Тайна блатной девушки Мурки - Виталий Матвеевич Конеев

душу. Но он бы не уважал себя, если бы сейчас сказал иначе.

— Я поговрю с ним строго. — Он набрал номер на трубке. — Щербатый, это я на связи.

— Что нового, Дятел?

— Я тебе хочу сказать, что наши парни решили, посовещавшись, обращаться ко мне по — другому.

— Ты что? Не соображаешь, что происходит? — прошипел за его спиной Рыжий.

— Ему нравится эта кликуха, — сказал Грач. — Пускай и Щербатый узнает её.

— Говори громче, Дятел, — раздражённым голосом ответил Щербатый.

— А я не люблю говорить коротко.

— Я уже понял, что к тебе обращаются "господин Дятел". Отвечай в чём дело?

— Ты там закрой рот и слушай меня.

— Красавчик, — обратился к нему Грач. — Прораб может психануть и позвонить Демьяну. Ему ведь без разницы.

— Нет. Он подождёт. Разница есть…Щербатый, ты слышал, как меня называют парни?

— Да, каким — то новым словом.

— Запомни его. А сейчас перехожу к делу. Прораб всё узнал.

— Ты о чём?

— Игорь ему рассказал.

— Враньё, — вдруг осипшим голосом ответил Щербатый. — У Игоря абсолютная потеря памяти.

— А Прорабу теперь известно, как тогда всё произошло.

— Что он требует?

— Пока просил, чтобы я подьехал к нему.

— Ты сейчас у банка?

— Да.

После долгой паузы Щербатый проговорил:

— Он что — сказал, что если ты откажешься подьехать к нему, он позвонит Демьяну?

— Да.

— Тогда сделай так, как он просит. Внимательно выслушай то, что он скажет.

— Я вначале подожду, когда Прораб позвонит мне.

— Дятел…

— Не Дятел. Прошу не забывать.

— Ладно. Этот… как его?..Ты хоть думай, что происходит.

— Я всё обдумал и подожду твоего звонка.

Прораб в это время то и дело набирал номер мобильника Дятла.

Номер был занят.

— Он разговаривает с полковником, — сказал Прораб, перестав набирать номер. — Я прикажу своим парням, чтобы они заняли прошлые точки в домах. И следили за двором банка.

— Ты думаешь, что полковник начнёт действовать?

— Как — то начнёт. ведь мы его предупредили через этого балбеса.

— А балбес какую роль играет в этом деле?

— Никакую. Он даже не пешка. Потому что пешка во время игры может стать ферзём.

Прораб пожевал губами, понимая, что сейчас нужно будет назвать Дятла Красавчиком. А то ведь не приедет.

Едва Дятел отключил связь с Щербатым, как вновь прозвучал сигнал.

— Красавчик, что ты там надумал? Едешь ты или нет?

— Так бы и говорил сразу. По делу и умно. Но у меня к тебе вопрос: что тебе надо?

— Об этом поговорим в моём офисе.

— Хорошо. Еду.

— Красавчик, ты обещал Демьяну. Забыл? — напомнил ему Рыжий.

Дятел обернулся к нему и, скривившись, презрительно осмотрел его.

— Ты не хитри, Рыжий. Я вижу. Боишься держать ответ перед Демьяном.

— Я сказал к слову.

— Нет. Ты хорошо знаешь, что нам очень важно быстрей поговорить с Прорабом.

— О чём? — спросил Грач.

Он задал этот вопрос не потому, что надеялся услышать нечто дельное от Дятла. А чтобы в душе посмеяться над ним, когда он начнёт говорить очередную нелепость.

Грач не собирался что — либо прощать Дятлу. И досадовал, что не Дятла, а Игоря бригада подставила. Но и то понятно, что Игорь никогда бы не пошёл на такое дело: рвануть кусок за спиной Демьяна. С ним на эту тему и говорить было нельзя.

Для бригады он был авторитет. А деньги дороже.

Деньги не выдадут, всегда помогут, а друзья — предадут.

Грач не считал авторитетами ни Рыжего, на Дятла. Оба фрайера. А вот он более достоин стать вожаком бригады. Да и правильно думал с того момента, как они взяли деньги у инкассаторов — уйти от Демьяна. Он их подозревать никогда не будет.

Но и Рыжий, и Дятел хотели повременить: авось ещё наклюнется подобнфй фарт.

И вот всё открылось.

То, что Демьян минуту назад назвал Дятла Красавчиком, насторожило Грача, так как он знал, что Демьян не уважал Дятла. А тут вдруг приклеил ему ту кликуху, о которой Дятел, наверное, и во сне мечтал. Значит, хитро хотел заманить к себе… И потом допросить об ограблении инкассаторов.

И это было бы хорошо, если бы Грач не был подельником Дятла.

— Там видно будет, — сказал Дятел. — Я сумею поговорить и с Прорабом.

— А тебе не кажется, — откликнулся за его спиной Рыжий, — что Щербатому нужно отвязаться от нас?

— Нет, не кажется. Я всё продумал, — сильным, уверенным голосом ответил Дятел, глядя на бежавшую под колёса машины дорогу.

— Прораб и Карл решили как — то использовать нас.

— Рыжий, тебя что, пыльным мешком по голове настучали? Я же говорил ещё днём, что будут трупы. Много.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Инна Кошкина, женщина тридцати пяти лет, сотрудница вневедомственной охраны полиции, распаренная и злая вышла из отдела на улицу. И по привычке поспешила на автобусно — троллейбусную остановку. Но посмотрев на наручные часы, замедлила шаг. Время было позднее. И нужно было или ловить такси, или идти пешком. Далеко.

В это время она заметила за рулём проезжавшей машины знакомое лицо соседа по дому.

— Кондрат, стой!

Кондрат притормозил, поглядывая по сторонам.

Инна неуклюже и торопливо влезла в кабину и едва села на сиденье, как тотчас злобно воскликнула:

— А мой — то Мышкин — что учудел!

— А что он сделал?

— Банк ограбил. И хоть бы сказал, падла!

— В таких случаях не говорят.

— Да ведь мог дать хоть пачку валюты, когда приходил. И я знаю, почему не дал.

— А и правда, что он поскупился?

Её душили дикие приступы ненависти к Мышкину. Ненависти только на то, что он не поделился с ней малой толикой богатства в пять миллионов. Краем сознания Кошкина догадывалась, что он должен был остерегаться её, так как она тут же всем рассказала бы, что Мышкин дал ей деньги. Да и расспросила бы у всех на глазах.

Но она знала и другое.

У него ни на секунду не возникла мысль поделиться с ней своим богатством. Вот это знание и душило её.

— Потому что он всегда не стоил меня, хоть он капитан, а я рядовая. Он недоразумение природы.

Кондрат покосился на её лицо. Оно сейчас было перекошенным, словно Кошкина только что откинулась с "зоны", где оттянула большой срок.

Такой её никто не знал на работе. Ни в отделе охраны, ни раньше — в городском архиве, где она работала простым архивистом.

Такой она была только дома.

Однажды, встретив Кондрата во дворе, она самодовольно сказала:

— Вот уже не раз и не два мне говорят, что я удивляю.

— А