Русь и Польша. Тысячелетняя вендетта - Александр Широкорад

В поведении Димитрия в ходе его одиннадцатимесячного правления было множество зигзагов, которые позже диаметрально противоположно трактовались историками XIX – ХХ веков.

Так, узнав о воцарении Димитрия, польский король Сигизмунд поспешил отправить в Москву велижского старосту Александра Гонсевского. Официально акция Гонсевского представлялась визитом вежливости.

На самом деле Гонсевский должен был поднять вопрос о передаче обещанных королю русских земель и о совместной войне со Швецией. В королевской канцелярии даже подготовили текст письма «шведскому узурпатору Карлу» от великого князя московского Димитрия. (Сигизмунд явно не был лишен чувства юмора!)

Принять требования короля для самозванца означало подписать самому себе смертный договор. Передача Польше русских земель неизбежно привела бы к перевороту в Москве. К войне со Швецией Россия была не готова.

Царь Дмитрий придрался к титулу в королевской грамоте. Отрепьеву принципиально не хотелось числиться великим князем московским, а хотелось писаться не менее чем «императором» и «непобедимым Цесарем». Гонсевский от такого поворота буквально обалдел и демонстративно раскланялся.

Столь смелый поступок самозванца трактуется многими историками как решение «царя-реформатора вести политику, независимую от Речи Посполитой».

Но как с этим совместить унизительные просьбы Димитрия к Юрию Мнишку отправить в Москву Марину? Димитрий вновь обещает будущему зятю огромные суммы и русские города. Тут стоит заметить, что польский король не только не настаивал на браке Димитрия и Марии, а наоборот, Сигизмунд сказал Власьеву, что государь его может вступить в брак, более сообразный с его величием, и что он, король, не преминет помочь ему в этом деле. Сигизмунд собирался женить Лжедмитрия на своей сестре или на княжне трансильванской.

Любовь – не последняя карта в политических играх. Но реальный самозванец в отличие от пушкинского совсем не подходит на роль влюбленного Ромео. Как писал Р.Г. Скрынников: «В компании с Басмановым и М. Молчановым он предавался безудержному разврату. Царь не щадил ни замужних женщин, ни пригожих девиц и монахинь, приглянувшихся ему. Его клевреты не жалели денег. Когда же деньги не помогали, они пускали в ход угрозы и насилие. Женщин приводили под покровом ночи, и они исчезали в неведомых лабиринтах дворца. Описывая тайную жизнь дворца, голландец Исаак Масса утверждал, будто Лжедмитрий оставил после себя несколько десятков внебрачных детей, якобы появившихся на свет после его смерти» [56] . Добавлю, что Димитрий еще держал у себя постоянной наложницей дочь Бориса Годунова царевну Ксению. Так что о безумной страсти Отрепьева говорить не приходится.

Так в чем же дело? А в том, что Дмитрий действительно был марионеткой поляков, но совсем иной политической фракции. Мы никогда не поймем сути Великой смуты, если будем считать поляков некой монолитной силой. С 1604 г. на Руси действовали несколько десятков крупных и мелких банд поляков. Если не нравится слово «банды», можно их называть королевской армией и частными армиями магнатов.

Любопытно, что почти одновременно с коронацией Отрепьева в Москве «сейм 1605 г. не утвердил налоги на продолжавшуюся с 1600 г. войну в Ливонии» [57] . А в следующем, 1606 году группа магнатов объявила королю рокош, то есть гражданскую войну. Замечу, что в России, как и в других странах, мятежник – слово ругательное, а в Речи Посполитой паны-рокошане всегда пользовались большим уважением.

«Участники рокоша Зебждовского, отказывая королю в повиновении, думали о возведении Димитрия на польский престол, но их намерения были парализованы бунтом князей Шуйских. Димитрий был убит, жена его вместе с панами, гостившими в Москве, была посажена в тюрьму по приказу нового царя Василия Шуйского. Очень скоро появился второй Лже-Дмитрий, который с польскими добровольцами подступил к Москве» [58] .

Видите, как коротко и неясно описывает события в России великий польский историк. Но в сочетании с уже сказанным очевидно, что Димитрий был зависим от панов-рокошан и их друзей. От него потребовали, и он женился на Марине, прекрасно понимая, что приход новых отрядов поляков и брак с католичкой может переполнить чашу терпения москвичей.

Марину же вопреки мнению Грабеньского отправили не в тюрьму, а вместе с отцом во вполне комфортабельные хоромы дьяка Власьева.

Старый пан Мнишек полдня кручинился, а затем предложил московским боярам выдать дочь замуж за… Василия Шуйского! Заметим, что Шуйский был в этот момент не женат, хотя и помолвлен с княжной Марьей Петровной Буйносовой. Мнишек даже намекнул, что в случае победы рокошан и свержения польского короля Сигизмунда у супруга Марины появится шанс стать еще и королем Польши. Когда о марьяжном предложении Мнишка доложили Василию Ивановичу, царь, не мудрствуя лукаво, велел послать его к… матери, и Юрий с Мариной были сосланы в Ярославль.

Позже «гордая польская дева» ляжет в постель к Тушинскому вору (судя по всему, он был евреем из города Шклова), а затем – к казачьему атаману Ивану Заруцкому.

Итак, 17 мая 1606 г. Гришка Отрепьев был убит в Кремле. Его труп сожгли, а затем его прахом выстрелили в западную сторону, поскольку оттуда он и пришел.

Царем стал Василий Шуйский. Он стоял во главе переворота и к тому же был, бесспорно, самым родовитым из князей Рюриковичей. Тем не менее по всей России говорили о «чудесном спасении царя Димитрия». Несколько упрощая, можно сказать, что как минимум десятки тысяч людей в России мечтали «половить рыбку в мутной воде». Клан Романовых по-прежнему желал заполучить шапку Мономаха, а теперь еще и патриарший посох. Десятки тысяч городовых и прочих казаков, боевых холопов и крестьян не желали возвращаться в прежнее состояние и тянуть лямку на засечных линиях Дикого поля или работать на барщине.

С осени 1606 г. по 10 октября 1607 г. царь Василий, то есть Русское государство, ведет кровопролитную войну с «гетманом Болотниковым». Любопытно, что в течение почти восьмидесяти лет советские историки изымали все, что связано с Болотниковым, из раздела, где говорится о Смутном времени и Лжедмитрии II, и переносили в раздел «Крестьянская война под руководством И.И. Болотникова». На самом деле Болотников был таким же «воровским» воеводой, как и «царевич Петр», атаман Иван Заруцкий и другие им подобные. Его методы ведения войны и поведение во взятых городах мало отличались от действий других воевод Лжедмитрия II.

Тут стоит заметить, что Болотников, как и Отрепьев, был «испечен» в Польше. Дворянин и боевой холоп князя Андрея Телятевского, Иван Болотников попал в плен к татарам, стал гребцом на турецкой галере. В Средиземном море турецкую галеру захватили австрийские корабли, и Болотников оказался в Венеции. Из Венеции Болотников перебрался в Польшу. В Самборе родственники Мнишка свели его с Михаилом Молчановым [59] , которого паны готовили на роль царевича Димитрия. Молчанов жил на содержании жены Юрия Мнишка. Именно Мнишки надоумили Болотникова стать «гетманом царя Димитрия».

Одним из воевод Болотникова был Иван Заруцкий – польский подданный родом из Тернополя (ныне на Западной Украине) [60] .

Сам же царь Димитрий объявился в конце мая 1607 г. в городе Стародубе. Происхождение нового самозванца достоверно установить не удалось. Одни считают, что он был поповичем, другие – шкловским евреем. В пользу последнего свидетельствуют найденные в его документах еврейские письмена.

Болотников немедленно отправил к Лжедмитрию II своего воеводу Ивана Заруцкого. Вскоре к самозванцу поспешили тысячи польских панов, жаждавших наживы и приключений. Дабы избежать обвинений в необъективности, процитирую того же Валишевского: «В ту пору в Польше окончилась междоусобная война, и потому освободились целые запасы сил, оставшихся без употребления, обманутых честолюбий, неудовлетворенных вожделений, героических настроений, рвущихся к новым подвигам, – все это нетерпеливо и жадно стремилось искать счастья вне родины. Воздух мирной страны, возвращенной к состоянию относительного порядка с подобием дисциплины, был невыносимо тяжел для соратников Зебржидовского. Они нахлынули в Московию, и второму Димитрию стоило только показаться, чтобы увидеть вокруг себя цвет того странствующего рыцарства, из которого Баторий с трудом создал армию; оно казалось неспособным бороться с регулярной армией Сигизмунда, но давало драгоценное подкрепление и блестящую рамку мятежной милиции. Скоро у бывшего каторжника оказались армия и главнокомандующий – не кто иной, как пан Меховецкий, ветеран польских конфедераций; в его стане появились и более знаменитые новобранцы» [61] .

Замечу, что «междоусобной войной» Валишевский именует рокош Николая Зебржидовского. Действительно, 6 июля 1607 г. гетманы Ян Ходкевич и Станислав Жолкевский разбили панов-рокошан под Гузовым.