Четвертое сокровище - Симода Тодд

Мысли, как фотоны света, мерцали перед его сознанием: лицо женщины, расплывчатая сладость, улыбка где-то вблизи. Они были настолько эфемерны, так быстро пропадали, испаряясь, когда он пытался их объять. Чем больше он хотел сосредоточиться на этих мыслях — этих успокаивающих мыслях, — тем быстрее они исчезали в чернильной черноте.

Всплываю

чтобы

утонуть

Тина опоздала на встречу с Говардом. Когда она извинилась, он ответил:

— Ничего страшного, — хотя на его хмуром лице явно читалось нетерпение. Она объяснила, что мама болеет. — Что-то серьезное?

— Нет, — ответила Тина, не желая развивать тему.

— Хорошо.

Говард начал с показа системы сбора данных: данные, полученные от объектов исследования, файлы сканированных изображений мозга, папки данных статанализа и текущие отчеты. Он показал ей лаборатории психологического тестирования, где подопечных записывали на видео, когда они выполняли контрольные задания. Лаборатория была оборудована и для звукозаписи. С потолка свисал огромный компьютерный монитор для проекции визуальных стимулов. Еще Говард провел ее по компьютерной лаборатории, показал принтеры и расходные материалы, рассказал, как обращаться с копиром, и, наконец, проводил в кабинет, который они будут делить с парой других научных ассистентов профессора Портер. Тине выделили стол, телефон, компьютер, два ящика в шкафу для хранения документов из четырех и три полки из шести в книжном шкафу.

Говард спешил еще на какую-то встречу Тина опять извинилась за опоздание. Он отмахнулся и оставил ее одну. Тина расстегнула молнию на рюкзаке, положила три свои книги на полку, присовокупив к ним конспекты. Сидя за столом, она просмотрела ящики и нашла следы ее предшественников: вырезки, старые автобусные и железнодорожные расписания, шариковые ручки и проученный купон на двухдолларовую скидку в пиццерии. Тина выкинула мусор, вытерла стол бумажным Полотенцем, смоченным водой из бутылки, оставленной на полке. Затем вытерла клавиатуру, включила компьютер и проверила электронную почту Ничего срочного.

Она подняла трубку и прислушалась к гудку. В записной книжке, тоже выложенной на стол, нашла номер Годзэна и набрала его.

— Алло, это сэнсэй Годзэн?

— Да?

— Меня зовут Тина Судзуки, я друг Роберта Смита. Он сказал, что я могу поговорить с вами насчет сэнсэя Дзэндзэн.

После долгой паузы он ответил:

— Да?

— Мне очень жаль, что все так случилось. Короче говоря, я докторант Калифорнийского университета, занимаюсь проблемами мозга. Нейрология. Мой профессор и я хотели бы поговорить с ним насчет его болезни.

Еще одна длинная пауза.

— Я не уверен, что…

Тина хотела сказать: «о’кей, ничего страшного».

— Это для научных исследований. Мы интересуемся тем, как работает мозг, как сознание способно формировать язык. Насколько мне известно, у сэнсэя проблемы с речью и письмом?

— Да, я тоже слышал. Вы хотите провести исследования? Я не знаю, как тут быть.

— Может, мы где-нибудь встретимся и поговорим?

— Поговорим?

— О сэнсэе Дзэндзэн.

Еще одна пауза.

— Хорошо.

— Где бы вам было удобно?

— Удобно? Удобно ли в школе Дзэндзэн? Это около кампуса.

— Прекрасно.

Тина постучала в дверь школы японской каллиграфии Дзэндзэн. На двери висел небольшой каллиграфический свиток, который она не сумела прочесть. Японец, открывший дверь, был почти одного роста с Тиной. Полное, мясистое лицо, мешковатые джинсы, свободный свитер и домашние тапочки, из которых виднелись белые носки.

— Сэнсэй Годзэн? — уточнила она.

— Да. Судзуки-сан?

— Зовите меня, пожалуйста, Тина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она сняла обувь и надела тапочки, стоявшие у двери. Они прошли в первую комнату налево, где несколько стульев были хаотично расставлены вокруг двух маленьких столиков. Жестом он показал на один столик, где уже был приготовлен чай.

— Чай, — сказала Тина. — Как любезно с вашей стороны.

— Пустяки.

Тина села, а он разлил чай.

— Сколько времени вы уже в школе Дзэндзэн?

Его голова склонилось сначала в одну сторону, затем в другую.

— Около десяти лет. Я был докторантом по международной экономике. Начал заниматься сёдо с сэнсэем Дзэндзэн на первом году аспирантуры.

— Мистер… то есть Роберт говорил мне, что вы старший наставник школы.

Годзэн слегка наклонил голову:

— Я стараюсь делать все, что в моих силах.

Тина улыбнулась в ответ на эту традиционную японскую скромность, осмотрелась.

— Какая приятная у вас обстановка.

— Спасибо.

Она перевела взгляд на него.

— Мне очень жаль, что с сэнсэем такая беда. Он еще в больнице?

— Да. В реабилитации.

— Надеюсь, он быстро поправится, — сказала Тина. хотя, насколько она помнила из занятий, последствия инсультов неизлечимы. — Роберт сказал, что сэнсэй не может писать? Он больше не может практиковать сёдо?

Годзэн уставился в свою чашку.

— Это самая трагическая новость.

— Еще Роберт сказал, что сэнсэй делает рисунки, в которых вроде бы используются комбинации иероглифических черт. Извините, я не очень-то разбираюсь в сёдо.

«Яку» — вертикальная черта с крюком — является одной из базовых черт «эйдзи хаппо». В конце вертикальной черты надавите сильнее на кисть. Затем быстрым движением кисти руки оторвите кисточку от бумаги в направлении верхнего левого угла. «Яку» значит «прыжок» или «танец». Последнее движение кисти в этой черте действительно напоминает прыжок танцора.

Дневник наставника. Школа японской каллиграфии Дзэндзэн.

Годзэн повернулся и показал на каллиграфию в рамке:

— Этот иероглиф изображает «эйдзи хаппо» — во семь основных иероглифических черт. — Он встал и, no-дойдя к изображению, показал, какие восемь черт имеются в виду.

— Вы хороший учитель, — заметила Тина, когда он вернулся и сел.

— Спасибо.

Тина сделала глоток чаю и еще раз по-дружески ему улыбнулась.

— Как вы думаете, сэнсэй бы не возражал, если бы мы поработали с ним в нашей исследовательской программе?

Глаза Годзэна метались по комнате, словно искали где-то ответ.

— Это сложно. Я не могу сказать. Вы могли бы спросить его самого, но не думаю, что он поймет.

— Я могла бы попробовать.

— Вероятно, да. Но поможет ли ему ваше исследование?

— Этого я не знаю, — ответила она. — Я только приступаю к изучению проблемы.

Годзэн несколько раз повернул чашку в пальцах.

— Я поеду в больницу вместе с вами.

Он довез ее до больницы. На дорогу ушло пятнадцать минут — от кампуса к Беркли-Хиллз, до границ Окленда-Беркли. Годзэн нашел место для парковки и они подошли ко входу.

— Я подожду здесь, хорошо?

— Хорошо.

— Его зовут Симано. Это имя, под которым его сюда поместили.

Тина повторила имя и вошла в здание. В вестибюле отыскала схему, на которой было указано расположение реабилитационного крыла. В лабиринте коридоров ей пришло в голову, что Годзэн, быть может, не хотел видеть своего сэнсэя в больнице. Здесь это уже не тот сэнсэй, который учил его когда-то сёдо. А может, он просто не любит больниц.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В реабилитационном крыле Тина обратилась к сестре, сидевшей за рабочим компьютером:

— Могу ли я увидеть пациента по фамилии Симано?

— Сэнсэя? Увидеть-то можете, только он не разговаривает.

— Я знаю.

— А вы кто?

— Тина Судзуки.

Сестра внесла ее имя в компьютер.