Сердца и медведь (СИ) - Котов Сергей

Честно говоря, за столом было откровенно тесновато. Он явно не было рассчитан ещё и на нас троих, но отказываться от общего ужина было бы неразумно.

— Ну как город? — спросила Оля, скользнув по нам притворно-равнодушным взглядом.

— Грандиозно, — ответил я, — зря не пошла.

— Успеем ещё, — вздохнула она и опустила взгляд на тарелку.

В центре стола стояла огромная лоханка с мясной лапшой. Каждый брал столько, сколько ему было нужно, и накладывал в свою тарелку. Из приборов были только палочки. Оля, кстати, обращалась с ними на удивление ловко. «Суши люблю», — пояснила она во время нашего первого ужина здесь, уловив мой удивлённый взгляд.

Нам же с Денисом поначалу пришлось туго. Воюя с непослушными деревяшками, я сетовал, почему к знанию языка не прикладывается автоматом владение местными обычаями?

— М-м-м-м, как вкусно! — кое-как сладив с палочками, нахваливал Денис.

— Что он сказал? — обеспокоенно поинтересовался Лян.

— Что лапша невероятно вкусная, — ответил я.

— Правда? А прозвучало как какое-то ругательство.

Дети прыснули, игриво переглядываясь.

— Да шучу я, шучу, — тут же добавил Лян, — скажи ему, что я очень рад.

— Что, опять спрашивал, вкусно ли мне? — спросил Дэн.

— Угу, — кивнул я.

— Будто по мне не видно! — улыбнулся он, — слушай, а как по-китайски будет «вкусно»? Научи, а?

Я посмотрел на Ляна, представил, что обращаюсь к нему и произнёс:

— Хао-чи.

— Хао-ти? — переспросил Дэн, кое-как прожевав лапшу.

— Нет-нет, — Лян замахал руками, — «есть» произносится первым тоном. А то получится… — он осёкся, — в общем, надо первым. Вот так. «е-е-есть».

— Хао-чи, — произнёс Дэн, прикрыв глаза от усердия.

— Хай-бань! — Лян показал большой палец.

Мне пришлось потрясти головой, чтобы понять: «Молодец!»

— Блин, Дэн… давай как-то без меня язык учить, а? — попросил я.

— Чего так? — он нахмурился.

— Голова идёт кругом, — признался я, — сложно отличить языки. Неприятное ощущение.

— Ладно. Надо самоучитель закачать будет, когда смартфонами обзаведёмся…

Остаток ужина прошёл в молчании. Дети убрали стол и отправились к себе в комнату. Мы же ночевали в соседнем помещении, где не было дверей, мебели и кондиционеров — зато была возможность постелить матрасы не под открытым небом.

— Спасибо большое, — сказал я, поднимаясь из-за стола.

Оля и Денис тоже встали, пробормотав уже выученное: «Се-се».

— Не стоит благодарности, — ответил Лян.

Мы собрались было выходить, но уже в двери Лян окликнул меня:

— Са-ша, — сказал он, — останься, пожалуйста. Сейчас вы немного пришли в себя. Надо поговорить.

— Я один?

— Ты ведь один говоришь на китайском, верно? — улыбнулся Лян, — значит, остальным сможешь передать то, что мы обсудим.

Я кивнул.

— Ребят. Вы пока спать ложитесь. Мы с Ляном поговорим пока.

— Блин… — вздохнула Оля, — он точно нас попрёт… фиг знает, что тогда делать… в консульство? Дорогу обратно фиг найдём, уже понятно…

— Спокойно, — вмешался Денис, — давай решать задачи по мере их возникновения, а?

Оля вздохнула, посмотрела на напарника и вышла в коридор.

Я вернулся за стол. Лян сел напротив.

— Я ещё раз благодарю тебя за то, что спас Маленького Чжао, — начал Лян, — не знаю, что бы со мной стало, если бы эти ублюдки довели дело до конца…

— Полиции удалось выяснить, кто они? — спросил я.

Лян вздохнул и чуть покачал головой. Моего взгляда он избегал. Странно, но, похоже, тут во время важных разговоров друг другу в глаза могли смотреть только дети.

— Понимаешь, мы тут не в самом простом положении находимся… — начал Лин, — мы не сильно отличаемся от бездомных. Мне удалось пристроить детей в настоящую школу — но их положение на одном волоске тяжесть в тысячу цзюнь. Настоящая, серьёзная проверка может кончится тем, что их заберут в детский дом. А сейчас, в этом возрасте, им никак туда нельзя. В семью их не пристроят, будущего они лишатся… и могут пострадать люди, которые помогли мне решить вопрос со школой. Понимаешь?

— Вы не были в полиции… — тихо сказал я.

— Не был, — вздохнул Лян.

— Есть хотя бы примерное понимание, кто это мог быть? Получается, дети тут в опасности.

— Они больше никогда не будут заходить в то крыло. И вообще гулять по центру. Мы поговорили и договорились, что теперь для них открыт только путь сюда и в город. Никак иначе. Я буду стараться сопровождать их везде, если только не буду на смене. Мы должны справиться.

— Понимаю… — тихо сказал я.

— И ещё, — снова вздохнул Лян, — любая проверка, которая обнаружит вас, закончится полной катастрофой.

Я помолчал немного. А потом ответил:

— Сколько у нас есть времени?

— Я не могу вас гнать. Вы спасли Ляна. Но и держать вас в неведении тоже не имею права. Меня могут снова посадить в тюрьму за укрывательство лаоваев. Я точно не помню, но, кажется, это может быть серьёзным преступлением.

— Мы… постараемся не задерживаться, — пообещал я.

— Спасибо, — улыбнулся Лян, — но пока рад помогать вам, едой и кровом. Может, чаю?

— Да, спасибо, — не стал отказываться я.

— Сделаю, пожалуй, зелёные спирали весны… они охлаждают… снаружи на духоте спать, наверно, не очень комфортно, но у нас сами видите.

Лян поднялся и включил газовую конфорку. Поставил чайник и вернулся за стол.

— Если вы и правда из России, я могу отвести вас к вашему консульству. У вас вроде нормальная страна, они должны помочь, если вы не совершили никакого преступления.

— Мы не совершали ничего противозаконного! — сказал я.

— Уверен, что так, уверен, — кивнул Лян, — у меня чутьё на такие вещи. Когда долго общаешься с преступниками, быстро учишься видеть людей…

— Вам… доводилось быть в тюрьме? — решился спросить я.

Лян покачал головой, но всё-таки ответил:

— Да. Когда-то у меня была совсем другая жизнь. Другие возможности. Другая семья… — на его лице появилось странное выражение, смесь грусти и нежности, — это было хорошее время. Я работал в партийной ячейке в районе Красного Моста. Дорос до зама. У меня всё получалось, и я решил, что достаточно умён и осторожен, чтобы начать рисковать с разными нечестными вещами… я был молод. Мне не хватало опыта, а мой наставник пошёл на повышение, и мы почти не общались в тот период. И я допустил страшную ошибку. Меня поймали на взятке, которую организовала группировка первого заместителя руководителя горкома…

В этот момент чайник закипел, и Лян прервался, чтобы заварить чай.

Чай стал одним из самых главных моих открытий в Китае. Оказывается, этот божественный напиток имел очень мало общего с тем, что у нас продают в магазинах в бумажных пакетиках.

Сделав глоток чая и наслаждаясь медовым послевкусием, я ждал, пока Лян продолжит.

— Знаешь, это не сразу понимаешь. Тот момент, когда рушится жизнь. Кажется, что ещё что-то можно отмотать обратно. Переиграть. И только через несколько дней, за рутиной допросов и следственных действий приходит осознание. Мне дали пятнадцать лет. И это мне очень повезло: на каком-то этапе вмешался мой наставник. Мне сменили адвоката, и тот сумел доказать отсутствие ущерба партийным интересам. А то могли бы и расстрелять. Как раз в то время проводилась большая кампания по борьбе с коррупцией, и никто не считал проштрафившихся…

— Вы молодец, что не сломались, — сказал я, — пятнадцать лет — это очень долго.

— Само заключение — это не так страшно, — Лян покачал головой и сделал глоток чая, — сложно первые три-четыре года. Потом втягиваешься. Везде люди, и там тоже. Куда сложнее — возвращение…

Он сделал паузу, его взгляд немного затуманился от воспоминаний.

— У меня не осталось дома. Конфисковали всё, даже одежду. Те родственники, контакты которых помнил, от меня отвернулись. Жена давно через суд развелась и вышла за другого. Какое-то время я жил на улице, пока однажды меня не приметил один из торговцев, которому я как-то просто так, по доброте душевной дал нужное согласование, когда был в силе… и он рассказал про этот торговый центр. Предложил работать на него.