Сто и одна ночь (СИ) - Славина Анастасия

— А ты меня не любишь — знаю. Но это не важно. То есть… — Глеб легонько ударил кулаком по рулю, — это не самое важное. Просто не отталкивай меня. Уже поздно что-то менять. Невозможно. Если и был у меня другой путь — то его больше нет. Я или рядом с тобой — или меня не существует. Не можешь быть любящей — будь жалостливой: помни — без тебя мне — не жить.

— Стрелок…

— Ничего не говори. Я и сам все понимаю.

Он завел двигатель — и выжал педаль газа.

Я могла бы продолжить, но чувствую, как неприятно тяжело давит в груди. Я слышала отрывок о признании Глеба трижды — и каждый раз чувствовала эту ноющую боль. Одно дело — рассказывать, и совсем другое — осознавать, что когда-то близкий тебе человек испытывал такие чувства в реальности. Что за жизнь была — боль, боль и боль… И близостью с любой женщиной, которая никогда не станет его, это боль только подпитывалась. Все разрушить, всех предать — и знать, что ничего не получишь взамен — кроме вечеров пятниц, редких прикосновений и простого присутствия рядом. Существовать от взгляда к взгляду. Жить в фантазиях, спокойно наблюдая, как один за другим просачиваются сквозь пальцы дни. Не иметь возможности что-либо изменить. Это же медленная, бессмысленная, жестокая смерть. Я никогда бы не поверила, что человек может добровольно на это согласиться — если бы не услышала рассказ от первого лица.

— Вы голодны? — прерывает мои размышления Граф и, не дожидаясь ответа, резко сворачивает у придорожного кафе. — Ждите меня здесь.

Остаюсь в машине с тяжелым сердцем. Я погружена в мою историю, а Граф, похоже, все еще перемалывает неудавшийся поцелуй. За время дороги его раздражение только усилилось.

Вижу, как он рывком открывает дверь кафе — и прикрываю глаза. Все, больше никаких поездок с Графом. Никаких провожаний меня до дома. Возвращаемся к началу — к историям, рассказанным в антураже его рабочего кабинета. Мне не много надо — просто возможность сбежать, когда я захочу. Была бы сейчас в городе, а не на трассе, — уже бы шла по направлению к дому.

Граф появляется через считанные минуты. Со словами «там нет ничего, пригодного к употреблению» кладет мне на колени пакет и выруливает с парковки на трассу. Машина мгновенно набирает скорость. Проверяю, не забыла ли я пристегнуться.

— Из условно съедобного — это все, — Граф кивает на пакет.

Засовываю туда руку — и вынимаю связку бананов.

— Ешьте, — командует Граф.

— Я не люблю бананы…

Быстрее, чем я успеваю закончить фразу. Граф выхватывает у меня из рук связку, открывает со своей стороны окно — и вышвыривает бананы. Я резко оборачиваюсь посмотреть, не разбил ли он стекло следующей за нами машины. Но, к счастью, дорога пустая. Я настолько шокирована его поступком, что не могу и слова произнести, — только смотрю на него широко раскрытыми глазами.

Не глядя на меня, Граф ныряет рукой в пакет на моих коленях — и вытаскивает коробку конфет.

— Конфеты будете? — спокойным тоном спрашивает он.

— Да! — выхватываю коробку, тотчас же ее вскрываю — и всю оставшуюся дорогу до города молча поедаю конфеты, не решаясь ни пошевелиться лишний раз, ни слова сказать.

Граф не то, чтобы успокоился, — он по-прежнему холоден и неразговорчив — но, по крайней мере, не срывает на мне злость. Я бы не прочь разбавить тишину музыкой, но не рискую обратиться к моему непредсказуемому водителю.

Если не считать редких всполохов фар встречных машин, за окном совсем темно. Вытираю руки влажной салфеткой и прикрываю глаза — уснуть, конечно, не усну, — но вид сделаю.

Да, больше никогда никаких поездок с Графом.

Никогда.

Никаких.

Даю себе слово.

— Вы повернули не туда, — приоткрыв глаза, замечаю я, когда мы въезжаем в город. Граф молчит. — Куда мы едем? — я очень стараюсь не повышать голос и не выдавать своего напряжения.

— Туда, где мы вылечим вашу боязнь прикосновений, — как ни в чем не бывало отвечает Граф.

Я вцепляюсь пальцами в сидение. Наверняка, мое лицо побледнело.

Нет такого места, где можно решить мою проблему. Что бы ни придумал Граф — а, особенно, Граф, уязвленный и разозленный, — мне это не понравится. Надоело терпеть его издевательства! Надоело поддаваться на его шантаж! Следующей ночью возьму с собой газовый баллончик — уровняю шансы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Выходите, — командует Граф.

Подчиняюсь.

Мы на парковке железнодорожного вокзала. По крайней мере, не наедине. Мне неприятно такое скопление людей — прикосновений не избежать. Но, может, мы обойдем толпу?

— Следуйте за мной.

Молча плетусь за Графом. Входим на вокзал через главный вход. Спускаемся в подземный переход. Едва уворачиваюсь от женщины, бегущей с чемоданом в руке. Теряю доли секунды — и Граф уже опережает меня на пару человек. Ускоряю шаг, пытаясь его догнать.

— Простите… — обегаю бабушку с ребенком — и наталкиваюсь на толстенного мужика.

Он кладет мне руки на плечи — руки! мне! плечи! — и улыбается.

— Девушка, осторожнее!

— Граф! — в панике выкрикиваю я в лицо мужику.

Мужчина округляет глаза и отдергивает руки, будто обжегся.

Графа не видно. Я стою посреди потоков людей, несущихся друг навстречу другу. Низкий свод подземного перехода будто физически давит на меня. Стены отражают голоса, крики, звуки шагов, звяканье колесиков чемоданов. Воздух кажется густым, как желе. Я пытаюсь дышать глубже, но легкие отказываются перерабатывать эту субстанцию.

Понимаю, что надо уйти, — вырваться из этой ловушки, — только ноги словно приросли к грязному, заплеванному полу. Да и куда идти?! Кажется, переход длится бесконечно — в оба конца.

— Остановитесь! Граф! Мне это не нравится! — паника захлестывает меня. — Мне! Это! Не нравится!

Он появляется в нескольких метрах передо мной. Нас толкают плечами. Меня начинает знобить.

— Зачем вы это делаете, Граф? — спрашиваю я, чувствуя, как начинают постукивать зубы.

— Я прочитал, что боязнь прикосновений лечится в толпе.

Взгляд острый, издевательский. Он мстит мне за то, что я оттолкнула его. Вот он — Граф во всей красе.

— Со мной это не работает, Граф, — тихо говорю я, ощущая щипание в глазах.

Душно… Невыносимо… Пытаюсь расстегнуть молнию куртки, но только скребу ее ногтями — пальцы не слушаются.

Я же знала, кто он такой. Знала, на что он способен, — но все равно позволила себе обмануться. Вот так же ошибались в нем и герои его книг. Даже самые умные, самые проницательные. Но, в отличие от них, я отдавала себе отчет, с кем связалась…

Не знаю, что он видит в моих глазах, но его взгляд вдруг меняется — в нем появляется беспокойство. Граф хватает меня за руку — и тянет в сторону, чтобы выбраться из толпы — но уже поздно. Вырываю руку, зажмуриваюсь изо всех сил, затыкаю ладонями уши.

Я представляю, что превращаюсь в камень, что звуки вокруг — это шум прибоя, что я здесь одна… И чувствую, как в уголках глаз сквозь опущенные веки просачиваются слезы. Лоб горит, меня колотит.

Море… Туман… Песок…

Сначала кажется, что все получается. Но где-то в конце перехода начинает плакать ребенок — и картинка морского берега, которую я удерживала с таким трудом, рассыпается. Не открывая глаза, крепко обхватываю себя за плечи. Чувствую, как приближается новая волна паники — еще сильнее. И вдруг среди какофонии я различаю знакомый голос — и ускользающее сознание хватается за него, как за соломинку.

— Крис, слышишь меня? Крис… — зовет меня Граф.

Дрожу так, словно меня только что достали из проруби. Но открываю глаза и поднимаю голову.

— Крис… Иди ко мне… — он снимает пальто — и набрасывает его на меня.

Затем легонько тянет за рукава, подсказывая направление движения. Я больше не раздумываю — прижимаюсь к Графу, утыкаюсь носом в выемку над его ключицей. Граф набрасывает на меня пальто — и с головой скрывает от окружающего ада.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Обними меня, — прошу я. Он осторожно выполняет мою просьбу. — Крепче…

Граф заключает меня в объятья — словно обхватывает всю, — как ребенка.