Я ухожу, любимый - Марика Крамор

скепсиса, что тошнота отвратительным комом выжигает мне горло. Я начинаю часто дышать. Сердце колотится.

— Хорошо, — пытаюсь я настроиться на позитивный лад, но по глазам Лены понимаю, что позитивного в моем случае очень мало. Кажется, она очень сильно сглаживает углы, пытаясь сохранить мое спокойствие. — Я так понимаю это сложные операции? Говори как есть! Мне нужно понимать.

— Оперирование аорты считается одним из самых сложным направлением кардиохирургии. Я знаю несколько клиник, хирурги которых обладают неоценимым опытом и владеют этими методиками: и на консультацию нам с тобой точно туда, — она уверенно кивает. — Не волнуйся, это встречается. И с этим работают. Но для начала нужно убедиться, что операция нужна. Сейчас делать выводы еще рано.

— Ладно, ты меня успокоила.

— Держи, — девушка возвращает мне описание снимков и подбадривает улыбкой. — Едем?

— Едем.

АКРАМ

Выхожу из душа, телефон разрывается, как сумасшедший. На экране имя сестры, но ответить я не успеваю: вызов прекращается. Помимо трех пропущенных от нее висит еще тройка сообщений, для начала открываю их:

Гела: «Я еду к тебе. Срочно надо поговорить».

Гела: «Не могу дозвониться. Да где ты?!»

Ого, сестра обычно сдержана, а здесь… что-то случилось!

И, наконец, третье:

Гела: «Я подъезжаю к твоему дому, если ты там не один, быстро всех взашей! Выставляй за порог немедленно!»

Ощущая, как по спине прокатывается липкий озноб, перезваниваю ей:

— Ты дома? — меня сносит убойной волной ее вопроса.

— Да.

— Один?!

— Один, один. Что не так?

— Скоро буду! — сообщает она коротко и отбивает вызов.

Судя по голосу — она на взводе. Да что случилось-то?!

Я торопливо одеваюсь, включаю кофе-машину.

Гела на себя не похожа. Примчалась ни с того ни с сего, грозная, приказы раздает.

Неприятное чувство бьет в солнечное сплетение. Короткий разговор ни о чем выжал из меня все, кроме нервозности.

Через десять минут Гела врывается в квартиру с горящими, как у фурии, глазами и невысказанным обвинением во взгляде.

— Проходи, я тебе кофе налил, — приглашаю ее в свою скромную обитель.

— Кофе — это хорошо, кофе — это очень вовремя.

Ее колотит так, что я не представляю, что же с ней могло произойти. Даже пальцы ее трясутся… Она умудряется расплескать кофе на пол.

— Точно один? — зачем-то уточняет она подозрительно, а я кусаю ее недобрым взором в ответ.

— Гел, ты для этого приехала?

— Я Зорину встретила. Случайно! — выкрикивает она.

При звуках родного имени сердце сжимается и пропускает удар. Тоскливо внутри. Пусто. А еще раздирает и больно тянет.

Почему только сейчас это чувство укрывает с головой. Чувствую себя потерявшимся провинившимся щенком. А хозяйка там… далеко...

— Так…

Я пытаюсь уточнить, но Гела меня перебивает:

— И ей нужна операция. ОЧЕНЬ СРОЧНО!!!

Я вскидываюсь мгновенно. В голове сразу оживает рой вопросов. Жалят, жалят и жалят.

— Что с ней?

— Важно не то, что с ней сейчас, а то, что может произойти!

— И что же?

— Будет очень плохо! — истерично кричит сестра.

— Так, я понял. Что для операции нужно? Все сделаю!

— Акрам, — воинственно смотрит Гела. — Ей без операции никак...

— Я понял. Дальше что?

— И делать сейчас ее нельзя.

— Почему? — недоуменно отзываюсь я.

— Потому что она беременна.

Глава 24

Слова бьют наотмашь. Еще и еще.

— Беременна? — зачем-то повторяю я глухим голосом.

— У нее даже живот уже заметен. Ты давно ее видел?

Обвинение в голосе сестры звучит тихо-тихо, а эффект оказывает незабываемый.

— Когда это было в последний раз, заметно еще не было.

Слепым взором дырявлю стену, пытаясь осознать.

Мой темный мир, каким-то чудом державшийся на волоске от разрушения, начинает сыпаться и крошиться. Тьма, живущая во мне, вырывается на свободу, гася внутренний свет. Огонек, что догорал среди остатков моей души, теперь гаснет окончательно. Становится темно и мрачно. Зябко, как в дождливый день. Над головой лишь хмурое небо. Просвета уже нет.

Хотя… как это нет? Есть. Вот же он! Зорина. Она оставалась рядом, и небо было светлее. И я скоро стану отцом. Нашего с ней ребенка.

С ответом я не успеваю: Гелена приближается и хватает меня за запястье обеими руками, обжигая неожиданно-цепким прикосновением. Тащит за собой. Я, как огромная тень, послушно переставляю ноги, зеркаля движения сестры. Садимся на диван, лицом к лицу. Гела забирается с ногами и смотрит на меня. Во взгляде ее смешалось все: слезы, растерянность, ярость, беспомощность. Отчаяние.

Отчаяние…

Внутри меня борются два желания: прямо сейчас подняться на ноги и убежать от этого разговора, на всех порах мчаться к Зорине, но необходимо все же остаться. Дослушать Гелу. На ее губах горит невысказанный вердикт. Как дамоклов меч, готовый обрушиться в любое мгновение.

Обоюдное молчание полосует острым лезвием.

Ребенок.

Ребенок…

У нас с Зорей будет ребенок.

Что-то слабое, трепетное и лучистое начинает шевелиться в моей прогнившей душе, когда я мысленно прикасаюсь губами к ее священному имени.

Я испоганил все, что только смог, осквернил то хорошее, что еще оставалось в моей жизни. Замарал самое ценное. Втоптал в грязь возможность прикоснуться к чистоте и свету. В моей жизни уже нет ни заката, ни рассвета. Лишь вечная мгла, лютый мороз и холод. И даже изморозь не наступает: и все покрыто инеем. Везде стужа. Я научился с этим жить.

Зорина просила не приближаться к ней, не пачкать ее собою…

А теперь она