Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.) - Татьяна Симонова

В обязанности агентов также входила политическая агитация как в среде интернированных, так и в среде военнопленных красноармейцев с целью «возбуждения ненависти к советской власти, вселения уверенности в неизбежности ее падения». Перед агитаторами была поставлена задача сплочения групп добровольцев для вооруженной борьбы с большевиками. Агитаторы-агенты были обязаны вызывать сочувствие к польскому народу, ставить его в пример, «как народ, создавший государство из пепла». Ключевым был тезис: народ, который еще сам нуждается, приходит на помощь русским. Разумеется, со стороны польской администрации лагерей агитаторы находили полную поддержку как в агитационной деятельности, так и в организации досуга солдат и офицеров[420].

После краха военного предприятия в ноябре 1920 г., организованного Б. Савинковым, руководство неоднородного в политическом отношении контингента антисоветских формирований в массе своей пережило крушение надежд. О том, какова была степень разочарования результатами «военного похода» и руководством Б. Савинкова, косвенным образом свидетельствует его обращение к «бывшим бойцам, отдававшим все свои лучшие силы на святое дело освобождения своей Родины от злых насильников». Солдат и офицеров-добровольцев, попавших «в невероятно тяжелую обстановку», он призывал «не винить тех, кто делает все возможное, чтобы всячески облегчить положение интернированных». Старших офицеров Б. Савинков призвал «не поддерживать, а всемерно бороться с озлобленным настроением тех, кто совершенно несправедливо» возлагает вину за поражение на РПК (РЭК). «Это временное испытание», – убеждал добровольцев «главнокомандующий». На Рождество в январе 1921 г. Б. Савинков выделил интернированным «на улучшение пайка» по 400 тысяч польских марок каждому отряду. Ничтожность этой подачки подчеркнуло командование первого отряда («балаховцев»), которое раздало эту сумму интернированным в лагерях по 50 марок на человека[421].

В первые три месяца интернирования, до подписания Рижского мирного договора между Советской Россией и Польшей (18 марта 1921 г.), солдаты и офицеры 3РА могли бы не иметь оснований для жалоб на свое материальное положение. Их финансовое обеспечение могло бы осуществляться за счет продажи имущества армий. Ликвидационная комиссия РЭК по этой статье уже в конце ноября получила 4 миллиона польских марок. 11 декабря 1920 г. по этой же статье было получено еще 2 миллиона марок[422]. В начале января 1921 г. общий приход (включая доход от продажи военного имущества) составил 6 миллионов 102 тысячи польских марок. Особая комиссия распределила их следующим образом: личный состав армии должен был получить 5 543 764 польские марки, «по аттестатам и счетам» различным лицам предполагалось выдать 202 789 марок[423].

Согласно отчетам РПК, всего на содержание воинских формирований «русских беженцев» на территории Польши и на содержание интернированных частей антисоветских формирований польским военным ведомством в период с 01.06.1920 г. по 01.04.1921 г. было выдано 244 256 509 польских марок, 8 000 600 царских рублей, 2 миллиона думских рублей и 5 миллионов украинских карбованцев. От Н. В. Чайковского и Е. К. Миллера на нужды интернированных в течение этого периода времени поступили 25 тысяч франков, которые образовали особый фонд им. Чайковского.

Кроме финансовой поддержки генерал Миллер направил из Парижа 3000 пар ботинок с условием их распределения через эмигрантский РОКК строго определенным частям бывшей 3РА[424]. В. Л. Бурцев собрал на содержание интернированных добровольцев через свою газету «Общее дело» 2 тысячи французских франков. Все финансовые средства РЭК хранились на текущем счете начальника финансового отдела Н. Г. Буланова.

Чтобы пополнить свою казну, Б. Савинков разослал в эмигрантские газеты статьи с описанием тяжелого положения «русских героев» в польских лагерях. В одной из них он высказывал признательность к «полуразоренной, полуголодной, полураздетой Польше», братский народ которой «в тяжелую годину междуусобия и смуты» протянул руку и «поистине поделился с нами последним». «Героические, доблестные борцы» сидят за проволокой, «лишенные свободы», взывал к читателям Б. Савинков, в бараках температура не выше 0º; ежедневно отправляют по 2–3 человека в лазарет; питание – по 1–1,25 фунта хлеба и половина селедки; «и нет конца их неизбывному горю». Только генерал Миллер и Чайковский из всей русской эмиграции, подчеркивал Б. Савинков, «подумали о русских людях, интернированных на территории Польши». Все остальные забыли о русских, «о погорельцах», о тех, кто «перенес ужасы междоусобной войны, мерз, голодал и лежал в тифу на холодной земле»[425]. Однако страстные призывы Б. Савинкова о материальной помощи отклика в русской эмиграции не находили.

В начале 1921 г. усилиями Чайковского и с согласия Вендзягольского в Польше было создано польское отделение общественной организации Российский земско-городской комитет помощи беженцам (Земгор). Первоначально польское отделение Земгора было задумано как организация, работающая в согласии с савинковским РЭК и эмигрантским РОКК. Деятельность комитета, писал Чайковский в феврале 1921 г., «кроме чисто продовольственных задач, направляется по линиям санитарной, трудовой и культурно-просветительной помощи» для всех категорий русских в Польше: «военнопленных, интернированных и просто спасающихся от большевиков». Земгор в Париже был признан французским правительством, что было крайне необходимо, так как, по словам Чайковского, «французское правительство наложило руку» на остатки всех российских средств за рубежом[426].

Проблема исследования положения русских в Польше (особенно в лагерях военнопленных и интернированных) была поставлена польским отделением Земгора очень остро, поскольку точных сведений об их положении и численности в тот момент он не имел. Польские официальные профильные структуры учет русских военнопленных красноармейцев, интернированных, беженцев не вели и более или менее точными данными об их количестве не располагали. Какая-либо русская организация, способная провести регистрацию всех жертв войны на территории Польши, отсутствовала. Советские структуры в тот момент в Польше еще не работали.

По приблизительным данным польского отделения Земгора, количество русских беженцев в Польше на тот момент составляло 300 тысяч человек, военнопленных красноармейцев в лагерях – до 70 тысяч человек, интернированных солдат и офицеров бывших армий Булак-Балаховича и Пермикина – 15 тысяч человек. Польское отделение Земгора предполагало, что в польской провинции имеет место «громадное количество беженцев», не поддающееся учету. Таким же «громадным» было число русских – граждан Польской республики, национального меньшинства[427].

Председателем Совещания земско-городских деятелей в Польше был избран земский деятель Петр Эрастович Бутенко[428]. Однако признание польского отделения в Парижском земгоре и его регистрация в центральном правлении Российского земско-городского комитета помощи российским гражданам заграницей в Париже[429] прошли не сразу. Переписка по этому поводу длилась до июня 1921 г., когда бессменный председатель Российского земгора Г. Е. Львов принял решение командировать в Польшу своего представителя для выяснения «программы и способов ее осуществления» в варшавском отделении, после чего выделил ему 25 тысяч франков, вместо 50–100 тысяч, запрашиваемых Бутенко[430].

На первые средства, полученные от Земгора, Бутенко начал работу по обследованию положения беженцев в восточной части Польши. По соглашению с эмигрантским РОКК члены Земгора выехали в районы Сарны – Барановичи, Ровно – Львов и Ковель[431]. Результатом их работы стала достаточно полная картина положения на местах (состояние русских школ, положение русского духовенства, уровень трудовой занятости и, главное, уровень правовой адаптации русских в Польше). От польских государственных или военных структур Земгор никакой поддержки не имел. Поскольку Земгор располагал финансовыми средствами, савинковцы сделали попытку получить от него «на пособие для интернированных» значительные средства. В марте 1921 г. Философов запросил у Бутенко по 10 французских франков на человека, т. е. 120 тысяч французских франков в месяц[432].

Единственной русской организацией, которая работала в тесном контакте со вторым отделом штаба военного министерства Польши, продолжал оставаться РЭК Б. Савинкова. В марте 1921 г. польское военное министерство на содержание интернированных выделило еще 5 миллионов марок, столько же было решено выделить в апреле[433]. Тогда же хозяйственная комиссия РЭК провела инвентаризацию имущества, полученного от польского военного ведомства армиями Пермикина и Булак-Балаховича. Из отчета Б. Савинкова Б. Медзинскому в связи с инвентаризацией следовало, что на учете комиссии числилось имущества на 17 862 400 польских марок (техническое и санитарное имущество, автомобили, мотоциклеты, аэроплан). Но в распоряжении РЭК находилось имущества всего на сумму 1,5 миллиона польских марок, остальное числилось в распоряжении польского военного ведомства[434]. Анализ архивных документов позволяет сделать однозначный вывод: значительные финансовые средства, которыми располагал РПК (РЭК) Б. Савинкова, не были использованы по назначению.