Люби меня через годы (СИ) - Орланд Лилия

– Собирай вещи и убирайся. Немедленно.

– Сашенька, Сашуля, – захныкал он, – прости. Сам не знаю, что на меня нашло.

Он потянулся ко мне рукой, и я отшатнулась. Меня снова окатило ужасом, заставляя вспомнить, что пережила несколько минут назад. И тут же пришло удивление – как раньше этот человек мог мне нравиться?

– У тебя есть десять минут, потом вызываю полицию.

Вышла из комнаты и направилась в ванную комнату, где, как я помнила, оставила кольцо. На раковине, кажется.

Но на раковине ничего не было. Как и под раковиной, и под ванной, и под стиральной машинкой, которая стояла в другом конце помещения.

Я даже открутила колпачок. Или как называется этот стаканчик, в котором задерживается всякая гадость? Мне на пальцы вылилось немного затхлой воды, упал пучок мокрых волос и на этом всё.

Кольца нигде не было.

Если бы я была кольцом с бриллиантом, где бы я спряталась?

Я ещё раз осмотрела ванную, пытаясь взглядом выхватить малейшую щель, куда оно могло бы закатиться. Бесполезно, ничего дельного в голову не приходило.

Может, это последствия стресса, что я никак не могу сообразить, куда оно подевалось?

Ладно, найду позже. Хотя мне не хотелось оставлять ничего, что напоминало бы мне о бывшем, теперь уже по-настоящему бывшем, женихе.

Больше никакой жалости и чувства вины!

Хочу, чтобы он немедленно убрался из моей жизни и больше никогда в ней не появлялся.

Сева стоял в прихожей с чемоданом и виноватым видом. Я в зародыше задавила жалость, всё же пытавшуюся просочиться сквозь корку накатившего равнодушия, прошла мимо него и распахнула дверь.

– Уходи!

– Саш, прости меня. Сам не знаю, что на меня нашло… – он был жалок. Пытался заглянуть мне в глаза, но я смотрела прямо перед собой.

Сева опустил голову и пошёл к воротам. Я смотрела ему вслед. Не потому, что испытывала сожаление от своего решения, а чтобы убедиться, что он действительно убрался из моей жизни.

Лишь когда за его спиной закрылась калитка, и щёлкнул замок, я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

Меня затрясло.

Едва за Севой захлопнулась калитка, как выражение его лица изменилось. Глаза загорелись ненавистью.

Эта сучка ещё пожалеет, что выгнала его.

Сева пока не знал, как именно отомстит. Но был уверен в том, что непременно это сделает.

Он покатил чемодан прямо по проезжей части, непривычно тихой в это время суток.

Может, и не стоило лезть на неё. Но почему-то подумалось, что после того, как Шурка разругалась со своим любовником, у него наконец-то появится шанс самому с ней помириться.

И вроде всё продумал – разбудит, утешит, и всё у них будет как прежде.

И чего вызверилась, спрашивается?

Нет, Сева не понимал этих баб. Какая ей разница? Ведь столько раз уже раздвигала перед ним ноги.

Париж отодвигался всё дальше, уже чуть проглядываясь сквозь туманную дымку невозможности.

Сева обязательно что-нибудь придумает. Он не позволит какой-то истеричной стерве лишить его будущего.

Стоп!

Идея была такой яркой, что Сева остановился посреди улицы, обдумывая то, что только что пришло ему в голову.

Решение, конечно, было рискованным и даже весьма опасным. Но, как говорится, кто не рискует, то не пьёт шампанское.

Шампанское Сева не любил из-за пузырьков, лезущих в нос. Но в Париже, у подножия Эйфелевой башни, он обязательно выпьет, если всё срастётся.

Всё же решение было верным.

Нет, оно было единственно возможным.

Сейчас Сева очень чётко осознал, что пока у него есть такой соперник, шансов вернуть Шурку нет никаких.

А значит, от соперника надо избавиться…

31

Спала я плохо.

То и дело просыпалась от кошмаров. И даже нежные песенки Мурлыки не спасали меня от страхов, которые так и норовили пробраться ко мне под одеяло.

Неудивительно, что проснулась я совершенно разбитой, чувствуя себя древней развалиной, которой давно пора на покой.

Первая чашка кофе слегка примирила меня с действительностью. Выпустив Мурика на улицу, я и сама не вернулась в дом. Устроилась на скамейке с чашкой в руке, подставив лицо ласковому утреннему солнышку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Было уже десять часов, солнце поднялось высоко, осветив каждый уголок сада, проникнув в большие окна и наполнив мою душу ещё не спокойствием, но чем-то уже близким к нему.

Только сейчас почувствовала, что ночные тени начинают понемногу меня отпускать.

Возле калитки остановилась машина. И я снова напряглась.

Неужели Сева вернулся?

Поплотнее запахнула халат, раздумывая – переждать, когда ему надоест звонить, или вызвать полицию.

– Саш, я тебя вижу, – раздался голос Ярослава.

Внутри радостно ёкнуло – мириться приехал.

Я пригладила волосы рукой и пошла открывать.

Но Логинов приехал не мириться. Это было видно по хмурому лицу, сжатым губам и упрямо выставленному вперёд подбородку.

– Я хочу забрать сына, – заявил он прямо с порога.

В подреберье больно кольнуло острой ледяной иголкой. Я тихо охнула и схватилась за грудь. Сразу вспомнился сон, где прямо так он и сказал мне: «Я хочу забрать сына».

Видимо, Логинов что-то прочёл на моём побледневшем лице, потому что тут же поправился:

– Я имел в виду забрать его ненадолго… познакомиться поближе…

Я подняла на него глаза.

Он стушевался ещё больше:

– Мы с Алиной собираемся в аквапарк. Может, ты отпустишь Тёму с нами?

– С этого и надо было начинать, – я даже не пыталась быть вежливой. Мало мне в жизни стрессов – ещё и этот пугает до колик.

Ярослав смутился ещё больше.

А я вдруг поняла, что не хочу ругаться. Хочу обнять, прижаться, почувствовать тепло его губ.

Но Логинов вёл себя отстранённо, а я не собиралась ему навязываться.

Если хочет дуться, пусть дуется. Ей-богу, как маленький. Он сейчас был очень похож на своего сына, тот тоже мог на меня обижаться по несколько дней и вот так же держал дистанцию.

Мальчишки, они всегда остаются мальчишками.

– Тёма с моими родителями, если подождёшь пару минут, я съезжу с тобой.

Закрыла калитку перед самым носом Логинова и пошла к дому, чувствуя внутри мстительное удовлетворение. Его ошалевшее лицо чуть примирило меня с действительностью.

Одевалась я не слишком спешно. Ничего, подождёт. Я десять лет ждала.

Уже потом, в машине, где мы втроём ехали в напряжённом молчании, подумала, что Логинов ждёт, когда я сделаю первый шаг к примирению.

Он то и дело косился на меня, набирал воздуха, открывал и снова закрывал рот. Словно собирался что-то спросить, но так и не решался, отдавая мне инициативу.

Но я гордо задрала нос и смотрела прямо перед собой. Не собиралась упрощать ему жизнь.

Да, не сказала ему о сыне, но он и сам не слишком-то спешил о нём узнать.

Может, я себя и оправдываю, но во мне взыграла гордыня.

Я не буду цепляться за Логинова. Жила без него как-то эти годы и дальше проживу. Если хочет мириться, пусть прикладывает усилия. Я не собиралась упрощать ему жизнь.

Наоборот.

Могла ещё и усложнить.

У Ярослава полно собственных скелетов в шкафу, чтобы упрекать меня в чём-то. И если он хочет доверия с моей стороны, пусть учится и сам доверять мне.

В отношениях должна быть взаимность!

Так в полном молчании мы и доехали до санатория.

Дочь Логинова, вообще, сидела в наушниках и была погружена во что-то, происходящее в её телефоне. Может, музыку слушала или играла. Она даже не поздоровалась, когда я села в машину. Просто не подняла глаз. И Ярослав на это никак не отреагировал.

Ну и ладно, это не мой ребёнок. Пусть воспитывают, как знают. Главное, чтобы Тёмку на негативную волну не настраивали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Маму я предупредила по телефону, поэтому они с сыном ждали нас у входа. Тёмка выглядел радостным. И меня кольнула ревность от понимания, что радуется он поездке с отцом.

Повернулась к Логинову, тот тоже выглядел взволнованным встречей. Я вздохнула, придётся привыкать, что сын теперь не только мой.