Восемь мстительных богов - Наталья Вячеславовна Андреева

образ. Изнеженный джентльмен стал морским волком! Стоит только захотеть! И Зоя это оценит.

Море всегда тянуло Осю. И запах дальних странствий, и ветер, оставляющий на коже густой загар, а на губах морскую соль. И то особое состояние, в которое можно погрузиться, только провожая взглядом уплывающий в туманную дымку берег. Единство со стихией.

Поэтому Остап Ефимович Первак вдрызг разругался с отцом, предлагавшим теплое местечко в возглавляемой им больнице, и ушел в первое плавание, не подозревая, что они больше не увидятся. Даже на похороны Ося приехать не смог. Да кто ж его отпустит, с плавбазы! В самый разгар сезона!

Места на круизном лайнере для Оси Первака не нашлось. А на рыболовецкую базу – пожалуйста! Милости просим! Паспорт моряка только оформи, парень. Остальные бумаги у тебя в порядке.

Когда радист сказал Осе, что его отец умер, первой же реакцией было потребовать вертолет.

«Я хочу домой! Я нужен сейчас матери!» – сжимал кулаки Остап. Но за бортом бушевала стихия, а компания, куда устроился на работу Первак, была частной. Хозяин даже на связь не вышел, стоило только заикнуться о вертолете.

К тому моменту Ося поумнел. И взгляд его на всю эту – пошла бы она в задницу! – романтику сильно изменился. Первак навсегда запомнил тот день, когда впервые поднялся на борт морского судна. Как только миновали портовые ворота, передали штормовое предупреждение.

Ося, сияющий от счастья, воодушевленный, стоял на мостике рядом с капитаном. И ждал приключений! Мудак!

– Фигня, братва, прорвемся. Зря, что ли, в море вышли? – не отреагировал на предупреждение метеорологов кэп.

А волны поднимались все выше и выше. Ося почувствовал себя на гигантских качелях: вверх-вниз, вверх-вниз…

И эйфорию как ветром сдуло. Штормовым ветром. Ося мгновенно вспотел, по всему телу разлилась предательская слабость. И это было только начало! Внезапно к горлу подступил ком. Его оказалось невозможно сглотнуть. Ося едва успел добежать до гальюна.

Так его еще ни разу в жизни не полоскало. Казалось, что рвутся кишки и желудок. Вскоре Ося блевал уже не разбирая, где можно, а где нельзя. В полубреду Первак добрел кое-как до своей каюты и рухнул на койку.

А за бортом уже бушевал настоящий шторм! Волны били в иллюминатор, который оказался не намного выше ватерлинии. Ося подумал, что сейчас потонет вместе с этим корытом, которое непонятно каким чудом еще держится на плаву. Казалось, что ненадежный иллюминатор вот-вот вышибет ледяной свинцовой водой. Не хотелось ни пить, ни есть, ни ссать. Ничего.

Ося словно умер. Ему чудилось, что у него нестерпимый жар, хотя на самом деле температура была нормальная. Но все тело пылало, кости ломило, как во время гриппа. Ком так и застрял в горле. Его приходилось то и дело выталкивать наружу вместе с желчью. Жидкости в желудке не осталось.

Романтика?!

Он очнулся через двое суток, почувствовав запах жареной рыбы. Осю больше не тошнило. Он хотел есть. Первак прошел на камбуз и осторожно поел. Качку он вроде бы чувствовать перестал. Мотало, конечно, от переборки к переборке основательно и ходить мешало, но на самочувствие больше не влияло. В гальюн Первак теперь ходил только по нужде, большой и малой.

– Молодец, моряк! – оскалился кэп и хлопнул Осю по плечу. – Жить будешь, считай, прописался. Шторм был что надо.

На пятый день добрались до плавбазы.

– А когда домой? – глупо спросил у капитана Ося.

Тот заржал:

– Мы – вместе с уловом. А ты, парень, тут надолго застрял. Контракт хоть читал, когда подписывал? Или романтики захотелось?

Ося больше не мог слышать этого слова. Даже Зоя была забыта.

Но он выжил. Адаптировался не только к качке, но и к жизни на островке, отрезанном большой водой от остального мира. Притерпелся к своей плавбазе. И даже снова пошел в плавание. На этот раз более долгое. Потому что Зуевы жили на одной площадке. Спальня супругов – через стену. Они, конечно, были толстые, эти стены в «сталинке», но кое-какие звуки все же прорывались. И Ося скрипел зубами.

Прошел слух: Егор разбогател и строит загородный дом. Но, зная зуевский размах, стройка может затянуться. Надо переждать, и долгое плавание – лучший вариант. Хорошо бы на год. Нон-стопом. Один контракт, потом другой, третий. После короткой передышки в порту. А в Москву не возвращаться.

Отец умер, мать ушла в себя. Понадобились деньги. Много. И поменьше бывать дома. У Первака не было выбора, кроме как вахтовым методом. Да и море тянуло. Уже не так, как раньше, без романтики, Ося все уже себе доказал. Стал мужчиной. Хотя с женщиной по-прежнему ни разу не был.

На плавбазе вместе с ним застряла однажды симпатичная веснушчатая медсестричка, Аленка. Она постоянно делала намеки и даже как-то позвала Осю к себе в каюту, полечить.

– Что случилось? – спросил он, доставая аптечку.

И тут заметил, что Аленка, раздетая, в одном бюстгальтере и трусиках с кокетливыми кружевами, лежит в койке. И одеяло приглашающее откинуто. Первак подошел и молча поставил Аленке градусник. Потом глухо сказал:

– Температура нормальная. Пей витамины и побольше отдыхай.

– Придурок! – выпалила Алена и вскочила, хватая со стула халат. – Убирайся отсюда!

Он молча вышел.

Эту историю Ося никому не рассказывал. Знал, что мужики будут ржать. В открытом море, вдвоем с бабой… Да еще и застряли на несколько месяцев. Даже монах не выдержал бы. А Ося смог.

Он слишком любил Зою…

* * *

– Снегин, ты сейчас похож на напыщенного индюка, – подколола Алла.

– Но я же выиграл!

Ему сегодня откровенно пёрло. Хотя и он был не промах. Сделал тонну! До игроков экстра-класса Снегину, конечно, далеко. До списка «100+». Это снукеристы, сделавшие больше сотни сенчури-брейков, или в просторечье тонн, за свою карьеру. То есть набрали сто очков и больше за один заход за стол.

– Выдохни, – погладила его по плечу Алла.

– Я тонну сделал!

– А я матан сдала!

– Это что такое?

– Математический анализ, Снегин.

И он тут же сдулся. Тонна. Что тонна? Запиши в послужной список, все одно до мастеров далеко. А матан – это матан! Математический анализ! Алла такая умная!

– Да ладно тебе дуться, – сказала она в машине по дороге домой. – Я не хотела тебя задеть.

– Понимаю. Ты просто не разделяешь мою любовь к бильярду.

– Я честно сижу в зале по два и даже с лишним часа, стараясь не зевать.

– И смотришь при этом в гаджет, а не на бильярдный стол.

– Как ты узнал?! Я думала, ты во время партии вообще ничего не замечаешь!

– Значит, правда не смотришь, как я играю.