Этот русский рок-н-ролл - Александр Рыжков / Тарантино

- А можно мне мой смартфон вернуть?

- Это зачем ещё? Куда звонить собрался?

- Да не звонить! Время хотя бы видеть. Часов-то нет...

- Часов? Пользовать смартфоны на объекте строго запрещено! Ну-ка, дай-ка сюда брошюру.

На плане объекта полковник отметил здание, куда к шести часам должен подойти Индеец, расписаться и забрать часы.

- По нашей классификации, часы первого класса. Идеально подойдут к машине, за руль которой ты сядешь.

- А что, есть и высший?

- А высший класс идёт в комплекте с трёхпалубной яхтой, - полковник ухмылялся. - Будем наряжать тебя как новогоднюю ёлку - не спеша.

- Я имя выбрал.

- Да ну! И какое же?

- Игнат.

Почему Индеец выбрал себе имя Игнат, он и сам не знал. Как не знал и того, что в древности так нарекали мальчика, чтобы уберечь его от недобрых духов. Люди верили: злые сущности не смогут нанести ребенку вред, потому что в переводе с латинского это имя означает - «не родившийся», а значит – невидимый.

- Ты серьёзно? Индеец Игнатий Сергеич Ильиных?!, - татарин даже не пытался сдерживать иронию.

- Я серьезно.

- Ну... Как знаешь, - полковник направился на выход, потом замешкался и добавил. - И вот ещё... Учись легенду шить по ходу: «годные котлы» - «душевный подгон» от Скляревского.

Шагалось легко. Бывший арестант ступал мягко, по - кошачьи.

«Ну, с обновой тебя, Игнат...»

На запястье мерцали почти новые часы белого золота - Vacheron Constantin Traditionnelle Chronograph.

***

- Что-то не так? - спросил Игнат, обращаясь к Тамаре.

Всё утро, прилежный пациент диагностического блока покорно выполнял то, что скажут: сдавал кровь, глотал зонд, мочился в склянку, дышал и не дышал. Электрокардиограммы, УЗИ и КТ... Финальным аккордом всего комплексного обследования значился не совсем обычный томограф: собранный в единичном экземпляре, он стоил каких-то фантастических денег. Но, по словам полковника, неоднократно себя окупил, эффективно распределяя человечий материал по оптимальным направлениям. Томограф обладал разрешением, десятикратно превышающим среднее значение по отрасли. При такой точности наблюдений становился возможным количественный учёт полей и подполей неокортекса. Именно этот баланс определял все качества личности. Таланты, в том числе и скрытые, наклонности, возможные пороки.

Результаты этой магнитно - резонансной томографии сразу давали однозначный ответ на вопрос - кто он, хозяин этого мозга. Лирик он или физик? Может математик с потенциалом Лобачевского? Прирождённый снайпер или боец, каких не было со времён Гектора?

«Контора» всегда держала руку на пульсе подобных научных изысканий, не очаровываясь харизматичными исследователями вроде профессора Савельева, гипотезами которого увлекался даже Лариосик. Когда-то они с лаборантом мечтали попасть внутрь такого томографа, «узреть» свой истинный потенциал. И вот теперь, вынырнув из тубуса МРТ, Индеец-Игнат сидел на медицинской тахте и наблюдал реакцию Тамары - сорокалетней полноватой женщины в безупречно белом халате. Та зачарованно погрузилась в изучение огромных целлулоидных снимков. Да так, что перестала реагировать на внешние раздражители.

Тамарин телефон беспомощно звонил уже пятый раз, оставаясь незамеченным.

- Что-то не так? - Игнат повторил свой вопрос.

- Удивительный мозг..., - Тамара отложила в сторону очередной снимок. - Некоторые поля... У них превышение нормы в двадцать раз!

- Это плохо, или хорошо?

- Хорошо... Даже слишком.

Тем же вечером, оперативно получив рапорт «О томографии головного мозга № 2408», суровый полковник превратился в беспечного пионера, напевающего себе под нос «Махнем, не глядя». Кабинеты Лубянки не помнили подобного. Чутье не подвело, а значит бутылка «Макаллана», пусть ненадолго, но покинула сумрак сейфа. Этим вискарем татарин баловался в особых случаях...

Игнат сопел на утреннем ФИЗО, когда на «девятку» ни свет ни заря прикатил татарин.

- И что это значит? - Индеец вышел из душа, повесив полотенце на мокрую шею.

- Только то, что нужно ускориться, - бросил полковник, не прекращая тискать зубами сигарету. - Одевайся, продолжим беседу за кофе, я еще не завтракал.

Столовая только начинала оживать: на кухне что-то шкварчало, а редкие посетители ползали вяло, как сонные мухи, деликатно обходя столик у окна, за которым уселись Игнат и татарин.

- Что с почками, болел в детстве? - полковник ловко мазал маслом тост.

- Да, есть такое. Пиелонефрит. Года два было, толком не помню.

- Надпочечники. Твой кортизол в десять раз выше нормы. Брызжешь адреналином, как этот... Гоцман из «Ликвидации».

- А МРТ? - Игнат проглотил кусок и продолжил. - Там вообще в двадцать раз выше нормы...

- Ты о мозге? Это не патология, годен.

- Может гены?

- Что?.. - Асхатович даже перестал жевать. - Да ну... Бред! Мы получаем от предков только особенности тела да болезни. Разум - не эстафетная палочка, не передаётся.

Татарин ухмыльнулся, вытирая салфеткой губы:

- Грезят фантасты, паря в эмпирее!

Грезят убогие, сладостно млея...

Человеки мечтают о клонировании, хотят билеты в вечность. Даже в нашем отделе есть подобные идиоты... Но новую кору-то нельзя отксерить! Тело может и будет прежним, но вот личность..., - полковник закурил, дежурный отвернулся. - Клонированием будут растить «запчасти»- почки, печёнку, кожу и прочую требуху. Мда... С однояйцевыми близняшками имел дело? Это не те, что с одним яйцом. Знаешь?

Конечно же, он знал. Школа... Учились в параллельном классе две девочки-близняшки Осокины. Похожие, как две капли. Одна зубоскалила, завидя «Логоневроза», другая же, напротив, его жалела.

- Близнецы формируются в одной среде, обладают идентичным геномом, но вырастают совершенно разными! - полковник жестил, роняя пепел прямо в тарелку.

Так и было. Повзрослев, Осокины сменили одинаковую одежду на диаметрально-противоположную. И даже принялись краситься по - разному, утрируя свои различия.

- Мозг, он как морозный узор на оконном стекле. Поставь рядом два совершенно одинаковых чистых стекла и жди. Узоры будут разными! - татарин бросил взгляд на часы и резко встал. - Всё, идём.

На объекте «три-девять» у полковника имелся свой кабинет. Не такой просторный, как на Лубянке, но столь же прокуренный, с большой хрустальной пепельницей и портретом Дзержинского. В нём и продолжилась беседа после приема рапортов и прочей «конторской» полковничьей рутины.

- Грядёт большая смута. То,