1993 - Сергей Шаргунов

– Извиняюсь, не знал.

Уселся рядом на полотенце, прижался, отвратительно сырой и скользкий. Вяло хлопнул еще одного слепня у себя на животе, взял в щепоть, жужжащего, стряхнул щелбаном. Слепень отлетел в воду и забарахтался, так что побежали тонкие круги. Лена хотела встать, окунуться хотя бы, но почему-то осталась. Виктор набил рот, заглотнув целиком помидорину.

– Огурец не захватили, – деловито прочавкал; из-под мышки густо рыжели мокрые кудри.

– Огурцы?

Лена не могла оторваться от этих кудрей, не могла и не хотела, смотрела с отвращением, потянула носом – и вдруг поняла, что безумно хочет его.

– Вить, – она откинулась на полотенце. – А показать мою грудь?

Он молниеносно повернулся, спросил глазами, она зажмурилась в подтверждение. Он сам приподнял одну чашечку и подул; или просто, сильно втянув воздух, выдохнул восхищенно.

“Никого тут нет. Так и надо. Надо до свадьбы. Поймет, что я не девочка. И не женится? Правда всегда важнее. Лучше сейчас. Сейчас, когда меня к нему… потянуло… Или это солнечный удар?”

Виктор сдвинул лифчик ей на горло, как когда-то Костя, и разглядывал. Он держал в растопыренных пальцах левую грудь и, кажется, не торопился перейти к правой. Лена рванулась, опрокинула его затылком в песок, быстро поцеловала в шею, в жилку у виска.

– Помочь тебе? – точным движением руки нырнула под его плавки: сырые кудри, огурец…

Шумный всплеск.

Над водой плыла лысая розовая голова. Старичок деликатно кашлянул и проплыл.

Лена, вскочив, одевалась не глядя:

– Черт! Ну что ты творишь? И еще эти слепни! Вечно эти слепни!..

В конце сентября сыграли свадьбу. Виктор был в угольно-черном новеньком костюме с бабочкой, Лена в белом платье с гипюровой фатой. Отметили в небольшом кругу. Валентина пришла с сумкой пирогов и дочерью Светланой – тогда еще незамужней: пухлая студентка, обиженная мордочка; по-настоящему она сдружилась с Леной чуть позже, сама выйдя замуж. Мать Виктора Вера приехать не смогла из-за хвори, но передала невесте свой гранатовый браслет с Изкой, бойкой рыжухой, из молодых да ранних, в свои девятнадцать уже поменявшей мужа.

– Желаю вам долгих отношений, – Изка говорила развязно. – Долгих, ребята! Не успели зажить одним домом, смотришь: кошка с собакой. И как такие разные отыскались! У вас свадебка тихая, это правильно. У меня – ходуном всё ходило, народу тьма, Витька не даст соврать. А расплевались – и перед людьми стыдно! Муж горячий был, вот и прикипела. Оба слишком горячие – быстро остыли. Витька-то, небось, кипяток? – спросила она Лену, заговорщицки понизив голос, но так, что остальные услышали.

Лена спрятала глаза.

– Наша девочка не из таких, – Валентина осуждающе покачала головой.

– Каких таких, мать? – Изка наползла на стол, сдвигая тарелки. – Эх, родная… Ты что думаешь, как раньше в деревне, до брака ни-ни? Ребятки! Знаю, дорогие вы мои, бывает, с первого раза так понравится… начали встречаться, и больше, и больше нравится, и так друг с дружкой хорошо выходит, что побежали жениться…

Виктор поморщился.

– Главное: не обольщаться! Как говорится, где очарование – там и разочарование! – Изка подняла правую руку, погрозив неизвестности указательным пальцем. – Я недавно, когда второй раз замуж пошла, даже не наряжалась. Сели вдвоем, и тут свет отключили. Распили мы шампанское впотьмах и спать легли. Гостей не звали, чтоб не сглазить. Может, в этот раз больше повезет! А тебе, Витька, точно повезет больше моего! Горько, ребята!

– Целуйтесь! – подхватила с каким-то легким ехидством Света.

– Горько – теперь можно. – Валентина глянула на Изку внушительно. – Теперь им можно – и горько, и по-всякому.

Виктор и Лена встали, неуклюже столкнулись носами и покраснели под общий смех.

– Одна сатана, – сказала Валентина, добродушно посмеиваясь.

– Может, хочешь спеть? – тихо спросила Лена, когда поцеловались.

– Не время, – в тон ей ответил Виктор.

Лишь ближе к ночи он вдруг выпрямился и кашлянул, как будто рявкнул. Выждал полминуты, словно накопив горловой гущи, и затянул мягко, но с тайной властью в голосе:

Живет моя отрада в высоком терему,А в терем тот высокий нет ходу никому…

Валентина сочувственно вздохнула. Изка невпопад повторяла отдельные слова, подперев тяжелую голову кулаком.

– Была бы только тройка, да тройка побыстрей! – Виктор на взлете голоса изо всей силы хлопнул в ладоши.

Все захлопали. Лена с достоинством слушала эти хлопки, которые предназначались и ей.

Гости ушли после полуночи. Лена долго стелила постель, поймала себя на том, что руки дрожат. Заперлась в ванной, лежала в пене, кружевной, как фата. Выключила кран, когда вода стала подбираться к лицу…

Виктор сидел на краю кровати в трусах и майке при зажженном зеленом торшере с книжкой стихов Роберта Рождественского “Радиус действия”.

Села рядом в ночной рубахе, заглянула через плечо:

– Нравится?

Он захлопнул книгу так гулко, словно до этого глядел в нее, не читая:

– Я пулей, душ приму…

Лена погасила свет, забралась под одеяло, в первую минуту снежно охладившее, подтянула колени к подбородку. “Ерунда, ерунда”, – твердила сквозь крупную дрожь, от которой все мысли пропадали. Скрипнула дверь, в темноте Виктор казался подросшим, высился папуасом в набедренной повязке полотенца, и почему-то от него гораздо сильнее пахло спиртным, как если бы душ был из водки. Лене стало смешно и чуть легче: “Может, ничего и не заметит”.

– Дай-ка я тебя обниму! – он сдернул одеяло.

Она заранее вскрикнула. Он действовал заправски – довольно ловко, но до обидного механически, точно бы на десятом году брака. А на самом деле – он много раз воображал этот событие и сейчас по-прежнему ощущал себя внутри фантазии. Он давил и тряс ее, как неживую, боясь выскочить из уверенного ритма, и, сбившись, вернуться в жизнь. Всё кончилось быстро. Виктор протяжно зашипел в ее волосы, затем приподнялся на локтях, вглядываясь сквозь темноту. Спросил, придавая голосу романтичность:

– Тебе было больно?

– Немножко, – уклончиво сказала Лена. – Сейчас… – она перелезла через него и босиком прошлепала в ванную.

Выдавила шампунь в ладонь и стала размазывать по всему телу. Зачем-то снова вымыла голову, улеглась на дно, карауля приближение воды к лицу, надеясь, что мужа уже сморил сон.

Когда она вернулась, в комнате горела люстра, Виктор сидел на кровати, обхватив колени, и смотрел перед собой.

– Где кровь? – спросил он глухо.

– Где-где, в воде, – задорно срезала Лена.

– Ответь нормально, пожалуйста!

– Давай спать. Ты перебрал.

– Послушай, ты зачем со мной, как с маленьким? А я не маленький. Я что, по-твоему, не знаю, что у женщины бывает после первого раза? Елена, я человек прямой и скажу прямо. На простыне ни пятнышка… Что, не так? Или вру?

– Вить, ну не начинай. Я не знаю…

– А когда мозги мне крутила – знала? Веревки из меня вила. Издевалась, как будто я твой крепостной.

Прямо говорю, и ты прямо говори. Ты мне всё это время не давала, так?

– Прекрати!

– Зачем же ты меня обманывала?

– Не обманывала я тебя! Хотел бы и взял!

– Ах, ты так! – Виктор ударил кулаком по кровати и вскочил. – Ах, вот какая ты! Хотел бы… Надо только захотеть – и бери ее, пожалуйста. А как мне брать, если не все такие, как ты? У меня до тебя никого не было, никогошеньки! Что, не веришь? Думаешь, шутки шучу?

На лестничной площадке залаяла собака, люто и обличительно.

– Верю, – Лена сделала неуверенный шаг назад.

– Мог сорваться, вокруг столько юбок шуршало, ан нет, сдерживался, от пола отжимался, на вокзале вагоны грузил. Я для настоящей любви себя берег. Ждал своей свадебной ночи! Много их у тебя было? – Он поднял глаза, в каждом по алой молнии.

– Кого – их?

– Коблов.

– Не смей!

– Ага, защищаешь, – встал, она отпрянула к двери. – Забыть их не можешь?

Открыл шкаф, взял свою рубаху.

– Куда ты? – залепетала Лена. – Один только. Витя, мне неприятно это вспоминать.

– Ах, как запела! – швырнул рубаху под ноги и наступил тапком, словно на знамя невинности.

– Ты мой первый. В серьезном смысле!

– А не в серьезном? Сто сорок первый? – он вращал кольцо на безымянном.

– Я тебя люблю, и никого раньше не любила! – Лена подошла, ловя его взгляд. – Послушай…

– Выкладывай!

– Что?

– Всё, всё, по чесноку…

Лена села на кровать, Виктор приблизился, его живот оказался возле ее лица: тенистая скважина пупка, волосяная дорожка, песочно-глинистая, уводящая в черные сатиновые трусы.

– Один подлец меня изнасиловал, – Лена хлюпнула ноздрями.

– Изнасиловал? – Виктор опустился рядом. – Так давай адрес! Где живет?

– Что ты несешь!

– Ах, я еще и виноват! Девушка… Девушка, можно с вами познакомиться? Нельзя? Кто же тебя, девушка, попортил? – Голос Виктора приобрел жутковатую иронию. – Не подскажете? Девушка, а зачем ты мне сдалась, всеми драная?