Неровный край ночи - Оливия Хоукер

плечи ломит. На пальце осталось покалывание в том месте, которым он загасил пламя. Через матрас он чувствует напряжение Элизабет, то, как она очень прямо держит спину, как дрожат ее члены.

Ему не следует думать, и он не думает. Он переворачивается на другой бок, забиваясь на край матраса, где он может дать своей новой жене возможность расслабиться.

10

Утром Антон отправляется вслед за детьми собирать яйца. Они рады, что есть кому нести корзину; это дает им свободу играть по всему сараю для кур. Они поднимают камни и разворашивают гору деревяшек, чтобы добраться до саламандр; они скачут через канаву к изгороди, где в пятнистой тени на ежевике еще висят несколько ягод, благоухающих медом, – последняя сладость лета. Несмотря на то, что они постоянно находятся в движении, в неугомонном странствовании по двору фермы, примечательно, как хорошо дети справляются со своей работой; корзина быстро наполняется. Антон устраивает ее на сгибе локтя, чтобы легче было выдерживать вес.

Когда Ал решает, что они набрали достаточно яиц, он ведет компанию под яблоневыми деревьями, вниз по переулку, где еще реют остатки алтея, по направлению к деревенскому рынку. Младшие ребятишки бегут впереди. Они молотят палками по высоким травам, растущим вдоль дороги, сбивая с них семена и поднимая пыль в слабом свете осеннего солнце. Ал держится рядом с Антоном. Взгляд мальчика скачет и скользит вдоль изрезанной колеями дороги. У Ала напряженный вид, словно он хочет сказать что-то важное.

Антон ждет, пока тот заговорит. Наконец, мальчик произносит:

– Мы обычно получаем хорошую плату за наши яйца – в это время года можно выручить муку. И еще будут овощи, и, быть может, варенье или желе из яблочных очисток.

– Твоя мама рассказывала мне, как в городе устроена торговля. Мне эта система кажется очень разумной.

– Да, но я вот думаю… – пауза. Ал запихивает руки глубоко в карманы, как будто хочет на их дне найти среди камушков и мраморных шариков немного храбрости. – Я думаю, как ты собираешься поддерживать нас? Теперь, когда ты мой отчим?

– То, что ты думаешь о таких вещах, делает тебе честь, – что же это за мир, в котором одиннадцатилетний мальчик должен беспокоиться о том, о чем должны заботиться взрослые мужчины.

Антон и сам часто спрашивал себя, как ему следует поступить, теперь, когда он отец большого семейства. Монашеский паек из хлеба и консервированных бобов здесь не подходит, разве что в самом крайнем случае, – да и при любом раскладе скромной суммы, которую он тянет еще со времен вермахта, не может хватить навечно. Как ты собираешься поддерживать их, теперь, когда ты отчим? Две недели, которые он провел в ожидании свадьбы, квартируясь над мебельным магазинчиком Франке, пригибая голову, чтобы не биться о балки потолка, он задавал себе тот же вопрос больше раз, чем мог бы сосчитать.

– Я думал, – говорит Антон мальчику, – что мог бы стать учителем. Я раньше преподавал, в моей прежней жизни.

– Но в Унтербойингене уже достаточно учителей. Школ всего две, одна для детей старших классов, другая для малышей, – в обеих никто не требуется.

– Понимаю. Возможно, я мог бы преподавать музыку, если ты считаешь, что есть спрос.

В Унтербойингене, похоже, нет преподавателя музыки. Во время его шатаний по деревне, когда он прогуливался наедине со своими мыслями, он ни разу не встречал никаких признаков музыкальных занятий – ни бесконечных переборов по клавишам пианино, ни пыточного скрежета скрипки.

– Что скажешь, Ал?

Мальчик застенчиво улыбается, глядя снизу вверх, благодарный за то, что с ним советуются, как со взрослым.

– Я думаю, это хорошая мысль. В любом случае, попытаться стоит.

На секунду его губы сжимаются плотнее, и он внимательно смотрит за братом и сестрой, которые, далеко впереди на дороге начали кричать и дразнить соседскую собаку, чтобы она ответила им лаем. В молчании Альберта Антон обнаруживает отчетливое и неуютное впечатление, что он уже сделался некоторым разочарованием для новой семьи. Хороший отец разобрался бы с трудоустройством до свадьбы – нашел бы приличную работу с установленными часами, которая уже ждала бы его. Хороший отец не стал бы спрашивать у сына: «Как по-твоему, что мне делать?»

* * *

Суббота, рыночный день. Площадь в центре деревне шумит и кипит от оживленной деятельности. Мальчишки и девчонки приходят с каждой фермы, приходят жены и старики, принося с собой последние дары урожая, чтобы предложить их для торгового обмена. Система бартера – причудливая традиция, сейчас такая не смогла бы существовать, в нашем современном мире автомобилей и радиовещаний, консервированной пищи и электрического света. Только из-за войны был воскрешен этот необычный старинный метод; нужда не дает прошлому умереть. Но если война и принесла что-то хорошее, то точно эту бартерную систему. По всей площади люди встречаются, пожимая друг другу руки и обмениваясь накопившимися за неделю новостями. Они с нескрываемой гордостью демонстрируют свои тыквы и мешки зерна. В импровизированном веревочном загоне семимесячные ягнята блеют и брыкаются, приготовленные к убою, а две молодые женщины смотрят на них с гордостью, расправив плечи и уперев кулаки в бока. Ели бы не война, они могли бы быть секретаршами или портнихами, изящно одетыми, восседающими за рабочим столом где-нибудь в Мюнхене. Теперь они пастушки, с испачканными грязью коленями. Работа, которую они делают, позволяет детям деревни расти сильными и здоровыми, сытыми и готовыми к зиме.

Одна из пастушек машет Алу, когда он заходит на рыночную площадь, а кто-то другой кричит: «Кому яйца? Молодой герр Гертер пришел?»

В каждом доме в Унтербойингене есть свои куры, конечно, но птички Ала особенные. Будучи прилежным хозяином, он с большой заботой взрастил их, особое внимание уделяя производительным способностям и родословной. У яиц от его кур здесь уже устойчивая репутация: самые лучшие и самые большие в Унтербойингене, такие же большие, как утиные яйца, такие крупные и питательные, что двух на завтрак будет достаточно, чтобы накормить взрослого мужчину и поддерживать сытым до ужина. Антон наблюдает, как мальчик уверенно перемещается по рынку; ему не нужно никаких наставлений ни от Антона, ни от кого-либо другого. Ал снял корзину с яйцами с руки Антона. Он разговаривает с каждым покупателем по очереди, проворачивая свои сделки, одна рука прикрывает корзину и оберегает товар. Ал дорожит каждым яйцом и держит высокие ставки. Только лучшие тыквы выиграют сделку в дюжину яиц от молодого герра Гертера – крупные, круглые, полосатые тыквы, со шкуркой такого темного зеленого оттенка, что она кажется почти черной, и с