Румиланта - Валерий Афанасьев

– Да, верно, – согласился парень, – а я и не подумал.

Я улыбнулся – ну, истинный поэт.

– Дай перо и бумагу.

С пером и бумагой – отдельная история. Кто не пробовал писать гусиным пером, меня не поймет. Это что-то! Искусство это требует куда большего умения, чем владение авторучкой. Можно сказать, мне пришлось учиться писать заново.

– Держи, – я протянул парню бумагу. – По этому распоряжению в нашем торговом представительстве тебе выдадут сотню золотых. Для начала хватит, ну а потом переходи на самоокупаемость.

– Я буду издавать газету, – мечтательно произнес Зирит.

– Отвлекись на минуту, – вернул я парня с небес на землю.

– Да. Слушаю, мастер, – тут же отозвался работник почты.

– Есть какие-нибудь новости из Абудага?

– Новостей много, – голос у парня сорвался, когда он посмотрел на меня. – О леди Найи ничего не известно. Наверняка она просто не знает, куда слать курьера.

– Может быть.

– Мастер, а что вообще происходит? Как могли гвардейцы напасть на Вас – дворянина, известного человека?

– Лучше не спрашивай, Зирит. И вообще, держись от этой истории подальше.

– Мастер, а давайте напишем обо всем этом в газете, – предложил поэт.

– Мысль хорошая, но…

– Но почему?

– Мне жалко газету. Это первый росток и будет досадно, если он погибнет. Газету пока не трогают, но это только пока. Стоит нам включит ее в борьбу и по ней нанесут удар. Пусть она несет людям новости и не вмешивается в политику.

Для императора закрыть наше издание ничего не стоит, и никто не посмеет оспорить это решение. Общественное мнение? При средневековой монархии его значимость сильно преувеличена. К тому же неясно кто затеял против нас игру и против кого может быть нацелен ответный удар. Нет, не стоит терять газету, меняя ее на холостой выстрел.

– Вы уверены, мастер? – переспросил Зирит.

– Да. Сейчас мы не можем использовать возможности газеты против наших врагов.

Мы обговорили текущие дела, и я вернулся в торговое представительство.

Не успел я как следует расположиться в комнате, как в дверь постучали.

– Позволите войти, виконт?

– Проходите, Апунт.

Наверняка купец пришел не просто так.

– Ваше распоряжение выполнено. Семьи гвардейцев опрошены. Подарки им розданы, – отрапортовал пришедший.

– Неужели всех успели обойти? – удивился я.

– Не всех, – смутился купец. – Но кое-что удалось узнать.

– Излагайте.

– О том, куда именно направляется герцог, никто ничего не знает, но он должен был вернуться к концу лета.

– Вот как?

Это были еще более сжатые сроки чем те, что назвал управляющий замком.

– Это подтвердили несколько человек.

– Спасибо, Вы мне помогли. Если будут новости, дайте знать. О бароне Липеце ничего не удалось узнать?

– Нет, пока ничего, но младшие купцы предупреждены, они расспрашивают всех приезжих.

– Будьте осторожнее. Это очень опасный человек.

– Я передам, чтобы расспросы вели аккуратно. Будут еще какие-нибудь распоряжения?

– Пока нет.

Купец исчез так же тактично, как и появился.

Следующий день выдался спокойным, и это было ужасно. Тревога за близких, которую удавалось немного отогнать текущими делами, навалилась в полной мере.

Как там Нийя, Лесли? Удалось ли им добраться да Абудага. Удалось ли Нимли разыскать их?

Тоска и беспокойство приняли просто угрожающие размеры. Надо было срочно что-то предпринять. Я разыскал Сонъера.

– Пойдем, прогуляемся.

– Как скажете, мастер. Лук брать, или только меч?

– Меча хватит, за город я сегодня не собираюсь.

Через пять минут мы вышли за ворота представительства, миновав обычную толпу зевак у входа.

Поход этот не ознаменовался бы ничем интересным, если бы не одна неожиданная встреча.

– А ты паразит! Что наделал негодник!

Я невольно оглянулся. Такая темпераментная тирада не могла остаться незамеченной. Дед весьма почтенного вида схватил хворостину и самым решительным образом направился к юному отроку лет двенадцати отроду. Тот испуганно отскочил в сторону, но совсем убегать не спешил.

– Получишь у меня дрына! Опять из-за тебя забор красить!

– Деда, так же красивее, – тонким голосом оправдывался парнишка.

– Я тебе покажу «красивее»! Где это видано, чтобы забор был размалеванный?

– Смотри, Сонъер, а неплохо получилось.

Малолетний художник изобразил на заборе углем того самого деда, что приближался сейчас к нему с хворостиной. Сходство было заметно с первого взгляда. На картине дед гнал хворостиной козу. Юному художнику даже удалось передать удивленное выражение на морде животного.

– Да, похоже, – согласился охотник.

– Талант.

– Извините, милсдарь, остановился, – дед. – Сейчас этот талан хворостин у меня получит.

– Отчего так строго? Красиво же получилось.

– На заборах рисовать не порядок, – как отрезал дед.

– А где мне еще рисовать? – юное дарование шмыгнуло носом.

– Иди, закрашивай, – бросил дед. – И когда только успел набедокурить.

Парнишка отправился за кистью и краской.

– Так говорите, он быстро это нарисовал?

– Сладу с ним нет, милсдарь. Только успеешь отвернуться…

Парнишка вернулся, упрямо шмыгая носом.

– А еще что-нибудь нарисовать сможешь? – спросил я.

– А то как же. Могу животных или деревья. Или людей. Хотите, Вас, мисдарь, нарисую?

Я улыбнулся.

– Меня, пожалуй, не надо. Со слов человека ты сможешь нарисовать?

– А это как? – оживился парнишка.

– Ну, я тебе буду говорить, как выглядел человек, а ты рисуй.

Парнишка опасливо оглянулся на деда.

– За покраску забора мы заплатим. Сонъер, дай этому почтенному горожанину пол серебрака.

Охотник полез в кошель и достал требуемую сумму. Дед слегка поклонился.

– Угля принести? – поинтересовался он. – Вати с детства малеваньем балуется. Только это пока никому не было надо.

– Тебя значит, Вати зовут? – спросил я у юного художника.

– Да, мисдарь, так меня назвали.

– И родители тебе рисовать не разрешают?

– Нет у меня родителей. Мы вдвоем с дедом живем.

– Ладно, потом расскажешь. Нарисуй нам человека. Форма лица примерно такая, – я кивнул на одного из прохожих. – Нос прямой длинный. Вот как у моего спутника, только еще длиннее.

– О ком это Вы, мастер? – спросил Сонъер.

– Скажи, дружище, ты хорошо рассмотрел человека, друзья которого оставили тебе вот эту царапину?

Рана Сонъера была неопасной, но была хорошим напоминанием о нашей недавней стычке.

– Еще бы, такого, пожалуй, забудешь!

– Вот его-то я и хочу увидеть нарисованным. Волосы прямые длинные, глаза глубоко посаженные.

– Это как? – переспросил художник.

Я оглянулся в поисках подходящего примера.

Парнишка изрисовал весь забор прежде чем мы получили то, что надо.

– Ну вот. Не хватает одной детали. Вот так проходил косой шрам.

Вати изобразил шрам. Сходство было поразительным, на нас смотрел Допр. По крайней мере, так тот человек представился.

Случайные прохожие с любопытством заглядывались на эту галерею лиц.

– А графитовым стержнем на бумаге ты такой портрет нарисовать сумеешь?

– Не знаю, милсдарь. Кто ж мне даст бумагу? Они слишком дорога.

– Вати, у меня к тебе будет предложение. Как ты смотришь на то, чтобы получить работу?

– А сколько платить будете? – отозвалось юное дарование.

– Гхм. И тебя не интересует, какая именно это будет работа?

– Поди, посыльным нанимаете. А об оплате я спрашиваю потому что хочу купить настоящие краски, а он, милсдарь, недешевы, – парнишка печально вздохнул, заставив меня улыбнуться.

– Нет, не посыльным. А краски, бумагу и графитные палочки тебе покупать не придется. Я предлагаю тебе работать художником.

– Рисовать?

– Ну да, рисовать.

– Тогда я согласен даже без всякой оплаты.

– Зачем без оплаты? Много сразу не предложу, но пару серебраков в месяц будешь получать. Плюс возможность рисовать в свободное время то, что тебе вздумается.

– Готов приступить к работе хоть сейчас, милсдарь, – сказал парнишка.

– Тогда сделаем вот что: Ты знаешь, где находится почта?

– Знаю. Почту здесь каждый знает. Я собирался, как подросту, пойти туда наниматься курьером. Говорят, их читать учат.

– Читать, значит, хочешь научиться? Тогда тебе понравится место будущей работы. Найдешь на почте человека, которого зовут Зирит и скажешь, что виконт Вик принял тебя на работу. Кстати, Зирит будет твоим непосредственным начальником. Пусть он выдаст тебе два десятка чистых листов бумаги и графит. Твое первое задание – нарисовать двадцать таких вот портретов, – я кивнул в сторону изображения Допра.