Скандал в Академии монстров. Жена для чудовища - Мара Вересень

Я, может, тоже не люблю тех, кто на протекциях выезжает. Их вообще никто не любит. Но мне поблажек не делали. Все сама. Сама сбежала, сама не поступила, сама напросилась в секретари. Если кому в этой ситуации и обломилось, то Лойду. Но что я, зверь? Хотя Ашти в порыве благодушия предлагал исключить того, с кем я бланки попутала. Но я сказала, что так волновалась, что теперь даже не вспомню, как он выглядел.

Ашти и жестом ни взглядом не напоминал о случившемся в кухне. Даже чай сам себе делал, после того как Корпс ушел и порядок в кабинете навел. Потому что когда я вошла с ежедневными папочками, там ничего не валялось. Кроме самого Ашти в той самой недостойной ректора позе поперек кресла и с ногами на тумбе.

Молча положила папочки и удалилась. Неловко мне было за его пальцы у меня на голых ногах и желание попробовать Р. Ашти на язык. А волосы у него гладенькие, хоть и вьются. Один из нечаянно вырванных в процессе спасения волосков остался на рукаве моего платья и я наматывала его на палец и нервничала. Не только из-за ректора. У меня листок с заданием потерялся. Скорее всего затесался между приказами, что я на подпись носила. Идти спросить? А то время зря проходит, как раз дел никаких и можно бы в библиотеку сбегать. Тему-то я помню, а список книжек нет.

“Безответственно. Совершенно безответственно”, — раздалось в голове голосом Ашти, когда я все же решилась пойти к нему в кабинет и попросить поискать потеряшку в документах. Даже из-за стола встала.

Нет, не надо мне к целителям. Это совесть заговорила. Почему ректорским голосом? А чтобы звучало внушительнее. Не какой-нибудь робкий писк “А может не надо?”, как когда я из дома в окошко сигала или когда Лойд магией ящику прежний вид придавал. С разбитого яйца дурдом и начался.

“Безответственно и недостойно, — продолжал укорять личный ректор. — Но как же… приятно!”

Что?!

Дверь открылась. Ашти стоял в проеме с книгами в руках. Из книг торчали закладки, поверх лежали разноцветные папки с документами в разные отделы, венчал стопку мой листок с заданием.

“Очень приятно… Главное, слишком не напирать и не…

— Не подумайте ничего такого, — заглушая собственный голос, хозяйничающий у меня в голове, сказал Р. Ашти. — Просто выходит, что спасая вас от невидимых мышей, я нечаянно вас скомпрометировал. А вы все же попали в немилость у магистра Корпса… В общем, небольшая помощь.

— Книг в списке было больше.

— Верно. Но две последние есть только у меня. В библиотеке Академии их никак не достать. А еще одна для старшего курса и вам ее не выдадут. Это такая… проверка, насколько именно я вам лично, — он ухмыльнулся, — благоволю.

— А вы… благоволите?

— Вы мой секретарь, Амантис. Я не просто вам благоволю, я перед вами слегка благоговею, — выдал Ашти и улыбнулся так, что даже ушам жарко стало, а не только там, где он меня за ноги хватал. — Перепишете аккуратно и сдадите. Да, кстати. Касательно вчерашнего инцидента с адептом из Акоса. Как сказал магистр Эль-Силь, жалуйтесь любому из преподавателей и даже ему самому. Мне тоже. Мне — в первую очередь.

Ректор шагнул ближе, подал книги. Я тут же взяла, но Ашти не торопился убирать руки. Его пальцы были длиннее и касались моих. Самыми кончиками, но касались. Это было приятно и неловко, потому что он продолжал улыбаться.

“Еще не хватало со всякими заезжими сопляками делиться нашими…”

— В конце концов вы не только адептка моей Академии, вы моя… — Ашти насторожился, но договорил: — Секретарь.

Чувство было, словно он собирался сказать совсем не то, что сказал. А еще и подумал кое-что. И мне стало не по себе. Это что же получается? Я! Слышу! Что Ашти думает!

— Что такое, Амантис-с-с, — вкрадчиво проговорил ректор, и это “с-с-с” мне уж точно не мерещилось. — Вы побледнели? Что с-случилос-сь? С-снова будете уверять меня, что здес-сь мыши?

Книги были отобраны, я — насильно усажена за стол, а Райн навис надо мной.

И ничего приятного. На гадюку в траве когда-нибудь наступали?

Ашти был позади, его руки упирались в стол по обе стороны от меня, и когда он говорил, губы касались виска.

— Вы как-то на меня воздействуете. Мм? — принялся рассуждать он, а меня будто по рукам и ногам сковало. — Что это? Амулет? Подлили что-то в чай? Нет. Чай я сам себе заваривал. Что-то было в смеси для чая? Или в микстуре от головной боли? Или, быть может, ваши духи?

Райн шумно вдохнул. Сердце рвануло к нестерпимо зудящим пяткам и тут же прыгнуло обратно, забившись под горлом.

— Приятно. Но нет. Тогда, почему же мне так хочется сейчас…

Рука Ашти покинула пост на столе, пальцы цапнули за подбородок, разворачивая мое лицо к себе.

“Поцеловать… Так, чтобы у тебя…”

— Проведем эксперимент, дорогая? Что вы об этом думаете?

— Я… Не думаю, что это у-уместно. У… У меня и в мыслях не было на вас…

— Ш-ш-ш! — большой палец Ашти прижал мне губы, зрачки глаз ректора стали с маковое зернышко, вокруг радужки проступил золотистый ободок. — В мыслях… Сейчас разберемс-ся, что за мысли…

Уши придавило, затем загудело, щелкнуло. Картинка поплыла. Все вокруг, включая удерживающего меня Ашти, оказалось словно состоящим из нескольких расслоившихся картинок, каждая из которых была очерчена тонким сияющим контуром. Контуры были разных цветов. У предметов — тусклые, у Ашти…

Я хлопнула глазами. Части ректора собрались в одно, он резко выпрямился, выброшенная в сторону рука словно дернула сеть из мерцающей паутины.

Нити очертили странный, размером с небольшого пса, несуразный большеголовый крылатый силуэт.

Обнаруженная тварь резво рванула к выходу. Ашти швырнул комок лавандового пламени, но плетение лишь впустую размазалось о порог. Виновник инцидента и, как я понимаю, мой незримый преследователь, ушел безнаказанным.

— И все же очень странно, что я совершенно вас не слышу, — как ни в чем ни бывало произнес Райн.

— Вы что? — в шоке от происходящего переспросила я.

— Забудьте. Ваше задание. Вам следует закончить. И можете быть свободны. Завтра тоже.

Хлопнула дверь кабинета.

Тихо было не только в приемной. Тихо было на этаже, и кажется, даже во всем корпусе. Я трясущимися руками открыла закладку в первой книге и, не слишком вдумываясь, принялась переписывать.

Если адепты пристают — жаловаться преподавателям и ректору, а если пристает ректор? Что это вообще было