Рэмбо под солнцем Кевира - Конрад Граф

Рэмбо стал думать. Когда он начал думать, было уже, наверное, около одиннадцати.

А думал он об одном: открыться или не открываться перед заложниками? Он мог бы тихо пошевелиться или вздохнуть, чтобы не напугать их и не заставить закричать от невольного ужаса. А потом спросить, где может находиться Том Пери. Ведь ему нужно знать только это и ничего больше. Но могли ли они знать, где Том? Скорее всего, они и сами не знают, где находятся. Тогда зачем открываться? Чтобы рассказать, что это за парни лежат перед ними? Совсем неподходящее место для рассказов. И вообще Рэмбо не доверял всем этим чиновникам-чистоплюям. Ведь обязательно кто-нибудь да взвизгнет, а еще хуже станет требовать врача или представителя общества Красного Креста. Нет уж, лучше сосредоточиться и послушать, о чем говорят эти дипломаты. Ведь не молчат же они все время!

Кто-то стал молиться. Рэмбо не знал, есть ли в посольствах священники. Но "со святыми упокой" он прочитал отменно. Потом наступила пауза, послышались вздохи, и начался неторопливый разговор. Точно на поминках, подумал Рэмбо. Посольские долго гадали, кто бы это мог пострадать за них. Но в самом тоне разговора чувствовалось удовлетворение и гордость: видите ли, за них люди отдают свои жизни! Дерьмо, подумал Рэмбо. Да, может, один Боб Симеон стоил больше всех вас вместе взятых и с послом в придачу. В то время, как вы подшивали никому не нужные бумажки, Боб уже думал, как защитить национальную гордость страны, спасти родину от позора. Все-таки он, Рэмбо, правильно сделал, что не открылся этим самовлюбленным господам. Ничего хорошего из этого бы не вышло.

Потом разговор перешел на сами трупы. Посольские стали тихо, но зло возмущаться поведением моджахединов, которые взяли в обычай доставлять им сюда покойников.

Это варварство, — сказал первый, — держать живых людей с мертвецами!

— Они хотят заразить нас трупным ядом, — поддержал его другой. — Ведь это зараза! При такой жаре…

— Дикость! — перебил его первый.

От негодования они даже задохнулись и сразу же замолчали. Молодой неунывающий Боб стал заразой! О чем они говорят! О, как велико было сейчас желание вскочить и вытаращить на них глаза, чтобы они наложили в штаны и задохнулись в собственном дерьме. И Траутмэн хотел, чтобы Рэмбо помог ему освободить этих слизняков! Ведь они еще год просидят на заднице и палец о палец не ударят, чтобы самим попробовать выбраться отсюда. Ведь их пятьдесят здоровых мужиков! Нет, будут ждать, пока за них еще погибнут несколько десятков симсонов. А когда их все же кто-то освободит, станут требовать извинений от иранского правительства.

Мозг Рэмбо клокотал, но сердце его билось так же размеренно и спокойно, как и прежде.

Наконец, он услышал имя Тома Пери! Судя по разговору, это имя не давало им покоя. Здесь, куда не доходило никаких вестей, это, видимо, была для посольских последней и единственной новостью. И новость эта была тоже связана со смертью.

— Том никогда не жаловался ни на какие болезни, — сказал первый. — Накануне ареста я играл с ним в теннис, и он носился по корту, как заяц.

— Но ведь бывает вдруг…

Начал было второй, но первый сразу же перебил его:

— Не бывает! Вы имели в виду инсульт или нечто подобное! Ха-ха! Только не с Томом. Я все же думаю, его убили.

— Чепуха! — оборвал третий. — Заложников убивают, когда хотят запугать и этим самым ускорить те или иные события. Поэтому об этом официально объявляют, иначе убийство становится бессмысленным.

После небольшой паузы второй тихо спросил:

— Так вы все-таки полагаете, что его просто перевезли в другое место?

— Только так, — уверенно сказал третий. — Не забывайте, Том Пери — миллионер и сын миллионера. А резать курицу, несущую золотые яйца, не станет даже сумасшедший. Так что успокойтесь и не слишком убивайтесь о своем Томе.

— Но тогда, к чему весь этот спектакль?

— К чему… — хмыкнул третий. — К тому же, к чему похищают золотые музейные безделушки, — чтобы перепродать! Да заткните вы кто-нибудь эту дыру — он уже начинает смердеть!

Рэмбо понял, что речь пошла опять о дыре в его мешке, и приготовился к худшему. Но, на его счастье, послышался тихий голос того, кто читал над ним молитву.

— Не тревожьте покойного, — сказал он. — Это нехорошо.

И все замолчали. Значит, Тома здесь нет, и он уже у Абдоллы-хана! Рэмбо даже не понял, обрадовала его эта новость или огорчила. Если бы Том был здесь, он увел бы его уже сегодня. И ему было обидно, что так нескладно получилось. Но ведь он знал, что Абдолла-хан сделает все, чтобы заполучить Тома. И Фуад, конечно же, поторопил своего саркара. Ну что ж, теперь будет проще. И Том почти уже на свободе. Обрадовавшись за Тома, Рэмбо стал теперь думать о себе. Но его размышления были нарушены самым хамским образом. Открылась дверь, и послышался топот множества ног.

— Конечно, — сказал знакомый грубый голос, — вам следовало бы оставить их до утра. Ведь вы боитесь ночью покойников? — он рассмеялся. — Но здоровье Тегерана нам дороже. Мы принесем их вам утром. Вы с ними проститесь перед тем, как мы их бросим собакам.

Рэмбо подняли и опять понесли по переходам и лестницам. Наконец, заскрежетал засов, открылась дверь, и его положили на цементный пол. И вот когда дверь снова закрылась и засов стал на место, и он понял, что до утра его уже не побеспокоят, то вздохнул полной грудью и открыл глаза.

Стало быть, сейчас полдень.

Глава 4

— Фуад, — спросил Абдолла-хан, — где мы нашли этого пилота?

— Вы имеете в виду сарвана?

— Неужели он был капитаном? — удивился Абдолла-хан. — Но он же круглый идиот!

— Это армия, саркар, — пожал плечами Фуад. В ней великий Фирдоуси может быть обычным сарбазом, а вьючный осел — сарваном. На все воля Аллаха.

Абдолла-хан рассмеялся. Он был в прекрасном настроении. Что ни говори, а Том Пери в его руках! Как только вернутся Камаль с Али и положат на стол чеки, или то, что может заменить их, все будет кончено. И все исчезнут бесследно. Об этом он позаботится заранее. Фуада жалко, все-таки он был верным псом. Но ведь Абдолла-хан и так продлил ему жизнь, и он должен быть благодарен за это. Теперь нужно продлить жизнь пилоту, этому бывшему шахскому сарвану — единственному человеку, в котором у него теперь была нужда. Но надо быть уверенным в нем. И Абдолла-хан, не переставая смеяться веселой шутке, похлопал Фуада по плечу.

— Клянусь Аллахом, ты хорошо сказал! И знаешь, я вспомнил: мне порекомендовал этого пилота мой старый приятель, — Абдолла-хан перестал смеяться и серьезно посмотрел на Фуада. — Понимаешь, этот сарван показался мне каким-то странным, когда возвратился из Тебеса. Откуда он взял, что Камаль отправился в Мекку? Таким, как Камаль, прямой путь в ад, а не к святым местам. Почему он заговорил о Мекке?..

— Думаю, саркар, над ним кто-то пошутил.

— Я тоже так думаю, — согласился Абдолла-хан. — И все же я прошу, поговори с ним. Я все-таки хочу убедиться, что он просто глуп. Ты понял меня, Фуад?

— Понял, саркар. Я сделаю, как вы велите.

Фуад поклонился и вышел. Значит, Абодолла-хан совершенно уверен в успехе своего плана, если его уже заинтересовал пилот.

Фуад спустился вниз и открыл камеру. Это была пустая бетонная коробка, в углу которой стоял на коленях и молился бывший сарван шахских ВВС Фуад не стал ему мешать, и молча встал у двери.

Но вот сарван сделал последний поклон, ударившись лбом о бетонный пол, вскочил и шагнул к Фуаду.

— В чем я виноват, саркар? — он весь трясся, как в лихорадке. — Я все сделал, как вы велели. Я все узнал и обо всем рассказал господину. За что он сердится на меня?

— Успокойся, сарван. Кто тебе сказал, что Камаль отправился в Мекку?

— Как кто? Чайханщик Давуд. Камаль обедал у него, а потом пошел в Мекку. Он захотел стать хаджи.

Фуад вздохнул и с жалостью посмотрел на сарвана.

— А ты знаешь, кто такой Давуд?

— Я же сказал — чайханщик. Его и полицейский знает.

— Ошибаешься, сарван. И полицейский ошибался, — Фуад помолчал и тихо, но веско добавил: — Твой чайханщик Давуд — американский шпион. Он готовил американскому десанту посадочную площадку в Кевире. А полицейский видел, как ты в тот же день прилетал к Давуду и беседовал с ним. О чем, сарван?

Сарван остолбенел.

— Саркар, но ведь вы сами послали меня!

— Разве мне кто поверит, — вздохнул Фуад. — Давуд-то уже арестован.

— Эй вай! — Ноги сарвана подкосились, он упал на колени и закрыл голову руками. Потом, вдруг вспомнив о чем-то, он резко поднял голову. — Саркар, но ведь Камаль тоже с ним беседовал.

— Камалю будет еще хуже — ведь он иностранец. Сарван застонал.

— Что тебе обещал господин? — спросил Фуад.

— Содрать шкуру, — глухо проговорил сарван.