Прости меня - Юрий Дружков

Потом пришел он.

Тот самый вихрастый парень, которого мы встретили тогда в ее переулке в минуту нашего бегства от инспектора.

Ничего. Довольно приятная внешность. Рост подходящий. Глаза, уши. Так себе. Мальчик и мальчик.

Он ходил по тротуару, солидно зажав сигарету в пальцах правой руки. Ходил, смотрел на часы, ходил мпмо подъезда, мимо зашторенных окон, мимо единственного черного. Ходил, ходил...

Я тоже смотрел на часы.

Лада не шла.

Может быть, она видела его?

Может быть, ее до сих пор не отпускают?

Может быть... Все может быть!

Но я не знал, что я должен делать. Сказать ему - катись... Почему?

Может быть, она ждет, когда он сам уйдет восвояси? Может быть, она хочет, чтобы я подождал, пока он уйдет? Может быть, ее не отпускают?..

Лада не шла.

Может быть, она хочет, чтобы я догадался на минуту, на две, на десять уехать и позвонить ей?

Может быть, сегодня уехать? Не мешать ей? Нельзя так врываться...

В черном окне маленький человек рисовал на стекле таинственные волны.

Радость улетела.

Может быть, ее до сих пор не отпускают... Может быть, ее просто уже нет, и она ушла раньше...

Я включил мотор.

Он остался там.

- Тьфу ты, нечистая сила, - Шеф бросил на стол серебряный нож, который только что вертел в руках. - Одно постичь не могу: как ты меня, пожилого, серого, зубастого, заманил на эту лекцию? Почему я согласился?

Из Политехнического мы забрели в "Берлин".

Молодой, похожий на дипломата повар показал нам в серебряной посуде серебряного живого карпа. Большая рыбина звенела хвостом, и серебряный свет электрических ламп отражался в стеклянных ее боках.

Шеф крякнул: "Хо-орош..." И теперь мы ждали, когда этот карп вернется к нам золотым от корочки, в развале золотых картофелин и чего-то еще.

- Выпьем, - сказал он.

- А потом танцевать пойдем, - съязвил я.

Он поглядел по сторонам.

- Не вижу повода к веселью, да и приглашать некого... Ладно, закусывай.

- Так чем ты недоволен? Развлекся на лекции.

- Не выношу глупости, а еще пуще невежества... Летающие блюдца, тарелки... Шарлатанство!

- Если гибнут пилоты в погоне за этим шарлатанством?

- Иллюзия, мираж.

- Мираж нельзя уловить локатором, а ты слышал... они имеют плотную массу, объем.

- Смена воздушных слоев, - Шеф густо положил на калач слой масла. - Граница может быть настолько резкой, что луч радара будет отражаться как в зеркале.

- Не криви душой. Тебе сказали: сигнал не отражается, он усиливается летящей...

- Кастрюлькой, ты хочешь сказать? - он впился в калач.

- Блюдечком с голубой каемочкой, - отпарировал я.

Шеф промычал что-то полным ртом, судя по глазам, весьма ироническое.

- Не надо, как с нашими лучами, - воспользовался я беспомощностью собеседника. - Непонятно, значит, приклей причину, какая тебе удобней, выдай за неоспоримое - все остальное к черту.

- Огэя кукая моэ мубмия, - процедил он.

Только я мог по едва уловимым сочетаниям слов и богатству моей эрудиции понять сказанное: "Очень кому-то мало мистики..."

- Даже при твоей скептичности, - ответил я, - можно и тут найти зерно... Если не пришельцы катаются в тарелках, то, может быть, хрустальки атмосферного льда, зеркальные слои путают наши лучи с отражением чего-то.

- Улуая моэки пес.

"Слушаю тебя, милый, и посмеиваюсь", - безошибочно переводил я. Тут он одолел калач и сказал на чистом русском языке:

- Много ты собрал этой всякой магнитной мистики? Помогает?

- Пока нет. А ты мыслишь, я это без пользы?

- Не знаю, тебе видней... Пропадаешь по разным лавочкам. Спрашиваю: где наш Искатель? Маринка плечиками ведет. Уехали в институт металлов, уехали в Магнитный, уехали на семинар омагниченной воды, уехали в Историческую древние книжки лузгать... А мне потом звонят, уговаривают. Руденко прямо домой звонил, просит: "Послушай, не мог бы ты отпустить к нам своего лаборанта". Тебя, значит... "Уж очень хватко и чисто он видит и мыслит. Зачем тебе такой? У тебя же электроника..." Обнаглели!

- Плохо, что ли?

- Зарплату где получаешь? У них разве?.. Толку не вижу, проку нет. Магнитная вода! Чушь какая-то, муть. Ничего не поймаешь в ней... Потом эти... летающие тарелки. Ну я понимаю, вода, магниты, куда ни ступи, кругом и всюду магниты, может быть, где-то хвостик уловишь. Но тарелочки!

- Да, лучше бы я не с тобой пошел на лекцию, - совсем ни к чему сказал я.

- Конечно, с девчонкой! - воскликнул он. - Так и делай. Они, глазастые, любят мистику, таинственность. А я стар.

Мимо нас прошли к фонтану в середине зала шаткие парочки. Музыка повела тянущую, зыбкую, печальную мелодию.

Вот одна из девушек, в такой же, как у Лады, кофточке плавно мелькает за темными пиджаками. У другой волосы лежат как у нее...

Нам принесли карпа, дрожащего золотыми брызгами на сковородке. Шеф плотоядно потер ладонью о ладонь, опустил в сковородку серебряную лопатку.

- Смотрю я на тебя, чего ты грустный?

- Музыка томит.

- Так не сегодня. Вообще... день, два... На каждый звонок бегаешь... С нею не ладится? Ты скажи. Старику можно. Легче будет.

- Все тебе известно. Все. Даже э т о...

Он отвел глаза.

- Почему же не ладится? - небрежным тоном отрезал я. Сац не очень стараюсь,

- У тебя, знаешь, не те годы, чтобы самому выкаблучивать.

- А я боюсь.

- Чего же ты, бедненький, боишься? - он положил мне кусок ароматной рыбы.

- Поймешь ли?

- Где нам! Но я постараюсь.

- Она, - сказал я, чувствуя напрасность, ненужность моей хмельной откровенности. - Она пришла... появилась так непохоже... так все минуты с ней были необычны, все до одной... Необычны, как фантазия. Вот и боюсь, вдруг она станет, окажется деловой, деловитой... ну, разбитной... Слова не подберу.

Шеф поставил рюмку на стол, прищурил светлые свои глаза:

- Эва, как тебя... Придумал, я вижу, ты ее. Придумал! убежденно повторил он.

- Что? - не понял я.

- Разве тебе такое нужно? - громче нормального воскликнул он, и за ближним столом оглянулись. - Фокусы, романтику оставь им, юным... Тебе нужна женщина домовитая, деловая.

- Кандидат наук, а? - съязвил я.

- Конечно, башка непутевая... Придуманное всегда болью выходит.

Я разозлился.

- Что значит "придуманное"? Кому как... Один мой знакомый хирург жалуется, не может он, дескать, смотреть на женщину как прежде. Анатомию видит.

- Анатомия тоже полезна, - вдруг ласково сказал Шеф. Только ты не путай. Меня словами не проймешь.

- А чем, скажи, старина, тебя пронять? Не хочешь ли ты открыть мне глаза на то, что все девушки, например, алчут выйти замуж и все так просто на белом свете. Меня таким открытием пытались убить не однажды. Но я живой пока! Помнишь ли ты, как звенели шпаги трех мушкетеров? Помнишь ли ты, как бились они во имя Прекрасной дамы? Помнишь ли ты, как стучало твое мальчишечье сердце?.. Один мой ровесник тогда просветил меня. Он в ученую книгу заглядывал. Они, говорит, мушкетеры твои, белье не меняли по году. А прекрасные дамы в семнадцатом веке спали на грязных простынях и вшей давили спицами в причудливых своих прическах... Вот как! Если теряем что-то, сами не можем, не умеем. Если видим в любой... два розовых уха, две круглых щеки да еще кое-что...