Другая жизнь - Элен Алекс

Алекс Мартин и Камилла еще ни разу не встречались на съемочной площадке, их снимали по отдельности. Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер пока только искали незримые точки соприкосновения главных героев, намечали основной сюжет.

На второстепенные роли Эйб Робинсон пригласил малоизвестных актеров из местных театров.

— Я умываю руки, — сказал на это Эйбу Робинсону Дон Тернер, — дальше выпутывайтесь сами.

— Хорошо, — сказал Эйб Робинсон, — когда я буду получать большие премии за этот фильм, я вас даже посидеть в зрительном зале не приглашу.

Это было неслыханной дерзостью, но Эйб Робинсон уже и так давно дошел до ручки. Дон Тернер удивленно посмотрел на него и ничего больше не сказал.

Алекс Мартин так никому на киностудии и не понравился, у всех было к нему предвзятое отношение, никому он не внушал никакого доверия. И вся киностудия братьев Тернеров с удивлением выискивала в этом неинтересном белокуром человеке нечто неповторимое и необъяснимое, что нашли в нем Эйб Робинсон и Джефф Дармер.

— Какой-то он неинтересный, — говорили друг другу все на киностудии.

— Ага, — соглашались с ними остальные, — держим пари, что его психоаналитики засыпают на сеансах с ним беспробудным сном.

— Да, да, — поддакивали третьи, — мы тоже в этом уверены.

— Эта девушка и этот тип? — удивился вездесущий Марк Тимпсон. — Что между ними может быть общего?

— Любовь! — объяснил Марку Тимпсону Джек Марлин.

— Быть не может! — не поверил Марк Тимпсон.

— Все бывает, — развел руками в стороны Джек Марлин.

— Зрители вам не поверят, — сказал Марк Тимпсон.

Джек Марлин не нашелся, что на это ответить, а потому поискал глазами помощи у Эйба Робинсона и Джеффа Дармера, которые стояли тут же, неподалеку, и с улыбкой наблюдали за разговором. Но Эйб Робинсон и Джефф Дармер только молча развели руками в стороны.

13

Итак, киностудия братьев Тернеров вплотную приступила к съемкам своего необычного фильма. И был этот фильм про один богатый, знатный и экстравагантный род, прошлое и настоящее которого было окутано всевозможными дремучими тайнами, загадками и противоречиями.

Главной героиней была утонченная и необычная молодая девушка, чье предназначение в жизни было определено самой судьбой. Актеры местных театров играли родственников главной героини, а белокурый Алекс Мартин играл долговязого и скромного садовника в саду при их богатом особняке.

Главная героиня была в меру загадочна и таинственна, и о том, что было у нее на душе и в сердце, никто из родственников не мог даже и догадываться. У главной героини был жених, который был у нее с самого рождения и который ей совершенно не подходил.

А в конце фильма главная героиня неожиданно для всех и даже для самой себя сбегала неизвестно куда с долговязым и скромным садовником. Чем неимоверно огорчала всех близких и далеких родственников, многочисленных двоюродных братьев, родителей, жениха и любимого дедушку по фильму.

Нашего настоящего дедушку Ичи тоже неимоверно огорчала такая постановка вопроса и такой конец фильма. И дедушка Ичи горько жаловался всем и каждому, что он слишком быстро и опрометчиво дал согласие на участие любимой внучки Камиллы в таком глубоко аморальном фильме.

Эйб Робинсон устал доказывать дедушке Ичи, как тот глубоко не прав в таком слишком резком подходе к этому вопросу.

— Разве можно считать аморальным фильм, где героиня совершает поступок, впервые в жизни следуя своему сердцу? — сказал Эйб Робинсон.

Дедушка Ичи в ужасе посмотрел на такого отвратительного Эйба Робинсона.

— Во-первых, таким подходом к жизни вы совершенно развратите мою любимую внучку и собьете ее с истинного пути, — сказал безутешный дедушка Ичи, — а во-вторых, кто вам сказал, что она живет не по велению сердца? Ведь она еще никому ни разу не пожаловалась на свою жизнь!

— Во-первых, никогда нельзя понять, что у человека на сердце только по тому, жалуется он кому-нибудь на что-нибудь или нет, — сказал Эйб Робинсон, — а во-вторых, при чем тут вообще вы, весь ваш род и ваша драгоценная внучка Камилла?

— Ну как же, вы же снимаете фильм про наш достопочтенный род, — важно сказал дедушка Ичи.

— Нет уж, мой дорогой, ваш достопочтенный род тут вообще ни при чем. Мы взяли за основу сценария только то, что такой род просто существует, а остальное — наше личное дело и дело нашей киностудии.

И видя, что дедушка Ичи крепко задумался над тем, что бы он мог еще из этого обстоятельства урвать, Эйб Робинсон заявил:

— Или киностудия сама распоряжается любыми своими дальнейшими вымыслами о том, что происходит или не происходит с таким достопочтенным родом, жизнь которого положена в основу этого сценария, или ваша Камилла вообще не будет принимать участие в съемках.

Дедушка Ичи схватился за голову. За сердце он уже хватался в прошлый раз, на этот раз это будет выглядеть уже не так эффектно. Хотя в прошлый раз Эйб Робинсон тоже не поверил бедному дедушке Ичи.

Дедушка Ичи стал судорожно обдумывать ситуацию. Эйб Робинсон всегда мог быть твердым и решительным, когда видел, что окружающие его люди пытаются сесть ему на голову.

И дедушке Ичи пришлось, скрепя свое слабое сердце, согласиться не вмешиваться. Ведь он уже пообещал всем и вся, а в основном себе, любимому, что благодаря этому фильму он войдет в историю. Не мог же он теперь лишить сам себя такого шанса.

— Но мне будет очень интересно, — язвительно сказал обиженный дедушка Ичи, — как она у вас сможет сбежать с этим садовником? Ведь следуя нашему контракту, к Камилле никто из мужчин не может и на полшага приближаться!

Эйб Робинсон улыбнулся.

— Ну это не проблема, — сказал он, — мы что-нибудь придумаем.

Отчего дедушка Ичи расстроился совсем. Ведь, как он уже точно знал, эти неугомонные киношники обязательно что-нибудь придумают.

А у Эйба Робинсона наконец-то все стало получаться. Каждый день его обуревали какие-нибудь новые идеи и замыслы. Теперь он ясно видел будущий фильм — завязку, конфликт, начало, середину и конец.

Братья Тернеры в своих кабинетах тоже смутно начинали видеть призы, которые они могли бы получить за этот не совсем обычный фильм. А потому они вели себя тихо, мирно, доброжелательно, не вставляли палок в колеса и не объясняли больше Эйбу Робинсону, как именно ему надо жить.

Всем актерам Эйб Робинсон предоставил большую свободу действий, каждый из них мог нести на съемках какую хотел отсебятину. Эйб Робинсон собирался разобраться с этим материалом во время монтажа. Люк Беррер тоже перестал ностальгически бездействовать, работы у него теперь было невпроворот, он был безмерно счастлив.