Хроники империи, или История одного императора - Светлана Крушина

— Вот тебе шанс, — сказал он едва слышно. — Если сумеешь им воспользоваться.

— Благодарю тебя, — сказал Марк.

— Не благодари, — скривился Пес. — Ты еще не раз вспомнишь меня недобрым словом.

И он оказался прав. Его подарок жег Марку бок, а мысли об освобождении перешли в разряд навязчивых идей и не давали покоя ни днем, ни ночью. Но внимание к нему охранников не ослабевало, да и воспользоваться кинжалом было не так легко. Как Пес умудрился одним движением поместить его под одежду, то ведомо только Фексу, но для извлечения его требовалось гораздо больше усилий. Положение осложнялось тем, что руки у Марка оставались связанными, а попробуй-ка залезть связанными руками к себе за пазуху. Марк крутился и так, и сяк, стараясь при этом привлекать к себе не слишком много внимания, но возня получалась слишком уж бурной и могла вызвать подозрения. Наконец, он нашел способ, как, извернувшись, можно дотянуться до кинжала, но резать веревки на виду у охранников он все равно не мог. О, как жалел Марк о том, что не владеет, подобно отцу, магией! Насколько легче было бы освободиться!

Через несколько дней Марк вновь отправился в путь, но теперь в сопровождении лишь десятка конвойных, которые получили приказ доставить его в столицу, к королю Тео. Значит, подумал Марк, они больше не сомневаются, что я — сын императора. Вероятно, Пес сумел убедить их.

Вскоре Марк воспрянул духом. В отсутствие начальства солдаты несколько расслабились, и уже не так рьяно исполняли свои обязанности. Марк внимательно присматривался к ним и видел, что они уже не находятся в таком напряжении, как раньше. Они много разговаривали — шумно, с хохотом и сальными солдатскими шутками, — и временами напрочь забывали про пленника. Во всей своей красе проявлялась знаменитая медейская расхлябанность, от которой, кажется, не были свободны и лучшие представители этого королевства.

Апофеозом всему стал день, когда медейцы разжились в какой-то из близдорожных деревень баклажкой с пивом. Вечером они разожгли костер и сели пировать. Марк смотрел на них во все глаза и не верил себе. Многое он повидал, но такой безответственности не встречал.

Очень скоро пиво сделало свое дело. Медейцы если и не захмелели сильно, то расслабились несомненно, а кое-кто даже и задремал. Пламя начало угасать, но никто даже не поднялся, чтобы подложить в костер дров. Темно стало на поляне, где они расположились на ночлег. Тихо-тихо, пугаясь каждого звука, Марк — которого к костру, разумеется, не пригласили, — перевернулся на бок и, невероятным образом изогнувшись, дотянулся до кинжала. Дальше было уже дело техники, хотя все действия требовали величайшей осторожности. Кинжал был очень острый, это Марк уже испытал на себе, украсив тело под рубахой и плотным плащом порезами и царапинами. Теперь к порезам на боках прибавились еще и порезы на руках.

Если бы в эти минуты кто-нибудь подошел к Марку, чтобы проверить, все ли в порядке у пленника, он несомненно был бы разоблачен, и лишился бы последнего шанса на спасение. Но медейцы, как уже говорилось, пребывали в благодушном настроении, грелись у остатков костра и не желали отходить от него во тьму прохладной июньской ночи даже ради того, чтобы освободить организм от избытков пива. Марку же было жарко и без костра. Терзая веревки, он буквально взмок от пота; никогда он не молился богам яростнее, чем сейчас. Был страшный момент, когда кинжал выскользнул из рук, и Марк не сразу смог отыскать его в траве. Сердце колотилось уже не в груди, а в горле. Но, наконец, Марк освободился от веревок и, не давая себе ни мгновения передышки, ползком двинулся в сторону деревьев, плотной стеной обступивших поляну.

Письмо от его высочества наследного принца Истрии, Крэста Авнери стало еще большей неожиданностью, чем вести из Северной. Истрийца Барден не видел вот уже несколько лет, еще с той поры, как Илис сопровождала его в качестве ученицы, и только изредка получал известия об его местоположении: судьба Илис и ее благополучие заботили Бардена по-прежнему. Отбыв из Касот, Крэст продолжал свои поиски на материке, но безуспешно, и возвращение его в империю стало неожиданностью. В письме он просил о встрече с императором, и Барден, поразмыслив, решил в просьбе не отказывать и пригласил истрийца во дворец.

Крэст явился во всей своей красе, верхом на великолепном вороном жеребце; сам он был, как всегда, облачен в черное, лишь на плече серебром горела маленькая ящерка. Черный цвет эффектно оттенял белизну его кожи и подчеркивал антрацитовый блеск больших красивых глаз.

— Ваше величество… — Крэст поклонился, не теряя, впрочем, при этом ни капли достоинства. На всеобщем он говорил гладко и почти без акцента, сказывалась долгая жизнь на материке. — Благодарю, что согласились принять меня в такое тяжелое для вас время.

Едва ли он знал о происшествии с Марком, но затянувшаяся война сама по себе являлась поводом для соболезнований. Бардена, впрочем, тошнило от всякого рода сочувствия, и его невольно передернуло. Он молча указал гостю на кресло и сел сам.

Он не сомневался, что речь пойдет об Илис, но мысли его были настолько далеки от нее и от ее дел, что ему стоило немалых усилий сосредоточиться. Сейчас он был скорее в Северной, чем в Эдесе.

— Слушаю вас, — сухо сказал он, не испытывая желания любезничать и разводить светские церемонии.

— Мне жаль, что пришлось побеспокоить вас, — начал Крэст таким же деловым тоном. — Но без вашей помощи не обойтись…

— Если речь пойдет об Илис, — бесцеремонно перебил его Барден, который отчетливо видел в мыслях гостя имя своей бывшей ученицы (увы, более ничего разобрать ему не удалось), — то я ничем не могу вам помочь. Мне неизвестно, где она, — ("к сожалению", добавил он про себя).

— Верно, я хотел поговорить об Илис, но совсем не в том ключе… Позвольте мне все объяснить с начала. Видите ли, — Крэст поджал свои и без того узкие губы, — на днях я получил письмо от моего отца с Латера. Из него я с некоторым удивлением узнал, что, оказывается, вы с отцом в течение последних нескольких лет вели активную переписку, в которой, в частности, нередко касались вопросов, связанных с Илис. Удивление мое возросло, когда я узнал, что мой отец ныне пребывает в уверенности, будто Илис более не представляет опасности для людей. Он уверен, что вы обучили Илис всему, что делает магика безопасным и полезным членом общества. Поэтому он отменил все свои распоряжения относительно насильственного заключения ее в башню и желает видеть ее во дворце на Латере как свою родственницу…

— В общем, — снова вставил Барден, — он желает возвращения Илис в лоно семьи?