Архив пустоты - Юлиана Лебединская

– Заткнись, Стэн, – Огней включил связь с Семёном. – Возвращайся! Немедленно! Выходи оттуда, это приказ.

Долгая минута, вторая – и рыжебородый Семён с двумя ведомыми вышел из-за угла. Улыбнулся командиру, приветствуя. Дышать стало легче, но красная стрелка исчезать не спешила. И отогнать её, как тогда у ворот, не получалось.

– Корсан, ты объяснишь, что на тебя находит целый день?

– Вы что, ничего не видите?

А Мартин видел. Значит, и ему не кажется.

– И что мы должны узреть? Что наш командир с ума сходит?

– Заткнись! Семён, что в Лицее?

– Странный запах. И голоса наверху – мы не успели дойти.

– Голоса? – встрепенулся Стэн Карлович. – Голоса или вой с плачем? Корсан, твою налево, там могут быть люди. Нормальные!

– Нельзя туда, – прохрипел Огней, борясь с льдинками в горле и стараясь не видеть красную стрелку, упорно скользящую к Лицею.

– Там учатся дети элиты, на них могло не подействовать это… помешательство всеобщее.

– Сами правители того, – скептически хмыкнул рыжий Семён, – совсем плохи.

– И что? Дети могли уцелеть. Надо вернуться.

А реальность всё звенит и звенит. Стрела маячит, горло саднит от невидимых льдинок. Нужно дать Карловичу по шее и загнать в конвертоплан, но невозможно пошевелиться. Группа растерянно топчется на месте. Жаль, Давида здесь нет. Он бы помог, поддержал командира.

– Карлович, если командир считает, что нужно уходить, значит…

Семён вступился. Молодец. Хоть кто-то.

– Командир наш не в себе. И вы как хотите, а я пойду спасать людей! Дмитрий, Стас, за мной!

Тройка Карловича ушла, а Огней всё не мог выдохнуть. Минута, другая, вот ловцы скрылись за поворотом.

– Остальным… стоять… – прохрипел Огней.

Третья, четвёртая…

– Не… двигаться…

«А может, Карлович прав? Может, я с ума схожу?»

Пятая… шестая… седьмая…

«Но Мартин! Мартин же видел!»

Восьмая… девятая… десятая…

Грохот прокатился по площади. Зазвенели стёкла в домах, зато наконец, перестала звенеть реальность. Столб дыма вырвался из-за Дома Правительства. Пахнуло гарью. И снова грохот.

Ловцы бросились к Лицею.

Погасла красная стрелка. Растаяли льдинки, реальность моргнула дымкой и вновь стала монументально-несокрушимой, как ей положено быть. Огней выдохнул и побежал за товарищами. Интересно, успел ли Карлович войти? И следующий вопрос: «А хочешь ли ты, чтобы он не успел?» Огней тряхнул головой. Не время для самокопаний. Он – командир и должен вывести команду целой и невредимой из любой передряги. Всю команду. До последнего паршивого пса!

На углу Дома Правительства все остановились. Правое крыло Лицея плевалось огнём и едким дымом. Огромные окна левого смотрели равнодушно, пусто. Ловцы попятились. Огней вызывал Стэна Карловича, но интерком его вечного оппонента молчал. Ведомые Карловича на связь тоже не выходили.

– Семён! Ты слышал голоса? Откуда они доносились? Из какой части Лицея?

Рыжебородый молча показал на пылающий третий этаж. Именно с него, судя по всему, и начался пожар, а затем перебросился ниже. Раздался ещё один взрыв. Дым повалил из центрального входа здания. Говорят, в Лицее была большая химическая лаборатория. Корсан отвёл взгляд от огня и скомандовал:

– В конвертоплан! Живо!

– Что ты видел, Огней? – к нему повернулся рыжий Семён. – Когда не хотел пускать меня, что ты видел?

– Неважно. Потом объясню. Идём.

Улетели они не сразу. Покружили в надежде, что Карловичу с командой каким-то чудом удалось спастись, но увы! Столичный Лицей – один из немногих вузов на Земле – не оставил шансов. Тушить – некому. Спасать – некого.

Синяя звезда в тёмном небе.Синие глаза глядят на отца. И пока ещё узнают его.Синие точки на экране. Осиротевшие.Пустота в синих глазах.

…Первое, что сделала Марина, когда очнулась, – огласила больницу надрывным воплем, после чего перевернула кровать и вцепилась в волосы медсестре. К тому времени, как Ирвинг примчался на вызов, её успели спеленать и привязать к кровати. Засовывать кляп дочери ведущего учёного, однако, не решились. Поэтому палату Марины Ирвинг нашёл быстро.

Он попытался с ней поговорить. Она – укусить его. Она выла и извивалась на кровати. Не узнавала отца. И не могла узнать. Если верить приборам, внешнемирцы все превратились в таких Марин Гамильтон – ничего не понимающих, никого не узнающих.

От крика Марины разболелась голова. От её вида защемило сердце.

– Придётся сделать ещё укол, – устало сказала медсестра. – Мы не можем позволить ей кричать круглосуточно.

– Подождите. – Ирвинг припомнил разговор с Огнеем. – Приведите сюда этого… Дина. Его вместе с ней доставили.

Синяя звезда в тёмном небе. Смеётся холодным светом в лицо учёному.Синие глаза загорелись огнём. На миг.

…Вспыхнул огонёк в глазах дочери. Ирвинг встрепенулся: уж не огонёк ли это разума? Нет, всего лишь искра дикой страсти. Санитары привели в палату Марины её любимого обдолба. Одного его она и помнила, одного его и любила. Не обидно ли? Впрочем, оставлять Дина в палате было никак нельзя. При его появлении Марина стала тихой и спокойной, не кусалась, не дралась, только молча тянулась к любимому. А когда её развязали, стала ходить вокруг на четвереньках, тереться, словно кошка. А Дин, не будь дурак, тут же кошку уложил на лопатки и улёгся сверху. Стоило его оттащить более чем на метр, Марина ударялась в плач. При попытке увести – поднимала вой и бросалась в атаку на всё, что движется. А едва оказавшись рядом, влюблённые бросались сношаться.

– Свяжите обоих, – хмуро сказал Ирвинг. – И уложите рядом. За дочерью следите, чтобы ничего не случилось – ни с ней, ни с ребёнком! А я обустрою для неё… место у себя в лаборатории.

Синяя звезда. Одна на всём небе. А вокруг – темнота непроглядная.Синие точки на экране.«Рекогеренция не удалась…»«Операция прервана…»«…завершение невозможно»«причина неизвестна…»Синиеточкиво вселенной

– Не понимаю, Мартин. Я уже выводил квантеры из суперпозиции. И ничего страшного не случалось. Я отследил эксперимент от начала до конца – ошибки в сортировке массивов не было. Отклонений от заданных параметров не было. В моей лаборатории всё чисто. Что-то произошло в самом квантовом домене реальности…

– Ты уверен, что мы уничтожили Врага?

– И себя вместе с ним.

– Значит, это был его прощальный привет. Твоего «зелёного Ноо». Всё-таки мы опоздали.

– Не думаю, Мартин. Не всё так просто. И ничего ещё не закончено.

…не удалось.…неизвестно.Нет!Синие глаза смотрят на отца.Увидят ли они его когда-нибудь?

Глава 6

Конец и Начало

Мартину снился кошмар. Который раз – одно и то же! Зачем он лично решил возглавить ту экспедицию в столицу? Корсан-младший справился бы и сам, как не раз до этого. И стрелки вдобавок. Векторы, как стали называть их с лёгкой руки квантовиков. Или нелёгкой… Что они такое? Почему люди начали их видеть? Почему видят не все и не всегда? Ответов не было. Но и отмахнуться, объявить векторы бредом, галлюцинацией тоже не получалось. Слишком большую цену заплатили в первые дни, не желая верить. Векторы объективно существовали, пусть не на физическом уровне реальности, а на информационном или каком-то ещё, но существовали.

Конечно, главным виновником опрометчивого решения, принятого Брутом, был Гамильтон. Свихнувшийся физик продолжал твердить, что катастрофа обратима. Что Великий Ноо уцелел и восстанавливает свою структуру. Он тянул Мартина в лабораторию, показывал столбцы статистических подсчётов и ниточки, прорывающиеся сквозь сине-зелёный хаос. Приводил доказательства, что означать это может только одно – двуногие амёбы вновь пытаются стать людьми. Он был убедителен, в его доводы хотелось верить. Ещё бы! Больше верить не во что.

Сначала – ещё в конце осени, когда Ирвинг обнаружил-таки сцепленные ячейки за пределами локали Наукограда, – решили, что это новорождённые младенцы. Объяснение показалось логичным, открытие помогло пережить первое потрясение от катастрофы. Больше месяца Огней Корсан и его подчинённые прочёсывали мегаполисы полуострова в поисках подтверждения. Игнорировали предостережения векторов, лезли в самое пекло, теряли людей, лишь бы успеть – шансов выжить в одичавшем мире у малышей почти не было. Им удалось найти три десятка. Они собирали бы их и дальше – уже готовились экспедиции за перешеек. Однако статистика – безжалостная наука. Сканеры вакуума не зафиксировали увеличения числа сцепленных ячеек в пределах локали. Младенцы рождались такими же лишёнными разума существами, какими стали их родители.