Поколение победителей - Павел Дмитриев

– У вас есть морская капуста Нори, квадратными листами, соевый соус, палочки для еды? – Отступать нельзя, черт возьми, у Кати только шеки розоветь начали и появился блеск в глазах.

– ???

В общем, через пять минут стало понятно, что даже кремлевская кухня не безгранична. Ладно, хоть соевый соус нашелся, без него совсем ничего не получилось бы. Послал повара три раза промывать и варить рис. Обычный круглый краснодарский высшего сорта вполне годится для японских блюд. Сам метнулся с кухонным ножом на улицу: где‑то, говорят, имелись дрова…

Резаком напугал ребят в одинаковых ботинках. Потом они напугали меня парой наставленных стволов. Насилу успокоил, объяснил, что надо. К дровам не пустили, но ровное липовое (или осиновое?) полено притащили быстро. Так что минут через пять я стал обладателем нескольких комплектов палочек, малость кривоватых и неровных, но за неимением бамбука пришлось довольствоваться этим. Катя с Настей наблюдали за моими действиями внимательнее, чем за постановкой МХАТа.

Потом пошли на кухню помогать повару готовить уксус с сахаром и закреплять им свежесваренный рис. Охлаждать чашку, размахивая над ней полотенцем, взялась Катя. Повар резал лососину и овощи. Я при помощи салфетки и куска пергамента изобретал бамбуковый коврик для сворачивания роллов. Настя превращала розетки для варенья в мисочки для соуса и замешивала горчицу. Зашла домоуправительница, неодобрительно покачала головой, но промолчала. Видать, другие гости похлеще коленца откалывали.

За неимением Нори пришлось делать «Калифорнию», «Филадельфию» и что‑то овощное в укропной обсыпке. Повар, посмотрев на мои неуклюжие манипуляции с ковриком и уловив общий принцип, погнал нас с Катей пить чай. Чем мы с удовольствием и занялись, вернув себе статус‑кво в отношениях с обслуживающим персоналом. Тем более что Катю надо было обучить пользоваться палочками. Занятие очень даже интересное при наличии наивных девушек, не испорченных современной цивилизацией. Можно сесть рядом, обнять и почти прижав щеку к щеке, помогать двигать пальцами.

Роллы, как ни странно, получились вполне приличные. Недостаток продуктов нужного вкуса (васаби, суши‑уксус) вполне компенсировали первоклассные морепродукты. А для Кати это вообще была диковинка, все ощущения в новинку.

Семен Семеныч не выдержал, быстро переоделся в обычный костюм и подсел к нам, стеснительно попросив разрешения. Уж не знаю, сколько пунктов инструкций он при этом нарушил, но все, что мне было известно о японской еде и ритуалах, выжал из меня не хуже следователя. Впрочем, рассказывал я скорее для Кати. Повар просто сидел рядом и записывал.

Что может быть лучшим продолжением экзотического ужина, как не прогулка по лесу? Тем более что охрана перестала сильно напрягаться, на глаза особо не показывалась. Комары, по случаю сильного ветра, тоже не досаждали.

– Неплохо в будущем живете. Ты столько разных рецептов знаешь, – начала Катя не слишком романтично.

– Да простое любопытство. Хотя, ты права, с продуктами у нас проблем нет. Огромные магазины, как футбольное поле под крышей, и все заставлены всякой разной едой.

– Значит, не зря мы тут работаем? – Девушка гнула свою линию, но я никак не мог понять, в какую сторону.

– Скоро будет легче. Насколько помню, уже в семидесятых никаких карточек не было. Хотя изобилия тоже не случилось – очереди, заказы по предприятиям…

– Это здорово! – Она вздохнула. – Знаешь, я переживаю, что мы тут деликатесы едим, пьем, а родители с младшей сестрой только картошку да макароны видят. Мясо, так вообще хорошо, если раз в неделю, и то, если зима. В магазинах редко бывает, а на рынке по три рубля килограмм, с костями. Вырезка по четыре, не меньше.

– Ничего себе… – Я был изрядно удивлен.

По кино и книжкам все обстояло намного лучше. Вообще как раз с середины шестидесятых было снято много хороших добрых фильмов, их до моего времени часто крутили по телевизору.

– Самое вкусное – нарвать перед окном зеленого лука, нарезать с подсолнечным маслом, и на черный хлеб… Хотя летом вообще хорошо – ягоды, грибы… Мать нормировщик, среди передовиков на заводе, начальник дает ей отпуск летом. Она приезжает ко мне в Н‑Петровск, и в лес, с утра до ночи делает запасы на зиму. Отцу в прошлом году отпуск осенью дали, он хоть и с одной рукой, а за брусникой и клюквой в Приобье три раза ездил, даже кедрового ореха привез полведра. Так что перезимовали хорошо.

– На фронте ранило?

– Нет, у печи сталью окатило. – Катя как‑то легко добавила: – Повезло ему, напарника вообще насмерть. Там у них хуже, чем на фронте, было…

– М‑да… – Ну нечего тут сказать. Больше надо было с суши выделываться, кулинар‑вредитель.

– Ну, ладно, сейчас‑то уже нормально. Вот когда маленькая была, так вообще иногда голодали. А однажды я сильно заболела ангиной во втором классе, и мама поменяла на еду обручальные кольца… – Катя встряхнулась. – Эх, еще бы квартиру дали, так надоело в бараке жить!

– Дадут, – поспешно успокоил я, – бараков к восьмидесятому не останется.

– Это ж как долго‑то, – расстроилась Катя. – У нас на пятерых прописанных две комнатки размером, ну… примерно как туалет на этой даче. Кровать, комод, печь и поганое ведро за шторкой. В полу щели с палец, зимой иней намерзает. Туалет во дворе, вода в колонке. Бр… – И, улыбнувшись, добавила: – Светке, младшей, здорово жить: сначала брат к жене в благоустроенную квартиру переехал, потом меня в Н‑Петровск по распределению отправили. Ей целая комната досталась!

– Хорошо, когда детям лучше, чем родителям, – выдал я глубокую мысль. – У нас последнее время принято считать, что шестидесятые были временем великих свершений, прорывов, достижений больших общенародных целей. И люди тогда, ну то есть сейчас, искренне верили в светлое будущее…

– Это в коммунизм, что ли? – Катя посмотрела на меня и подняла брови домиком. – У меня же муж был комсомольским вожаком. Он, конечно, сволочь большая, но совсем не дурак.

– И что?

– Поначалу, как поженились, часто жаловался, что устал врать с трибуны. А потом запивать стал, будто сломался. И все у нас покатилось под откос…

– А космос? Спутники, полеты? – Я постарался поскорее перевести разговор с неприятной темы.

– Это здорово! Особенно то, что у Ефремова описано. – Глаза девушки опять заблестели. – Как бы я хотела там жить!

– Про нас, в смысле жителей девяностых и нулевых, говорят, что все это променяли на колбасу, шмотки и теплый туалет.

– Знаешь, – Катя внезапно остановилась, – я бы тоже поменяла. В мороз в будке на ветру сидеть… Только, Петь, не смейся, пожалуйста.

Около получаса гуляли молча, каждый думал о своем. Потом молодость начала брать верх над тяжелыми думами, мы взялись за руки, и разговор перешел на мелочи, фасоны одежды, стихи, сильно вольный пересказ еще не написанной «Таис Афинской» Ефремова[51]. Потом и поцелуи на скамеечке пошли… Взялся за грудь под чудовищным, бронированным кружавчиками лифчиком, получил по рукам. В отместку рассказал про нудисткие пляжи и современные формы купальников.

Мне не семнадцать, да и Катя давно не девочка. Ощущал, что стоит немного нажать, и отношения перейдут в горизонтальную плоскость. Уверен, собеседница тоже это прекрасно понимала. Но пограничное состояние было интересно чувствовать и длить. Особенно если знать, что девушка совсем недавно прочитала «Лезвие бритвы». Более мощной вещи фантастическая литература тогда точно не знала, даже и для двадцать первого века это далеко не безобидная книжечка. По крайней мере, на меня в юности она произвела ошеломляющее впечатление.

Мы не сговариваясь начали играть. И пусть результат предопределен десятками тысяч лет развития жизни на планете, процесс не перестал быть интересным.

Утро воскресенья опять началось с туалетной темы. Собственно, я пытался проникнуть в это славное место, пройдя мимо Кати, оформлявшей прическу у большого коридорного зеркала, но не успел.

– Петь, погоди! Скажи, а почему ты каждый вечер под душем моешься и стираешь?

– Привык! – Похоже, не один я такой наблюдательный.

– В ваше время так все делают?

– Наверное, да, – помедлил, прикидывая, как бы не обидеть. – Некоторые даже чаще.

– А зачем? Я читала, что это вредно для волос и кожу портит, сушит. Рекомендуют мыть голову не чаще, чем раз в неделю…

– Знаешь, никогда про это вообще не думал. Но вот смотри… – Наклонил вперед голову. – Мыл последние лет десять каждый день.

Неожиданно Катя занялась исследованием моей прически на полном серьезе, даже зачем‑то подула в затылок. Мне стало неудобно – ну мало ли, вдруг там перхоть попадется? Но освободиться удалось, только когда мои руки дотянулись до аппетитных выпуклостей чуть пониже спины девушки. Однако развить момент не получилось: Катя сердито отодвинулась и продолжила допрос: