Голгофа женщины - Вера Крыжановская

Вдруг ей пришло в голову, что, может быть, Ричард, по обыкновению, привез ей какие-нибудь фрукты или конфеты. Лучше, если муж не увидит эти пакеты.

В доме все спали. Ксения взяла свечу и прошла по комнатам. В прихожей она с увидела несколько больших картонок и большую корзину.

«Боже мой! Это, по всей вероятности, прощальные подарки Ричарда. Надо поскорее спрятать их, чтобы не увидал Жан», — подумала Ксения.

Молодая женщина перенесла картонки в свою спальню и заперла их в большой зеркальный шкаф, решив не распаковывать их до завтра. Но корзина была очень велика и тяжела. Ксения поспешно открыла ее и с удивлением увидела, что в ней находилось полное приданое для новорожденного. Отложив тоже до завтра осмотр этих чудных вещей, молодая женщина спрятала их в комод, а корзину втащила в гардеробную. Затем, чувствуя себя очень утомленною, она легла в постель. Было уже около четырех часов утра, но когда она даже засыпала, Жан все еще не возвращался домой.

Три дня спустя, Иван Федорович объявил за завтраком жене, что Ричард уехал в Берлин и шлет ей самые лучшие пожелания.

— Вернется он через два или три месяца. Кстати, он подарил мне несколько ящиков вина, которые сегодня будут доставлены сюда. Сделай инвентарь вину и веди аккуратный счет бутылкам, которые мы израсходуем, так как Ричард пьет только очень дорогие марки, — прибавил он.

После обеда прибыли два фургона с ящиками, полными бутылками самого дорогого вина. Ричард прислал невестке весь свой погреб, чтобы и с этой стороны гарантировать ее от излишних расходов.

Глубоко взволнованная, Ксения умственно поблагодарила своего щедрого покровителя, который с изобретательностью любящего человека всячески старался охранить ее.

В картонках оказались куски шелковой материи и бархата и дорогие кружева, а также небольшой серебряный сундучок, отделанный бирюзой, с аметистами и другими камнями. К его крышке был прикреплен ключ и записка следующего содержания: «Открыть только в случае крайней нужды».

Благоговейно уважая волю своего благодетеля, Ксения заперла этот сундучок в ящик своего письменного стола, причем, нашла там маленький кошелек со своими инициалами. Без сомнения, Ричард сунул его туда, пока она ходила за портретом.

В кошельке лежала тысяча рублей и следующая записка:

«Простите меня, дорогая Ксения, что я надоедаю вам своими подарками, но это — единственная радость, какую дает мне мое состояние, слишком большое для меня одного, так как мне не с кем разделить его».

Ксения поцеловала записку и тщательно спрятала ее вместе с кошельком.

Однажды утром, недели две спустя после описанных нами событий, Иван Федорович был у матери и завтракал вместе со всем семейством.

Во время завтрака все слушали Юлию Павловну, которая очень подробно описывала свое посещение начальницы одного очень дорогого, аристократического пансиона, куда решила отдать свою дочь, понятно за счет Ричарда.

Рассказ этот был прервал лакеем, который доложил, что поверенный по делам Ричарда Федоровича желает немедленно же видеть Клеопатру Андреевну.

Тотчас же все прошли в гостиную, где госпожа Герувиль в высшей степени любезно приняла поверенного своего пасынка.

Пожилой господин, полный достоинства, после обмена первыми любезностями, сказал со слегка смущенным видом:

— Я имею к вам, сударыня, и к Ивану Федоровичу не совсем приятное поручение.

Он вынул из портфеля письмо и подал его Ивану Федоровичу, прибавив:

— Так как я застал вас здесь, то позвольте мне вручить вам письмо вашего брата. Но может быть вам уже все известно?

— Нет, нет, я ничего не знаю! Не случилось ли чего-нибудь с Ричардом?

— Насколько мне известно, с ним ничего не случилось. Известия же от него, вероятно, придут нескоро, так как в настоящее время он находится в открытом море.

— В открытом море! — вскричали все разом. — Это невозможно! Он в Берлине.

— Да нет же! Он уехал с одним своим другом, и они решили посетить Египет, Индию и другие страны. Путешествие продолжится по крайней мере три или четыре года. Ричард Федорович вышел даже в отставку, чтобы быть вполне свободным.

Это известие, как громом, поразило всех, и в комнате на минуту воцарилась мертвая тишина.

— И он скрывал от меня свое намерение! — пробормотала, наконец, госпожа Герувиль.

— По-видимому, так, — спокойно заметил поверенный. — Кроме того, мне поручено, сударыня, объявить, что этот дом продан и что вам придется очистить эту квартиру в шестинедельный срок, так как новый владелец желает занять ее лично для себя. Вам же мне поручено выдавать ежемесячно по сто рублей.

— Какое вероломство! Сто рублей без квартиры!.. А Юлии и ее ребенку? — пробормотала, дрожа от бешенства, Клеопатра Андреевна.

— Ничего; по крайней мере, я не получил никаких распоряжений насчет госпожи Гольцман и ее дочери.

— И насчет меня также? — осведомился страшно побледневший Иван Федорович.

Он понял теперь к каким результатам привел последний разговор с братом.

— Вам мне поручено выдавать к каждому празднику Пасхи и Рождества по двести рублей и, кроме того, единовременно триста рублей на крестины. На имя Ричарда Федоровича мною приобретен в Сергиевской улице небольшой, но очень хороший дом, куда я на этих днях и перевезу его вещи. Дом этот будет заперт до его возвращения. Вам же, сударыня, я могу еще предложить занять дачу Ричарда Федоровича в Гатчино, годную для жизни зимой. Там восемь комнат и большой сад. Если желаете, вы можете занять ее. По мнению моего доверителя, пожилые дамы, нуждающиеся только в спокойствии и чистом воздухе, должны чувствовать себя там очень хорошо.

Все три женщины, молча выслушавшие эти слова, поднялись, дрожа от ярости.

— А, негодяй! Он еще насмехается над нами… Пусть он подавится своей дачей! Мы не желаем ее! — крикнула Клеопатра Андреевна, теряя над собой всякую власть.

— Вы не правы, сударыня: дача эта очень красива и комфортабельна, а Гатчино так недалеко от Петербурга. Во всяком случае, если вы измените свое решение, дача останется в вашем распоряжении. Вот чековая книжка на текущий год; каждый месяц вы можете получать назначенную вам сумму из банкирской конторы Лампе и Ко. А теперь позвольте мне проститься с вами; сегодня у меня много дел.

По уходе поверенного в изящной маленькой гостиной долго царила глубокая тишина. Полученный удар был жесток, и все присутствующие чувствовали себя точно под влиянием тяжелого кошмара. Великодушный человек, которому за все его благодеяния они отплатили оскорблением, клеветой и тысячью мелких уколов, показал, наконец, когти и дал почувствовать свой гнев и презрение.