Таежные отшельники - Игорь Назаров

Солнечный, очень жаркий день. Сильно шумит река, перекатывая свои светло зеленые волны через валуны и камни. Через пол часа из-за поворота с верховьев реки выскакивает длинная узкая лодка и подруливает к нам. Загружаемся в лодку и вверх, навстречу стремительному потоку!

Я впервые иду по Абакану на лодке. На перекатах лодка идет медленно, с трудом преодолевая силу потока воды. Несколько раз на мелких местах цепляем днищем за камни. Через 40 минут впереди появились «щеки» и две фигурки, Николая Петровича и Вадима Ивановича, ожидающие нас возле воды. Причаливаем. Показываю девочкам «пирогу» Лыковых, лежащую в кустах на берегу. Договариваемся с лодочником, что он приедет за нами в понедельник утром.

18 августа. Лодка уносится вниз по реке, а мы начинаем подъем к Лыковым.

Через 30–40 минут показалась изба. Вокруг никого, тихо, нас не встречают. Сбрасываем рюкзаки, захожу в избу. На «гобчике» спит дед. Здороваюсь, отвечает, узнает. Спрашиваю, что с ногой. Поясняет, что упал и ходить не может. «Совсем плохо, чем можете, пособите». Агаши нет, дед недоумевает, куда она девалась. Приглашаю остальных товарищей в избу. Николая Петровича дед узнает сразу, с остальными знакомлю. Имя Вадим, дед выговорить не может, нет его в святых писаниях, как, впрочем, и «Светлана». Вместо «Вадим» у деда получается «Владимир». Выясняем, что дед с Агафьей слышали шум лодочного мотора, тем более странно — где же Агаша? Но вскоре все выясняется. Выйдя из избы, слышу, как справа, чуть внизу стрекочет кедровка. Наверное, там кто-то есть. Спускаюсь вниз огорода и, чуть пройдя по тропе, кричу: «Ага-ша!» — и сразу слышу ее отклик, а затем вижу, как невдалеке, на противоположном склоне горы, качнулась верхушка кедра и Агаша заскользила с него вниз. Через 3–4 минуты появилась на тропе сильно запыхавшаяся Агаша с мешком за плечами, на треть заполненным кедровыми шишками, и длинным деревянным крючком в руке, которым она сбивает шишки.

Приветствия. Рада, глаза светятся. Спрашиваю: «Как жизнь, как дела?» Сразу тут же, на тропе, Агаша быстро-быстро начинает выкладывать свои невеселые новости. «Тятя-то совсем плохой, на двор даже не выходит. Беда! Сама-то зимой чуть не померла, уже ничего делать не могла, даже печь протопить и за дровами сходить. Душило сильно-сильно, чуть ума-то не лишилась, уже ничего не соображала». Выясняем, что когда она зимой ездила в гости к дяде Анисиму, то уже там сильно болела. Но там ее «выправили маненько», а после возвращения домой сразу совсем слегла. Была боль в груди слева, кашель, одышка, очень сильное удушье. Через два дня заболел и дед, тоже кашель, слабость. Вскоре они, уже даже не могли есть, сходить за дровами, приготовить еду. Описывая тяжесть своего и деда состояния, Агаша приводит два «симптома»: «Я-то была такая плохая, что даже кошки от меня ушли — не живая совсем. А тятя-то совсем уже ума лишился — на запад молился». Лыковы совсем уже умирать собрались, даже дважды друг у друга приняли причастие. Хорошо, что пришел Ерофей с Сергеем Петровичем Черепановым, помогли дров наколоть, избу истопить. Пили отвары трав (багульник, пихтач, ольховую кору), горчичники делали, ножные ванны с горчицей — как я учил в прошлый раз. К весне помаленьку лучше стало — начали молиться. Затем дед сильно ноги застудил, даже опухать стали. «Идет по снегу и лужам босиком, ничего не слушается, такой упрямый, — рассказывает Агаша. Натирала випросалом (мазь, которую мы им оставляли) — получше стало, так три недели назад упал с палатей и повредил ногу. Совсем плохой, из избы по нужде даже не выходит, вонь такая. Замучилась я», — грустно отрешенно заключает Агаша.

В разговоре выясняется, что у Агаши с дедом уже много разногласий и распрей. Дед в мир выходить не хочет, а Агафья уже поняла, что здесь она с тятей, который ничего не делает — не может и не хочет, — помрет. Когда она с ним завела разговор об этом, то он так распалился, что пообещал уйти в лес, закопаться в землю и там умереть. После этого Агафья уже боится разговаривать с ним на подобные темы. Покорно примирилась и молчит.

Выплеснув самое накипевшее в душе, Агаша ведет нас к избе и сразу начинает угощать, чем может (черника, орехи, шишки). Оказывается, заслышав лодочный мотор и сообразив, что будут гости, она сразу же поспешила собрать шишек, чтобы было чем встретить прибывших. Вот почему ее не оказалось возле избы, когда мы пришли, — немножко не успела управиться с кедрами.

Ухожу к деду в избу, прошу показать ногу, он не сопротивляется. Заголив штанину, осматриваю ногу в полумраке избы. Кажется, перелома и вывиха нет, но боль в правом колене сильная, сустав отечен. Говорю деду, что нужно выйти на свет из избы и там хорошо все посмотреть (надеюсь, что при этом к осмотру сможет присоединиться и Вадим Иванович). Дед с неохотой соглашается.

У дома устраиваем лежанку из спальника и телогрейки. С охами и ахами выволакиваем деда и укладываем на лежанку. Я начинаю осмотр и показываю Вадиму Ивановичу, чтобы он тоже подключался. Дед не сопротивляется. Вадим Иванович вовсю крутит ногу деда, в определенном положении дед — «ой-ой, ой-ой», — сильно морщится — больно. Приходим к заключению, что у деда разрыв мениска, травматический артрит. Карп Иосифович интересуется: «Ну, как?». Конечно, в этих условиях делать операцию, довольно большую и травматичную, у очень старого и резко ослабленного человека мы не можем. По общему состоянию дед еле жив, вял, заторможен, глаза потухшие. Поэтому решаем наложить деду гипсовую повязку. Рассчитывать на сращение мениска в таком возрасте и состоянии больного практически не приходится, но гипс даст покой суставу, кроме того, очень важно, чтобы дед начал хотя бы немножко двигаться, выходить из избы — гипс позволит ему приступать на ногу. Сообщаем о решении наложить гипс, спрашиваем согласие. «Иежили можете — спомогайте!» — слышим в ответ.

Быстро разводим костер, греем воду, готовим гипс. Через 25–30 минут (сильно торопимся, так как натягивает тучи и собирается дождь, а больше потому, что боимся — не передумал бы дед) гипсовая повязка на всю правую ногу деда наложена. Любуемся своей работой. Живописна фигура деда на лежанке, с женским платком на голове, закрытого одеялом, с торчащей белой ногой в гипсе. Просим его спокойно полежать и не двигать ногой, чтобы высох гипс. «Едак, едак», — понимающе кивает головой дед и спрашивает: «Навсегда теперь-то такая нога будет?». Видать, перетрусил дед, что нога теперь навечно останется в гипсе. Кстати, он говорит не «гипс», а «гип». Поистине от печального до смешного один шаг. Поясняем деду и Агаше, когда нужно будет снять гипс и что делать до этого. Договариваемся, что если я не приеду повторно до 10 сентября, то Агаша сама снимет лангету.