Территория тьмы - Видиадхар Найпол

Поначалу единственное, что бросилось нам в глаза на этих поросших низким кустарником равнинах вблизи пакистанской границы, — это присутствие армии: лагеря с указательными столбами (сплошь побелка и прямые линии), ряды грузовиков и джипов, кое-где — маневры легких танков. Казалось, эти люди в походной форме оливкового цвета и в маскировочных панамах принадлежат уже к другой стране. Они по-другому ходили, они были красивы. В Джамму мы сделали остановку, чтобы пообедать. А потом начали подниматься вверх, подъезжая к Кашмиру по дороге, построенной индийской армией в 1947 году, во время пакистанского вторжения. Становилось прохладнее; появились горы и ущелья, неровная местность — холм за холмом, отступающие равнины, издалека теряющие цвет. Мы ехали вдоль реки Ченаб, русло которой по мере подъема, переходило в теснину, заваленную бревнами.

— И откуда же вы?

Это был индийский вопрос. Мне приходилось отвечать на него раз по пять в день. И вот я снова пустился в объяснения.

Человек, заговоривший со мной, сидел сбоку, по другую сторону прохода. На нем был приличный костюм. У него была лысина, остроконечный гуджаратский нос; казалось, он чем-то расстроен.

— И что вы думаете о нашей великой стране?

Это был еще один индийский вопрос; и сарказм при ответе не годился.

— Только честно. Скажите мне, что вы думаете.

— Хорошая страна. Очень интересная.

— Интересная. Вам повезло. Вот пожили бы вы тут! Мы же здесь как в западне. Понимаете, о чем я? В настоящей западне.

Рядом с ним сидела его полная, довольная жена. Наш разговор явно занимал ее меньше, чем я сам. Всякий раз, как я глядел в сторону, она меня изучала.

— Всюду коррупция и кумовство, — продолжал мой собеседник. — Все хотят устроиться на ооновскую работу. Врачи уезжают за границу. Ученые бегут в Америку. Будущее — сплошная чернота. Вот вы, например, сколько зарабатываете у себя в стране?

— Около пяти тысяч рупий.

Несправедливо было наносить такой жестокий удар. Но он его выдержал.

— И что же вы делаете? — спросил он.

— Преподаю.

— И что же вы преподаете?

— Историю.

Похоже, это его не впечатлило.

Я прибавил:

— И еще немного — химию.

— Странное сочетание. Я сам — учитель химии.

Такое случается с каждым выдумщиком.

Я нашелся:

— Я работаю в общеобразовательной школе. Там приходится учить всему понемножку.

— Понимаю. — Сквозь замешательство пробивалась досада; его нос начал подергиваться. — Странное сочетание. Химия!

Мне стало не по себе. Впереди было еще несколько часов совместного путешествия. Я сделал вид, что у меня разболелась голова от детского плача. Так не могло больше продолжаться. Но скоро пришло избавление. Мы остановились на автостоянке среди сосен, над зеленой лесистой долиной. Мы вышли размять ноги. Было прохладно. Оставшиеся позади равнины уподобились болезни, точные симптомы которой уже невозможно припомнить после выздоровления. Теперь шерстяные вещи были очень кстати. Надежды на каникулы начали оправдываться. А когда мы вернулись в автобус, то оказалось, что учитель химии и его жена поменялись местами, чтобы ему уже не пришлось продолжать беседу со мной.

Была ночь — ясная и холодная, когда мы делали остановку в Банихале. Гостиница для путешественников была погружена во тьму: электричество выключилось. Повсюду суетились служители со свечами; при свечах готовили еду. В лунном свете террасированные рисовые поля походили на старые окна в свинцовых переплетах. Утром они выглядели совсем иначе — зеленые, грязные. После банихальского тоннеля мы начали спускаться все ниже и ниже, мимо сказочных деревенек — утопающих в ивовых рощах, орошаемых речушками с травянистыми берегами, — в Кашмирскую долину.

В Кашмире царили прохлада и яркость красок: желтые горчичные поля, горы со снежными шапками, молочноголубое небо, на котором мы вновь увидели драматичные облака. Там люди кутались от промозглости утреннего тумана в коричневые одеяла, а мальчишки-пастухи в шапочках с закрытыми ушами взбирались босиком по крутым и влажным каменистым склонам. В Казигунде, где мы остановились, была еще и пыль в солнечном свете, хаос базара, ждущая толпа и запах, стоящий в холодном воздухе: смешанный запах угля, табака, масла для жарки, застарелой грязи и человеческих испражнений. На залепленных грязью крышах деревенских домов росла трава — и тут я наконец понял, почему в той сказке, которую я читал в детстве в «Вест-Индской хрестоматии», глупая вдова загоняла свою корову на крышу. Автобусы, куда набились мужчины с выкрашенными в рыжий цвет бородами, уезжали туда, откуда мы приехали. Пришел очередной автобус, остановился. Толпа заволновалась, ринулась вперед и отчаянно прилипла к окошку, откуда мужчина с усталыми глазами высунул в благословении худую руку. Он, как и остальные, отправлялся в Мекку; и какой же далекой казалась из обрамления этих сторожевых гор Джидда — арабский паломнический порт, где притаились опасные рифы, над которыми синие воды делаются бирюзовыми. В закопченных кухонных каморках сидели и готовили пищу сикхи со свирепыми бородами и светлыми глазами, воины и властители не так уж и давно минувшей эпохи. Каждый съестной ларек заманивал вывеской. Тяжелые белые кружки были в щербинках; на столах, поставленных под открытым небом, лежали клеенчатые клетчатые скатерти; земля под ними превратилась в размягченную грязь.

Горы отступали. Долина становилась шире, переходя в рыхлые, хорошо орошенные поля. По обочинам дороги росли тополя, а ивы клонили ветви над берегами прозрачных речушек. И вдруг в Авантипуре, посреди сказочной деревеньки с покосившимися деревянными домишками, выросли серые каменные развалины: эти громоздкие балочные перекрытия, могучие, с квадратным основанием колонны портика, крутые каменные фронтоны колоннады вокруг центрального святилища, массивные и неуклюжие в этом разрушенном состоянии, — все это будило воображение, уносило его на много веков назад, к древнему культу. Это были руины индуистского храма VIII века, как мы узнали позже. Но ни один из пассажиров не вскрикнул от удивления, никто не показывал пальцами в окно. Они ведь жили среди руин; индийская земля была богата древними изваяниями. В Пандретхане, на окраине Шринагара[40], вокруг развалин похожего храма, только поменьше, расположился армейский лагерь. Солдаты занимались там военной подготовкой. Ровными рядами стояли армейские грузовики и бараки; на обочине виднелись щиты с символикой армейских дивизий.

Мы остановились у поста городской таможни, в заторе из грузовиков «Тата-Мерседес-Бенц», откидные борта которых были разукрашены цветочными узорами и надписями «Пожалуйста, сигнальте», выведенными затейливыми буквами на желтом или розовом фоне. На фальшполах лавок закутанные в одеяла мужчины курили кальяны. Огибая город, мы доехали до проспекта, обсаженного исполинскими чинарами, чью сладостную тень кашмирцы считают целебной, и свернули во двор Центра приема туристов — нового здания из светло-красного кирпича. Напротив, через дорогу, возвышался огромный щит с портретом мистера Неру и с его призывом — обходиться с иностранным гостем как с другом. А прямо под этим щитом уже стояли кашмирцы и что-то выкрикивали — на первый взгляд, с враждебными намерениями, и их толпу едва сдерживали офицерские тросточки элегантных полицейских в тюрбанах.

Среди тех крикунов были владельцы плавучих домов или слуги владельцев. Трудно было представить, что эти люди могут чем-то владеть или предлагать что-то стоящее. Но плавучие дома действительно существовали. Белыми рядами они качались на водах озера, на фоне зеленых островков, перекликаясь своей белизной со снегами на склонах окрестных гор. Там и сям бетонные ступеньки спускались с прибрежного бульвара к прозрачной воде озера. На ступеньках сидели мужчины и курили кальяны; их лодки-шикары смотрелись скоплением красных и оранжевых навесов и подушек; и в таких шикарах нас переправили к плавучим домам. Причалив и поднявшись по изящным ступенькам, мы обнаружили интерьеры, которые превзошли все наши ожидания: ковры, медные изделия и картины в рамах, фарфор, деревянные панели обшивки и полированная мебель другой эпохи. И сразу же Авантипур и все прочее исчезли. Здесь мы очутились в английской Индии. Здесь нам дали осмотреть старинные записи, потускневшие за десятки лет отзывы постояльцев. Были здесь и приглашения на свадьбы английских армейских офицеров, которые сейчас, наверное, были уже дедушками. И сам владелец плавучего дома, который казался таким ничтожным возле Центра туризма, смотрелся так жалко, когда он ехал на велосипеде позади нашей тонги и со слезами на глазах умолял посетить его баржу, тоже переменился: скинув обувь, опустившись на колени на ковер, он вдруг сделался таким же утонченным, как и фарфор — теперь большая редкость в Индии, — в котором он подал нам чай. Вот еще фотографии — портреты его отца и гостей его отца; вот еще отзывы; вот рассказы о большущих порциях английских блюд.