в голове без конца путались, и я впервые ощутил внутри себя такую тоску, которая была готова меня задушить своими сильными руками.

Держа в своих руках ледяной перстень, я не понимаю, как все могло так сложиться. Отец, будучи очень осторожным с собственной душой, никогда бы не позволил ей вот так легко разбиться. Но глаза меня не обманывали, что я прекрасно понимал, затаив в глубине души неизлечимую печаль.

В поместье была могильная тишина, ядом проникающая в каждый укромный уголок тихих, затаивших свое робкое дыхание, комнат. Этот мир практически умер, потеряв того, кто создал его однажды, заплатив очень большую цену за много лет спокойствия внутри его стен, которые, казалось, смогут уберечь от давнего кошмара.

Глава 14

Никто из нас не предполагал, даже не мог предположить, что кабинет Чарлза так внезапно опустеет. Каждый считал его неотъемлемой частью своей собственной жизни, оставаясь просто благодарным ему за то, что однажды он пообещал оберегать беззащитную детскую душу, нуждающуюся в его помощи.

Я помню тот день, когда, вернувшись после очередного бала, которые он постоянно посещал вместе с Терезой, привел в поместье оборванного мальчишку с растрепанными каштановыми волосами. По его исхудавшему телу разбежались страшные синяки, а на лице красовалась глубокая рана, оставленная каким-то острым предметом. Рассказав мне о том, что он чудом спас Лео от лап чудовищного создания, которое пыталось убить его, Чарлз попросил меня позаботиться о бедолаге, которому на тот момент наша защита и внимание были просто необходимы.

Через пару дней стены поместья гостеприимно приняли еще одну несчастную душу пепельноволосой девочки, а еще через пару дней – паренька с сильно обожженными руками, который ни на шаг не отходил от девочки с красивой кроткой улыбкой, что несколько лет жила с ним под одной крышей, давно не имея своего собственного дома.

И почему только Чарлз решил, что этот камень сможет уберечь его душу от неприятностей и бед? Я не понимаю его намерений и вряд ли уже смогу понять. Но этот пыл внутри себя мне уже не унять. Как же он мог позволить сделать себя слабым? И все же я