Говорящий ключ - Виктор Кирюшкин

— Ваше счастье, что вы не достали ружья, — заметил геолог. — Тот, другой, мог вернуться, и тогда вам — конец.

— Да, мне был бы конец, — согласился Павел. — Я подумал об этом и оставил ружье в покое. У меня был охотничий нож. Я стал раскапывать им землю вокруг ног. Внизу оказался толстый, очень твердый корень, к которому прижала меня валежина. Перерубать его было страшно неудобно. В общем, когда я освободился, таёжка уже горела. Целая лавина огня была от меня на расстоянии каких-нибудь сотни шагов. Ноги плохо меня слушались. Ковыляя, кое-как я выбрался к мари. Постепенно ноги отошли. Сейчас ничего, идти можно.

— Кто он, этот человек?

— Не узнал. Было слишком темно.

— Муравьев? — начал перечислять геолог.

— Нет, тот выше.

— Марченко?

— Нет, Марченко я сразу узнал бы. У того был малахай на голове, а из наших малахай носит только, Большаков.

— Может, Большаков?

Павел отрицательно покачал головой. Перебрав всех, в том числе и оленеводов, сопровождающих караван, он решительно сказал, что этого человека нет в экспедиции, что он пришел со стороны.

— Иначе я узнал бы его, — с волнением закончил он.

— Не волнуйтесь, Вавилов, — спокойно сказал Воробьев, видя, как побледнело лицо молодого таежника, а пальцы нервно впились в приклад ружья. — Продолжайте рассказывать всем, что ваша отлучка вызвана погоней за оленем, подошедшим близко к стану, а сами присматривайтесь пристальнее, ко всем без исключения. Этот человек здесь... Среди нас. Откуда мог взяться в глухой тайге посторонний человек? Да и как он мог знать, где лежат ящики с грузом? Совершенно ясно, что и вьюк утоплен в озере, и лес подожжен именно им. Кто-то желает, чтобы мы вернулись обратно. Конечно, он хотел утопить ящик с каким-нибудь важным грузом, например, с частями радиостанции, но в темноте взял другой вьюк. Таёжка была подожжена в расчете, что мы проспим, не успеем вовремя уйти к мари, потеряем снаряжение, продукты и вынуждены будем повернуть назад. Нет ли среди оленеводов человека, оберегающего тайгу от нашего вторжения? Ведите себя спокойно, присматривайтесь — и молчок... Никому ни слова. Никто не должен знать, что с вами случилось.

— А Юферову?

— Юферову я верю. Расскажите ему все, только осторожно, чтобы не подслушали. Втроем мы будем начеку, поймаем этого подлеца. А теперь занимайте свое место в караване.

Глава девятая

Горный дух

Разбушевавшаяся непогода отняла у экспедиции четыре драгоценных дня. Дождь то затихал, то снова лил как из ведра, то начинал моросить по-осеннему. Выходить в поход было нельзя, но и безделье всем надоело. Кирилл Мефодиевич, надев непромокаемый плащ, отправился выслеживать дикого оленя или козу. По берегу речки было много следов этих животных. Самые юные путешественники — Саня и Виктор заявили, что они решили поохотиться где-нибудь вблизи на боровую дичь. Глухари, рябчики, куропатки были здесь непуганые. Один чересчур смелый косач прилетел даже к самым палаткам и преспокойно уселся на дереве. За это он поплатился жизнью. Увидев первой неосторожную птицу, Нина метким выстрелом сняла ее. Глухарь весил почти полпуда, и из него приготовили замечательное жаркое.

Во время вынужденной стоянки девушка установила радиостанцию и связалась с управлением прииска. Воробьев доложил Постригану о всех событиях последних дней. Он высказал предположение, что таёжка загорелась не сама по себе, а была подожжена человеком, виденным ночью Павлом Вавиловым. Андрей Ефимович полностью согласился с ним и приказал усилить бдительность. Воробьев, Вавилов и Юферов поочередно дежурили три ночи подряд, делая это так, чтобы другим незаметно было их бодрствование. Однако ничего особенного не случилось. Враг, если он и находился в экспедиции, действовал осторожно, затаясь до поры до времени. Николай Владимирович был уверен, что, выждав удобный момент, этот неведомый человек попытается сделать еще какую-либо подлость. После разговора с Постриганом пришлось поневоле посвятить во все Нину. Девушка тотчас потребовала, чтобы ей также поручили ночное дежурство. Николай Владимирович согласился.

Круг, замыкающий предателя, понемногу суживался. После долгого раздумья Воробьев сбросил со счета Афанасия Муравьева и Кирилла Мефодиевича. Оставались оленеводы и Марченко. Но за старателем пока не было ничего замечено. Николай Владимирович окончательно утвердился в мысли, что врага надо искать среди оленеводов и если нет, значит поджигатель появился со стороны.

Радиосвязь с прииском внесла большое разнообразие и жизнь затерянных в тайге людей. Нина поставила на своей палатке маленький металлический репродуктор, достаточно громкий, чтобы его можно было слышать во всем лагере, передала радиограммы родным и знакомым. Этой возможностью воспользовались все, кроме Марченко. Угрюмо буркнув что-то, он отошел в сторону.

Устроив навес из плащ-палатки, Марченко начал бить разведочный шурф, словно живой экскаватор ворочался в яме, выбрасывая полные лопаты тяжелой породы. Попытка была бесполезной. Воробьев видел, что по геологическому строению местности здесь не могло быть залегания золотоносных песков. Геолог долго стоял у шурфа, наблюдая за неторопливыми, точными движениями старателя. Киркой и лопатой Марченко орудовал ловко, чувствовался его многолетний опыт.

— Напрасный труд, — сказал Воробьев, когда Марченко закурил толстую цыгарку махорки. — Район, который мы сейчас проходим, незолотоносен. Потом вам помешают почвенные воды.

— Чем черт не шутит, когда бог спит, — ответил старатель, снова берясь за работу. — За свою жизнь я сотни глухарей выбил, пусть будет один лишний, не развалюсь. Дня два еще дождь будет... успею.

Но ему так и не удалось довести шурф до конца. Геолог оказался прав. Когда старатель углубился более чем на человеческий рост, в углу ямы просочился ручеек почвенной воды и быстро затопил шурф до краев. Марченко со злостью плюнул в мутную воду и ушел в палатку.

— Он все самородок мечтает найти, — кивнул вслед Марченко Антип Титыч.

Выбитая Марченко яма находилась рядом с палатками. Ночью в нее свалился олень, вызвав переполох. Хакаты, подняв неистовый лай, разбудил всех. Оленя легко вытащили, а яму завалили.

За время стоянки Саня с Виктором удачно поохотились, они возвратились на стан, с гордостью неся двух тяжелых глухарей. Около лагеря их встретил Марченко. Он похвалил добычу и, усмехаясь, сказал:

— Глухаря подстрелить просто, их тут много, а вот оленеводы сказывали, есть здесь птица, которую пуля не берет, а дробь и подавно.

— Враки, — решительно возразил Саня.

— Птица та не живая, а деревянная, — продолжал Марченко, — на большом дереве вырезана. Стреляй в нее сколько хочешь, с трех шагов пали, а ей хоть бы что: посмеивается да и только.

— Да она же деревянная? — удивленно расширил глаза Виктор.

— В том то и дело, что деревянная, а коли промажешь, то клюв раскроет, глазом подмигнет, смеется, как человек. Заколдованная. Я сам не верю, да проводники говорят. Можете сами взглянуть. Вон там, у сухого дерева с обломанной вершиной. — Марченко показал направление, стал собирать дрова. Заинтригованные ребята, сдав Нине глухарей, тотчас отправились разыскивать таинственную птицу.

К концу четвертого дня непогоды надоедливый дождь как будто стих совсем и в разрывах туч заголубело небо. В палатку к Воробьеву прибежал взволнованный старик-оленевод Чигор. Будучи человеком суеверным, он верил в добрых и злых духов гор и тайги, а также в святых, о которых слышал еще в детстве от шамана. В его голове религиозные понятия смешались с древними эвенкийскими поверьями.

— Зачем так! Черта стреляй, бога стреляй, — говорил он взволнованно, размахивая руками, на ломаном русском языке и потом перешел на эвенкийский. Воробьев позвал Кирилла Мефодиевича. Проводник о чем-то заспорил с Чигором, видимо, успокаивая его. Чигор вдруг круто повернулся и выбежал из палатки.

— Наши ребята, Санька с Витькой, нашли где-то изображение духа гор, на дереве вырублено было, и постреляли в него, как в мишень. Старик сердится, говорит — удачи не будет, дух гор мстить начнет — злой дух. — Большаков усмехнулся и добавил: — Я этому пророку толмачил, толмачил, а ребята глупые, разве они понимают, какой дух злой, какой добрый.

— Выходит, в доброго можно стрелять, он не рассердится, — констатировал Воробьев, — а от злого все равно доброго нечего ждать.

— Однако, правда, — согласился Большаков.

— Вы все же, Кирилл Мефодиевич, побеседуйте с Чигором как следует. Успокойте его. Я пойду взгляну на эту диковину.

Смущенные Саня и Виктор показали Воробьеву священное дерево. Это был старый, дуплистый ясень, проживший не одну сотню лет. На высоте человеческого роста ствол дерева был отесан, и на этом месте грубо выдолблено изображение странного существа, похожего на диковинного зверя с крыльями летучей мыши. Время и черви сильно источили эту древнюю резьбу. Вдобавок ребята всадили в деревянное чудовище несколько пуль.