Ночь с тобой - Людмила Леонидова

Я приуныла. Выудить хоть мало-мальски знакомое название, дабы определить, что собой представляют эти блюда, нелегко. Вот если только крем-брюле! Но не могу же я есть один десерт. Правда, любимый и знакомый с детства. Помнится пятнадцать копеек стоил. Но о цене я договорилась сама с собой — не вспоминать! Ах, вот еще одно — жульен. Жульен — очень даже знакомое блюдо! И в наших советских ресторанах его любили подавать, и сейчас журналистов на фуршетах частенько угощают, потому что в кокотнице можно запечь все, что осталось не съеденным за неделю! Но этого все равно маловато. Наконец, в разделе мясных блюд в скобочках промелькнуло слово филе. Хоть оно и имело расширенное название — паве, сдобренный фуа гра, но я попала в точку, и кусок сочного мяса оказался вознаграждением за мои мучения. Аперитив сделал свое дело, мне удалось расслабиться, и я даже заказала маленькую бутылочку французского шампанского. Тост за мое здоровье, мысленно произнесенный, пришелся очень кстати, потому как раз оно, мое здоровье, оказалось в опасности.

Это я обнаружила, когда, возвращаясь из ресторана чуть-чуть навеселе, подходила к собственному дому. Рядом с моим подъездом в полной темноте стоял небольшой фургон, а человек, маячивший перед ним, вызывал опасения. Как раз в тот момент он разговаривал по телефону, причем через невидимый микрофон. Наушники, вероятно, спрятаны под вязаной шапкой. Выглядел он как на фотографиях: «Разыскивается!». Я тормознула. Приехали! Когда-то должна была наступить и моя очередь. Меня ведь предупредили. Холодные глаза министра, который сел на место подзащитного Святослава, намекали на неприятности.

Ему позвонили по вертушке из пресс-службы президента и попросили меня принять.

Хотелось посмотреть, что он собой представляет, и убедиться, насколько замешан в деле.

В дореволюционные времена, то бишь до девяностых годов, мне приходилось брать интервью у чиновников такого ранга. Это были хитрованы, боящиеся всего, но в первую очередь скрывающие свою ограниченность. Они не умели связать и двух слов, а те, что с трудом складывали в предложения, не согласовывались между собой. «Махай» и «поехай» были самыми безобидными ошибками в их речи. Ко мне они относились как к надоедливой внучке, потому что разница в возрасте была огромная. Доживающие свой век на хороших постах настоящие партийцы, прежде чем встретиться с журналистом, требовали предварительно подать им вопросы, чтобы не попасть впросак. Основательно заранее подготовившись, они играли с журналистами в такую игру: как бы ничего не сказать, но при этом выглядеть праведниками, беззаветно преданными народу. Они демократично усаживались со мной за чайные столики в своих огромных кабинетах, поили дефицитными сортами чая из хрусталя в металлических подстаканниках и угощали специальным печеньем, а в конце предупреждали о необходимости согласовать текст, прежде чем отдать в печать.

Новый министр выглядел совершенно по-другому. Во-первых, он был молод, хоть попасть к нему для интервью было так же непросто, как и к тем угрюмым дедам в одинаково немодных костюмах, сшитых в совминовских ателье.

Элегантный, надушенный, в галстуке, завязанном по последней моде, с отрепетированной улыбкой, он бросился мне навстречу. А говорил так, что позавидовал бы каждый репортер. Выпить предлагал не цейлонский чай, а французский коньяк. Но все, что он говорил, не соответствовало действительности, точнее, было сплошной ложью. Он понял, что я не поверила ему, видимо, у меня не хватило хитрости это скрыть. А зря! Все, что он рассказал, я собиралась проверять, а проще — проводить журналистское расследование. «Не советую», — говорили его глаза при прощании.

Эти слова нам с приятельницей из пресс-службы президента повторил странный человек, подошедший к нам на улице, а вернее, нахально подруливший на БМВ.

Мы так опешили, что даже не запомнили номера машины. Он, нарушая все правила, не боясь сбить пешеходов, влетел с проезжей части прямо на тротуар, где мы прощались после обсуждения моей встречи с министром. Когда он обратился к нам со словами: «Барышни, я хотел бы вам дать хороший совет…» — мы решили, что это ошибка, недоразумение. Он укатил, а мы медленно начали осознавать, что это не ошибка, не шутка, а угроза. После выстрела в Северцева шутить не хотелось. Я подняла сигарету, которую он бросил нам под ноги, и зажигалку, выпавшую у него из кармана. Все-таки вещественные доказательства, да еще с отпечатками пальцев бандита.

— Ха-ха, — сказали мне компетентные люди, когда я в целлофановом пакете притащила вещдоки. — Кто это его будет искать? Тоже мне комиссар Мэгре нашлась! Выбрось все и забудь!

Выбросить-то я выбросила, а вот забыть не дают, напоминают о себе. Вон тот с шапкой, натянутой на уши, что прилип к моему подъезду и зорко глазеет по сторонам, высматривая меня!

Я попятилась и, обогнув дом, решила зайти в подъезд с другой стороны. Был у нас второй вход. Спасибо старым домам. Он закрывался на ключ, но жителям ключи выдавали. Я прокралась к себе домой без лифта на цыпочках, словно вор, на всякий случай предупредив соседа-милиционера, и вызвала милицию. Когда в глазок я увидела того самого молодчика в шапке, мне стало дурно. В руках бандюга держал огромный короб. Он звонил в дверь так, что мертвый должен был проснуться. «Значит, ничего не боится, — догадалась я, — а то бы отмычкой открыл. Пока доблестная милиция приедет, я успею взлететь на воздух!»

Сколько килограммов взрывчатки он приволок в коробе, оставалось только гадать.

Но тут подоспел мой сосед-милиционер. Отличным приемом сзади он сделал захват шеи, прямо как в кино. Правда, бандюган оказался выше его на голову. Ну, не вышел сосед ростом, у него и отец, и мама были коротышками, зато ловок оказался, молодчина. Парень в шапке взмахнул руками, не выпуская огромную коробищу, и заорал.

Я открыла дверь и тоже закричала. На крик подоспели соседи по площадке. Общими усилиями затащили его ко мне в квартиру. Бандит очень брыкался, цепко держал коробку, пытаясь что-то сказать. В этот момент подоспел милицейский наряд. Сосед-милиционер стал докладывать им обстановку. Бандит воскликнул:

— Я из службы сервиса. Вам поздравления с днем рождения с Урала и торт многоярусный.

Соседи, растерявшись, выпустили его, и он попытался открыть коробку.

— Ложись! — выкрикнул приехавший милиционер и, брякнувшись на пол, стал целиться в парня из пистолета. За ним улеглись остальные. Только я не легла, а виновато спросила:

— Торт от кого?

Он назвал фамилию Ильи.

— Письмо есть?

— У меня в кармане, — затравленно глядя на милиционеров, парень боялся пошевелиться, чтобы не получить пулю. Я залезла к нему во внутренний карман и вытащила письмо. Пробежав глазами трогательное поздравление, я поняла, что парень не врет.