Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в. - Михаил Кром

Большего внимания заслуживает выделенное нами заявление господаря московскому послу о том, что о городах и волостях северских князей он, Александр, «не ведает», а ведает только свою отчину. Это означает, что при нем владения Можайского и Шемячича приобрели большую самостоятельность, чем они имели при Казимире, который, как мы помним, вмешивался в земельные дела на Северщине, дал, а затем отобрал у кн. Можайских Брянск. Здесь, в общем, наблюдается тот же процесс (только в большем масштабе), что и в случае с Семеном Бельским: постепенное превращение пожалованной господарем некогда вотчины в обособленный от Великого княжества удел. Сам Александр своей политикой способствовал этому процессу, «придав» Семену Ивановичу Можайскому к его вотчине в 1496 г. Чернигов и Карачев, в 1499 г. — еще и Хотимль[473]. Мотивы, которые привели северских князей к сближению с Москвой, вероятно, были сходны с теми, которые побудили к этому шагу Семена Бельского: желание закрепить за собой старые владения, приобрести новые; кроме того, в отличие от С. Бельского, северские княжата были в родстве с московским великокняжеским домом, что должно было повысить их статус на новой службе.

Первые контакты Семена Можайского с московской стороной относятся к лету 1499 г.: тогда козельский наместник П. Плещеев (едва ли без ведома Москвы) присылал к кн. Семену дворянина Левшу Козлитина «отказывати» у него несколько карачевских, хотимльских и брянских сел. Эта политика успеха не имела: кн. Можайский, как верноподданный, известил обо всем Александра и отослал ему того «отказника»[474]. Но вскоре, однако, он вступил, по словам хроники Быховца, вместе с Василием Шемячичем и С. Бельским в тайное соглашение с Иваном III. Соглашение, в частности, предусматривало, что «которые городы и волости они под Литвою поберут, то им все держати»[475]. В Описи Царского архива XVI в. упоминается о тетрадях, в которых «писан князь Семена Стародубского и Шемячичев приезд, и грамоты посыльная опасная ко князем и речи…», что соответствует «змове» и присяге между Иваном Васильевичем и князьями, о которых упоминает хроника Быховца[476].

3 мая 1500 г. рать во главе с Яковом Захарьичем выступила в поход; внезапным ударом был взят Брянск — ключевая крепость на севере Северской земли, после чего воеводы пошли «к князем» и привели их к крестному целованию, «что им служити государю великому князю Ивану Васильевичи) всеа Русии с своими отчинами»[477]. Поскольку маршрут войска Якова Захарьича пролегал мимо Трубчевска, возможно, под «князьями», которых воеводы привели к присяге московскому государю, нужно понимать не только С. Можайского и В. Шемячича, но и Трубецких: позднее, в августе, Иван III передавал своему союзнику, крымскому хану, что к нему «приехали», в числе прочих князей, и «Трубецкие князи с городом с Трубецком и с волостями»[478]. Но переход этот был вынужденным: после взятия Брянска и вступления на московскую службу С. Можайского и В. Шемячича Трубчевск со всех сторон оказался окружен московскими владениями. Из того же наказа московскому послу в Крым (11 августа 1500 г.) выясняется, что Семен Иванович Можайский «приехал с городы: с Черниговым, с Стародубом, да с Гомьем, да с Любичем», а кн. Василий Иванович Шемячич «приехал с городы: с Рылском, да с Новымгородком с Северским и со многими волостями»[479]. До 1500 г., как мы помним, Любеч принадлежал не Можайскому, а Верейскому князю, а Рыльск был под великокняжеской властью — значит, подтверждается сообщение хроники Быховца о том, что по соглашению с Иваном III князья получали во владение то, что отвоюют у Литвы, и вот С. Можайский захватил Любеч, а Шемячич — Рыльск.

Выполнил великий князь и другое данное князьям (судя по хронике Быховца) обещание: «придать» им городов. Действительно, Василий Шемячич вдобавок к Новгород-Северскому и Рыльску получил Радогощь и, возможно, Путивль, а наследнику Семена Можайского, кн. Василию Стародубскому была дана Хотунская волость[480]. 6 августа 1500 г. воеводами при участии новых «слуг» Ивана III был взят южный форпост Северской земли — Путивль; на смоленском направлении тогда же был взят Дорогобуж[481]. Тем самым были взяты под защиту владения перешедших на московскую службу князей. А разгром литовского войска на Ведроши 14 июля 1500 г.[482] лишил великого князя Александра надежды на отвоевание потерянных земель. По перемирию 1503 г. все верховские и северские князья с их вотчинами были записаны в «московскую сторону»[483].

Переход под власть московского государя давал князьям надежду на защиту и от татарских набегов. В 1501 г. союзник Александра, заволжский хан Шиг-Ахмет, сообщил последнему, что он «Рылеск есми добыл, до Новагородка и до Стародуба войском есми своим потягнул»[484], а в июле 1502 г. король получил от Шиг-Ахмета новое известие: «прыкочевал, Рылеск и Новгородок вам есмо добыли и отьтуль Можайский (Должно быть: Шемячич. — М. К.) втек… и я… не велел ничого взята, ино тых городов камень и покров бых розметал…»[485]. Правда, в том же 1502 г. Шиг-Ахмет был разгромлен Менгли-Гиреем, и его набеги прекратились. Что же касается крымского хана, то Иван III уже в августе 1500 г. писал ему, чтобы на северские города не ходил, ибо это теперь его, великого князя, земли[486]. Заступался он перед Менгли-Гиреем и за кн. Одоевских, с которых хан требовал себе дань: ссылаясь на запустение вотчины Одоевских, великий князь убеждал хана, что взять с них нечего[487].

Подведем некоторые итоги. В последней четверти XV в. шел интенсивный процесс вхождения восточнославянских земель в состав единого Русского государства, и в этом процессе одной из главных движущих сил были «украинные» князья — владельцы уделов и вотчин на русско-литовском пограничье. Активность князей и время их перехода на московскую службу, как мы старались показать, определялись их статусом. Наибольшую активность проявляли новосильские князья, обладавшие самым высоким внутри- и внешнеполитическим статусом, и на первом этапе — с начала 1470-х по 1492 г. — на московскую службу переходили только они. Растущее могущество московского великого князя, с одной стороны, и попытки литовского правительства ограничить удельные права этих князей (в частности, аннулировать право «отъезда» и право службы по докончаниям) при неспособности защитить их вотчины от московских вассалов или от татар, с другой стороны, — все это побуждало Новосильских переходить со своими уделами к московскому государю, демонстративно покровительствовавшему тогда осколкам удельной старины в верховских городках. Благодаря этим «отъездам» Москва до 1492 г., почти не затрачивая собственных военных усилий, взяла под свой контроль значительную территорию в верховьях Оки.

На второй стадии, во время войны 1492–1494 гг., завершился переход новосильских князей, и под натиском последних при активном участии на этот раз московских войск удалось «оторвать» от Литвы часть более мелких княжат — Вяземских и Мезецких; Мосальские же просто были пленены со своим городком. Эта категория князей проявляла пассивность и по доброй воле подданство не меняла. Различия в позиции пограничных князей по отношению к противоборствующим сторонам отразились в мирном договоре 1494 г., закрепившем приобретения Москвы.

Наконец, на третьей стадии, в ходе войны 1500–1503 гг., под властью Москвы оказались (не по своей воле) остававшиеся еще в литовском подданстве верховские князья (Мосальские, Мезецкие) и перешли на службу к Ивану III князья, получившие свои вотчины в пожалование от литовских великих князей: Семен Бельский, Можайский, Шемячич и (видимо, вынужденно) Трубецкие. В этих событиях, по сравнению с 70–90-ми гг., самостоятельная роль «украинных» князей была невелика, зато нужно отметить резкий рост военной активности Москвы. Было захвачено и много нечастновладельческих городов (Брянск, Путивль, Дорогобуж и др.): сильнее проявился элемент завоевания, меньше — элемент добровольного перехода под власть московского государя.

И последнее замечание. Процесс изживания удельной старины в Литовской Руси не был прямолинейным, однонаправленным. Стараясь ограничить удельную самостоятельность новосильских князей, литовские господари одновременно создавали новые уделы, которые к 1500 г. обрели значительную самостоятельность (владения С. Бельского, С. Можайского, В. Шемячича). С другой стороны, Иван III, подчеркнуто отстаивавший в споре с Литвой «удельность» пограничных князей, отнюдь не собирался в собственном государстве предоставить им полную удельную самостоятельность. Предположение М. Н. Тихомирова о том, что и с московским государем заоцкие и северские князья заключили докончания, подобные тем, которые служебные князья имели с господарем в Литве[488], — не имеет опоры в источниках: никаких следов подобных «докончаний» не сохранилось. Судьбы служилых князей в Русском государстве явились прямым продолжением тех процессов, которые протекали в их уделах и вотчинах в литовский период. Как было показано выше, уже во второй половине XV в. среди новосильских князей преобладание получили Воротынские, и вот в начале XVI в. Воротынские завладели значительной частью Одоева[489]. Продолжалось измельчание Вяземских и Мезецких в XVI в. Уже в 1495 г. в Вязьме находился великокняжеский наместник, а Мезецк Иван III в конце 1503 г. завещал своему сыну Дмитрию[490]. Действительно крупные уделы северских князей просуществовали только до второго десятилетия XVI в.