Через пустыню - Карл Май

— Теперь мы какое-то время будем в безопасности, — сказал я.

— Он больше не подойдет так близко, — согласился Хасан, — но он не выпустит нас из виду, пока мы не пристанем там, где он рассчитывает прибегнуть к помощи закона. Правду сказать, этого я не боюсь. Опасаюсь я другого.

И он указал рукой на воду, и мы сейчас же поняли, о чем он думал.

Уже некоторое время назад мы заметили, что струи воды стремились вперед с большей силой и скоростью, чем прежде, а ставшие скалистыми берега сходились ближе. Мы достигли одной из тех стремнин, более или менее опасных для судоводителей, которые ставят судоходству по Нилу почти непреодолимые препятствия. В таких местах людская вражда должна умолкнуть. Все внимание поглощает природная угроза. Голос рейса громом прокатился над палубой:

— Взгляните, люди, приближается шелляль! [65] Соберитесь и читайте Священную Фатиху!

Люди последовали его призыву и начали:

— Храни нас, о Аллах, от дьявола, побитого тобою камнями!..

— Во имя Аллаха милостивого, милосердного! — затянул рейс.

Со страшной силой бились теперь волны о скальные блоки, едва прикрытые водой; волны, пенясь, опрокидывались на палубу, и их шум перекрывал любую, даже самую громкую команду. Судно стонало и кряхтело по всем швам; весла отказывались загребать, и дахабия, не слушаясь руля, рыскала по кипящей воде.

Стремительно ринулись мы в теснину. Весла были убраны. Теперь мы находились в тесной щели, стены которой так приблизились, что мы почти касались их руками. Бешеная сила течения, словно желая выкинуть судно в воздух, швырнула нас через искристый, брызжущий пеной гребень порога, и мы полетели вниз, в самое жерло котла. Вокруг нас клокотало, брызгало, бушевало, неистовствовало, гремело и ревело. Потом непреодолимая сила снова подхватила нас и толкнула вниз, по круто падающей плоскости, водная поверхность которой виделась нам гладкой и приветливой, но за этой гладью нас подстерегала коварная ловушка — мы не плыли, нет! — мы падали, стремительно низвергались по обрывистому пути и…

— Аллах керим! — раздался голос Хасана, теперь такой пронзительный, что все его услышали. — Аллах-иль-Аллах, за весла, юноши, мужчины, герои, тигры, пантеры и львы! Смерть перед вами. Разве вы этого не видите? За работу, за работу, ради Аллаха, за работу, собаки, трусы и негодяи! Работайте, герои, работайте, хорошие, храбрые, несравнимые, испытанные, отборные!

Судно устремилось к горловине. Вот она открылась перед нами, а в следующий момент она наверняка нас уничтожит. Скалы такие острые, а поток такой крутой, что, кажется, от судна останутся разве что щепки…

— О Спаситель, помоги нам! Левее, левее, собаки, стервятники, пожиратели крыс, поглотители дерьма! Левее, левее, славные, великолепные, отцы всех героев! Аллах, Аллах, машалла!

Судно повиновалось почти нечеловеческим усилиям и промчалось мимо скал. На несколько мгновений мы оказались на свободном фарватере, и все рухнули на колени, чтобы поблагодарить Всемогущего.

— Эш, хету ину-ля иль-ляха иль-Аллах! [66] — торжествующе зазвучало над палубой. — Помилуй нас!

Сразу же за нами пронеслось что-то, словно вытолкнутое тетивой лука. Это был сандал, на котором люди пережили те же самые опасности, что и мы. Его скорость опять превысила нашу, и вот он пролетел мимо. Но открытый фарватер был настолько узким, что лишь с большим трудом мы смогли уклониться от столкновения. Сандал пронесся, едва не задев наш борт. На сандале, прислонясь к мачте, стоял Абрахим-Мамур, пряча за спиной правую руку. Оказавшись напротив меня, он прижался щекой к укрываемому до этого момента старенькому кремневому ружью… Я откинулся, почти упал навзничь… Пуля просвистела надо мной, а в следующий момент сандал уже был далеко впереди нас.

Все видели покушение на убийство, но ни у кого не было времени на удивление или гнев, потому что нас снова подхватило течение и потащило в лабиринт среди остроугольных утесов.

В это время спереди донесся громкий крик. Силой шелляля сандал был брошен на скалу. Матросы отчаянно колотили веслами по воде, и корабль, только слегка поврежденный, был снова подхвачен потоком и, освобожденный, устремился прочь. Но при ударе один человек из команды сандала выпал за борт. В полном отчаянии он полувисел, цепляясь из последних сил за скалу. Я схватил канат, сплетенный из пальмового луба, и бросил его несчастному. Он ухватился за конец, и его потянули к борту. Тонувший оказался Абрахимом.

Как только он выбрался на палубу и выжал воду из одежды, он, сжав кулаки, набросился на меня.

— Собака, разбойник, обманщик!

Я спокойно поджидал его, и мое спокойствие подействовало. Он остановился передо мной, так и не решившись начать драку.

— Абрахим-Мамур, будь вежлив — ведь ты находишься не в своем доме. Скажи только еще одно слово, которое мне не понравится, и я прикажу привязать тебя к мачте и высечь кнутом.

Побои являются величайшим оскорблением для араба, а вторым, не менее обидным по значению, — угроза их нанести. Абрахим рванулся ко мне, но мгновенно овладел собой.

— Ты держишь на борту мою жену!

— Нет.

— Ты говоришь мне неправду.

— Я сказал правду, потому что находящаяся на борту женщина не является твоей женой. Она обручена вот с этим молодым человеком, который стоит возле тебя.

Он бросился в каюту, но путь ему преградил Халеф.

— Абрахим-Мамур! Я — Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абулаббас. Видишь, у меня в руках два пистолета. Я уложу тебя, как только ты захочешь пойти туда, куда мой хозяин запрещает ходить!

Мой маленький Халеф сделал такое лицо, что египтянин понял: эта угроза серьезная. Поэтому он отвернулся и фыркнул:

— Я буду жаловаться, как только вы ступите на сушу, чтобы высадить своих матросов.

— Жалуйся. Однако до тех пор, пока ты ведешь себя мирно, ты не враг мне, а гость.

Мы счастливо преодолели самые опасные места шелляля и могли теперь при необходимости перейти к делу.

— Теперь ты нам расскажешь, как Зеница попала в руки этого человека? — спросил я Ислу.

— Я позову ее, — ответил он, — она сама вам это расскажет.

— Нет, она должна оставаться в каюте, потому что ее появление озлобит и до крайности возбудит египтянина. Скажи нам прежде всего, мусульманка она или христианка.

— Она христианка.

— Какой конфессии?

— Вы называете ее греческой.

— Она не стала его женой?

— Он купил ее.

— Как! Возможно ли такое?

— Да. Черногорки не закрывают лица. Он увидел ее в Скутари и сказал ей, что любит ее и что она должна стать его женой. Она, конечно, высмеяла его. Тогда он поехал в Черногорию к ее отцу и предложил за нее очень крупную сумму. Тот, однако, выгнал этого человека. Тогда египтянин подкупил отца подруги, к которой часто ходила Зеница, и тот вступил в сделку с этим человеком.