Муж амазонки - Сергей Калашников

— Видите около второй справа юрты три часовых? Они так стоят, чтобы видеть и друг друга и наружные стены сразу со всех сторон, — девушка не напрасно так долго вглядывалась, заприметила то, что для них важно. — Вот там и держат Лауру.

— Да. Внутрь заходят и выходят только женщины. Горшки приносят и уносят. А у сторожей в руках кнуты и арканы на поясах, — снова Чум делится тем, что приметил. Женщин и детей в деревне много, а мужчин мало. Мужчины уехали.

— Деревня, которую перевозят с места на место, называется стойбище, — юноша не забывает поправлять своего собеседника. — Подкрадёмся ночью и нападём. Небо в тучах, так что будет темно.

— Я один пойду, вместе будем шуметь. Все проснутся и нас победят, — темнокожий спутник не согласен.

— Ты хочешь увести Лауру тайком? А как же часовые?

— Убаюкаю, — вот тут, очевидно, что слово применено ошибочно, но лезть с критикой никто не спешит. Заинтригованы и смотрят вопросительно. А их товарищ и не думает секретничать. Показывает тростниковую трубочку и шип акации, на который нанизан мягкий комочек. Такими комочками из таких трубочек детишки плюют друг в друга ради шалости. Но, если вставить в изюмину острый предмет, то получается ощутимый укол и шутка становится неприятной. — Подумают, что комар укусил, — улыбается Чум, — хлопнут и еще сильнее уколются. А я смочу остриё охотничьей мазью, и они скоро заснут.

— Так они и дадут тебе к себе подойти! — Недоверчиво протянул Базиль.

— Детей большие люди обычно не боятся. Эти люди большого роста, а я — такой, как их дети.

Призадумались. Конечно, нападать втроём на целый лагерь, пусть и спящий, дело рискованное, а тут — коварный план, настолько безумный и неожиданный, что может сулить шанс на успех. Да и маленький попаданец — очень хороший охотник, они видели это своими глазами. И, действительно, в темноте его примут за ребёнка из-за маленького роста, а детям обычно сходят с рук разные погрешности в поведении. Как, всё-таки, хорошо, что они подобрались незамеченными, никого не насторожили. То есть, в лагере степняков никто не ждёт никаких неожиданностей.

Лежали с Зоей среди камней и переживали за Чума. Когда стемнело, тот просто встал и ушёл, направляясь к левой для них оконечности стойбища. И всё. Огни в стойбище не зажигали — не в обычае здесь костры среди шатров — и стало тихо, были отчётливо видны только факелы, которыми часовые освещают со всех сторон охраняемое строение. Иногда там происходят какие-то шевеления, видимо прогоревшие светильники сменяют на новые. И больше ничего примечательного. Ни детского плача, ни окрика, ни топота лошадиных копыт.

Терпение — вот что сейчас главное. Базиль вздохнул: сказать просто, а вот сделать… ему было бы значительно легче самому… и попался бы.

Чум, как ни крути, всё верно рассудил.

Чум не таясь вошел в пространство между шатрами. Проблески света от горящих в них очагов или жаровен прорывались наружу через щели в лёгких дверях, обращенных на юг. Тонкие бледные лучики невидимы с места, где спрятались его спутники, но его привыкшим в темноте глазам и их достаточно. Поэтому ориентироваться здесь не так уж сложно — не придётся ни на что натыкаться. Хотя вошёл он со стороны, противоположной той, с которой бдили сторожа вокруг охраняемой юрты, его окликнули:

— Кончай шляться по ночам, дубина! Быстро ступай в свой шатёр и сиди там до рассвета. Терпи, если вовремя не побеспокоился освободиться от лишнего.

— Да, — учтиво кивнул на всякий случай невнятному силуэту, копируя действия детей, если к ним обращался взрослый. Не зря он днём обращал внимание на мельчайшие детали поведения людей в лагере. Зато теперь Чум беспрепятственно прошёл в центр стойбища.

Приглушённые голоса, доносящиеся сквозь войлок, указывали на то, что ещё не все уснули, но хождения после наступления темноты тут явно не приветствуются. Люди ведут себя насторожённо и осмотрительно, стараясь не мешать тем, кто поглядывает по сторонам.

Куда бы спрятаться?

Забрался под кожаную покрышку, накинутую на кучу твёрдых объёмистых предметов — это вьючные сёдла, сложенные за ненадобностью и укрытые от сырости. Их много тут.

Подождал, пока все утихомирились и истаяли отблески жаровен, освещавших внутренности временных строений. То там, то тут раздавался храп, зато голоса перестали доноситься из за войлочных стен. Лагерь уснул. Кроме трёх часовых, которых он пока толком не видит, только догадывается об их присутствии по отдалённым отблескам пламени факелов, ещё один человек расхаживает, негромко ступая. Его не так просто разглядеть. А уж попасть ему в незащищённое одеждой место шипом из трубочки — кажется немыслимо. Терпение. А вот и удачный момент. Мужчина встал к нему боком так, что ничем не защищённая кисть руки оказалась в поле зрения, непонятно чем подсвеченная.

Тфу!

Шлёп! Выу!

Мужчина, ругаясь сдавленным шепотом, двинулся в ту сторону, где несут свою службу сторожа их пленницы.

— Аман, ты чего шумишь?

— Какая-то муха здоровенная укусила. Смотри, жало осталось, — двое по очереди рассмотрели тыльную сторону ладони, видимо, отломившийся кончик шипа их заинтересовал.

— Здоровенная, — а это уже заключение по результатам осмотра размазанной изюминки — не напрасно Чум её немного пожевал, чтобы напиталась слюной и потеряла прочность. В неверном колышущемся свете понять, чем это было до шлепка невозможно, а пробовать на вкус никто не стремится. Просто липкая гадость, вот и всё.

Теперь, когда понятно, сколько человек бодрствует, и где они находятся, можно не сидеть под краем кожаного покрывала, а проследить за подстреленным часовым. Вот он снова удалился в неосвещённую часть лагеря и… присел как раз на ту самую груду седел, под которой… или просто похожую, они тут рядом с каждой юртой, а много ли разберёшь в потёмках.

Устраивается удобней, сползает, укладывая голову. Пауза. Уснул.

Теперь три часовых рядом с факелами, воткнутыми в землю длинными рукоятками. Глаз не спускают с шатра и не расслабляются. Беда в том, что они друг друга видят, то есть, присматривают, чтобы никто не потерял бдительности. Вот было бы здорово, если бы Лаура стала похрапывать во сне, как водится за ней иногда! Зная, что охраняемая спит, сторожа могли бы и себе позволить некоторые вольности, на которых их можно было бы подловить.

Терпение!

Кругом всё спит, и это хорошо. Жаль, что в юрте слева спят шумно, трудно разобрать звуки, идущие от пленницы. Есть! Наконец-то уснула и начала выводить те самые рулады, по которым он так соскучился. Никогда бы раньше не подумал, что чего-то подобного ему может не хватать.