Письма. Том I. 1828–1855 - Святитель, митрополит Московский Иннокентий

удастся? Буди воля Господня. Это будет значить, что Ему не угодно, чтобы я имел деньги. Удастся — приму, как от руки Господней и употреблю их на общую пользу. Как Бог свят: ежели на мои четыре участка достанется хотя-бы ½, миллиона (что очень вероятно, ибо некто Асташев достал в один год 84 пуда золота, а из этого количества мне-бы досталось 300 тысяч руб.), то 400,000 кладу в ломбард на вечные времена с тем, чтобы проценты употреблялись в пользу церквей Камчатской епархии и преимущественно миссии, а остальные 100,000 раздам на бедных моих родственников — мне самому ничего не надо: ряса будет, а какой-нибудь монастырь даст и кусок хлеба[66]. Ах? кажется, лишнее я сказал, но что сказал, то сказал. Видно, что нужно; переписывать уж не буду: некогда. Прошу Вас покорнейше, что можно и что велит Владыка, сообщите Татьяне Борисовне из писем моих и из официальных бумаг: я ей почти ничего не писал; некогда, да и не смел.

Ваш старый знакомый и мой приятель, г. Ротчев, ныне выехал из Америки. Он и его умная супруга расскажут Вам обо мне. Рекомендую Вам г. Ротчева, как честного, благородного, деятельного и опытного по хозяйственной части, да и перо не выпадет из рук.

3-го мая, в дополнение о Колошах. — Сегодня у Колош кончилось мировою, чему служить доказательством, что они убитых сожгли вместе, и хотели на мировой попировать, но выдача рому им прекращена совершенно. Итак, сей день весьма памятен в Колошской епархии.

Оба убитые Колоша показали удивительный героизм. Раненый прежде, когда опомнился и пришел в себя, то, почувствовав, что рана его перевязана (нашим доктором), тотчас велел снять перевязку, чтобы скорее умереть, и чрез несколько часов померь. Второй сам вышел на жертву мщения; его подняли на копья и бросили замертво; родственники взяли его к себе в дом, и он чрез нисколько времени пришел в себя и сказал: отдайте меня нашим неприятелям, мне уж не ожить, пусть они лучше меня добьют, чем умирать или быть убиту кому-нибудь из старших в роде моем; и его вынесли. И лишь только его вынесли, то тотчас мстители напали на него и убили, но не тиранили.

Таких героев в Колошах сплошь и рядом, можно сказать. Они не боятся смерти. Отчего? Оттого, что не знают, что будет по смерти. И христианские мученики не боялись смерти. Отчего? Оттого, что они ощущали — чувствовали, что будет по смерти. Итак, смерти могут не бояться только те, которые не знают и которые деятельно знают — ощущают, что будет по смерти. А все мы, только знающие и внутренно не извещенные в уповаемых не можем не бояться смерти.

Вы скажете, что это что-то похоже на проповедь. Виноват — перестаю.

Помолитесь Господу об успехе. Затеваю дело о Кенайской миссии; на сделанное мною отношение к главному правителю сейчас получил удовлетворительный ответ относительно помещения священника. Вы спросите: а оклад священнику есть? Нет. Да как-же будет? Господь даст! Верно! остальное спросите у Владыки.

Любопытно мне знать мнение Владыки о всем деле Колош и также о нашем судном доме — о Мамине, лишенном сана. Так ли мы делали и хорошо-ли я поступил?

Графине Анне Алексеевне[67] при случае засвидетельствуйте от меня почтение и благодарность за ее вспоможения.

Кажется, более писать совершенно нечего. Все, что нужно и о чем нужно было, я написал; теперь остается засвидетельствовать Вам мою искреннейшую благодарность за любовь Вашу ко мне и пожелать всякого блага и успеха, а более спасения души, и силы и желания действовать для спасения других. С истинным почтением и полною преданности честь имею быть Ваш, Милостивый Государь, покорнейший слуга

Иннокентий, Е. Камчатский.

Мая 3 дня 1842. Новоархангельск.

Письмо 35

Милостивый Государь, Николай Викулович.

Покорнейше благодарю Вас за почтеннейшее письмо Ваше, которое я получил в Петропавловске 6 октября. Поздравляю Вас с умножением семейства Вашего дочерью. И честь имею поздравить Вас с получением Монаршей милости.

В Камчатку прибыл я 19 августа, 29 ноября располагаюсь выехать из Петропавловска, но когда буду к Вам! Этого не могу еще сказать. Хотелось бы приехать заблаговременно, но как будет угодно Господу.

Призывая на Вас и на все семейство Ваше благословенье и милость Господа, честь имею быть с истинным моим почтением и таковою же преданностью Вас, Милостивого Государя, покорнейшим слугою

Иннокентий, Е. Камчатский.

Ноября 23 дня 1842.

Р. S. Сделайте милость не беспокойтесь ни мало о встрече меня, довольно одного раза, даже не посылайте никого ко мне на встречу. Вы этим меня обяжете.

Письмо 36[68]

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец.

После последнего письма моего к Вашему Высокопреосвященству случилось следующее: Колоши и Чукчи начали принимать христианство, и принимать совершенно без всяких видов корысти. Вскоре по отбытии моем из Ситхи, в один день окрещено 16 человек Колош, и до 70 осталось еще готовых. В Камчатке, в сем году, начали креститься Чукчи, зашедшие в сию область в 1838 и 1839 году. Чукчи страшны для Камчадал, и справедливо: один из Чукоч, Чинник, целую ночь буйствовал даже в Тигильской крепости. И этот самый Чукча первый явился к священнику Стефану Вениаминову (брату моему родному), с которым он был знаком, и которого он за что-то любил (Камчатский благочинный говорит, что за его добрую жизнь: слава Богу!), просил и принял от него св. крещение накануне св. Пасхи; новокрещенный Чинник на завтра привел еще одного, а потом трех Чукоч, которые все крещены. Священник Вениаминов надеется, что все Чукчи, кочующие в его приходе (до 40 душ), будут окрещены. На западном берегу Камчатки, священник Кокшарский окрестил два семейства Чукоч. Крещение Чукоч в Камчатской области есть дело совершенно новое, и потому оно подает надежду, что и прочие Чукчи, если только обратить надлежащее внимание на них, не будут глухи к слову Божию.

Из Ситхи отправился я 5-го мая, и был на островах: Уналашке, Атхе, Унте, Прибыловых и на острове Беринговом. В Уналашку прибыли мы в день Вознесения Господня, в 7 часов утра, в храмовой праздник. Это я считаю новым знамением милости Господней ко мне. Здесь до прибытия моего ничего не знали ни об открытии епархии, ни обо мне, и все стало известно в этот день, в который я и отслужил. Подобного примера нет. Не умею высказать всего того, что чувствовал я и добрые Алеуты в этот день. В Камчатку прибыли мы