Сколько костей! - Жан-Патрик Маншетт

Филиппин сидела, опершись о стену и вытянув вперед ноги, так что нам были видны ее подошвы. Она смотрела на нас мертвыми глазами и растерянно улыбалась. Рене Музон сидела на другом конце кровати, опершись на локоть. Она была непричесанной и с размазанной под глазами тушью. На полу перед ней стоял графин, наполовину наполненный жидкостью цвета топаза. К ее губе прилип окурок сигареты. Я позволил себе лукаво подмигнуть ей.

– Привет, – откликнулась Рене Музон.

– Здрс-те, – промямлил я.

Я постепенно возвращался в реальность. Это было нелегко, но я делал необходимые усилия. Не могу понять почему, но в тот момент ситуация казалась мне забавной.

– Что это за дурдом? – спросила Шарлотт.

– О-ла, малышка, – отозвалась Рене.

Окурок оторвался от ее губы и упал на белый халат, в котором сразу появилась дыра. На обеих женщинах были одинаковые белые халаты. Я подошел, чтобы поднять окурок, но не смог этого сделать, потому что у меня были сломаны обе руки.

– Филиппин, – сказал я, – о Филиппин...

– Она вас не слышит, – прыснула Рене. – Папочка накачал ее наркотиками.

– Это не ее папочка.

– Папа, папа, – позвала Филиппин.

– Я здесь, дитя мое, – отозвался старик.

Он вошел вслед за нами. Противогаз по-прежнему свисал с его шеи. Мы с Шарлотт почти одновременно повернули к нему головы. Он закрыл за собой дверь, вставил ключ в замочную скважину изнутри, но не запер дверь. У него был благодушный вид.

– Папа, папа, – повторила Филиппин, улыбаясь, пуская слюну и раскачиваясь.

– Это не ваш папа, – сказал я. – Его зовут Бахауффер.

Филиппин замотала головой, растрепав волосы. Улыбка исчезла с ее лица. Она поджала губы, что придало ее лицу мрачное и зловещее выражение. Я повернул голову к Бахауфферу, оперевшемуся о створку двери. Он смотрел на меня спокойным и невинным взглядом.

– По-моему, вы спятили, – заметил я ему. – По крайней мере наполовину.

Я прыснул. Не помню точно, что делала в тот момент Шарлотт, скорее всего обдумывала ситуацию. Во всяком случае я очень сожалею, что ей пришлось такое пережить: быть нормальной среди нас. Мы с Филиппин находились под влиянием наркотиков, Рене Музон – под влиянием алкоголя, а Бахауффер – под влиянием своих бредовых идей.

– Вы немец, – проговорил я, – вы грязный нацист или, может быть, вы об этом уже забыли? Нет, вы не забыли! – Я указал на портрет Адольфа Гитлера, не подумав о сломанной руке, и издал от боли истошный вопль. – Я не знаю, работали ли вы в гестапо, – продолжал я, – но во всяком случае вы долгое время работали вместе с Фанчем Танги, потому что вы свистите, как он. Вы свистите, как Фанч-Свистун.

– Папа? – спросила Филиппин напряженным голосом.

– Вы были вместе с ним, когда его пристрелили партизаны баски. Я не знаю, что вы делали после этого, чем вы занимались после сорок четвертого года...

– Я был в Аргентине, – объявил он.

– Прекрасно. Значит, вы все-таки понимаете, о чем я говорю. Вы были в Аргентине? Вы поступили бы очень мудро, если бы там остались.

– Я должен был распространять свое учение.

Я пристально взглянул на него.

– Вы действительно верите в него?

В течение нескольких секунд у него был растерянный и пристыженный вид, и он даже опустил глаза наподобие нашалившего мальчугана.

– Да нет, – уверенно заговорил он. – Это всего лишь тактика, уловка. Простите, но я очень устал.

– Вы придумали хорошее прикрытие, – заметил я. – Я предполагаю, что ваша секта и отупевшие клиенты приносят вам немалый доход, не считая, конечно, торговли наркотиками.

– Тс! – зашипел Бахауффер. – Не говорите об этом. Да, у меня много денег.

– Забавно, – произнес я. – У вас много денег, а вы живете взаперти в подвале. Правда, вы изредка выходите...

– Да.

– И вы наткнулись на Филиппин, – продолжал я. – То есть я думал, что это она наткнулась на вас, поэтому вы и привезли ее сюда. Теперь я понял, что вы делали вылазку в Институт Станислава Бодрийяра, где она работала, и она услышала там ваш свист. Она была потрясена, рассказала об этом матери или еще кому-либо. Именно поэтому, когда она исчезла, Марта Пиго заговорила о Фанче Танги.

– Папа, папа! – позвала Филиппин из глубины комнаты.

– Я не знаю, – раздраженно буркнул Бахауффер.

Было уже семнадцать часов сорок минут. Я этого тогда не знал, потому что утратил чувство времени, и я не знал, что Шоффар и Граццеллони прибыли раньше условленного времени, в семнадцать часов тридцать минут, в сопровождении одиннадцати полицейских на четырех машинах. Я не знал, что в этот момент они разворачивали силы, чтобы оцепить ферму.

Мне еще раньше удалось вызвать беспокойство у Каспера. Проведя разведку в деревне, он вернулся на ферму встревоженным. Что-то волновало его: то ли он увидел двигавшиеся в лесу тени, то ли отблеск солнца в стеклах бинокля. Настороженно озираясь, он наверняка заметил каких-то людей, оцеплявших ферму. Он взвесил все "за" и "против" и решил, что у него еще есть время вернуться за деньгами.

В подвале в это время мы с Бахауффером непринужденно беседовали.

– Зачем вам понадобилось накачивать ее наркотиками? – не унимался я. Хочу напомнить, что на протяжении всей беседы, я не переставая, хихикал.

– Я был немного смущен и растерян, – ответил Бахауффер. – Они привезли ее сюда, в мои апартаменты, и она все время называла меня папой. Они хотели убить ее...

– Папа! – снова раздался голос из глубины комнаты.

– Я не хотел, чтобы ее убили. Я не хочу убивать! – неожиданно громко вскрикнул немец. – В этом нет никакой необходимости, она и так идиотка. Я объяснил им, что достаточно дать ей немного наркотика. Теперь я заказываю музыку, потому что я великий химик. Меня послушали. И вот, вы видите, как все странно в жизни: после стольких лет дочь Фанча Танги стала моим хорошим товарищем.

Дверь сзади Бахауффера открылась, и удар створки в спину оттолкнул его в сторону. В комнату влетел Каспер с "вальтером" в руке. Он смерил меня беглым взглядом, и я понял, что на уме у него были другие, более важные задачи. Он быстрыми шагами пересек комнату, поднялся по ступеням и направился прямо к портрету Адольфа Гитлера.

– Послушайте, вы! Ну и манеры! – с негодованием произнес Бахауффер, потирая ушибленный локоть и следуя за Каспером.

Я сделал движение в сторону открытой двери. Бахауффер одарил меня взглядом, полным поразительной проницательности и хитрости, и преградил мне дорогу. Затем он захлопнул дверь и повернул ключ.

– Нет, вы останетесь здесь! Все останутся здесь под замком!

Между тем Каспер снял со стены портрет Гитлера и швырнул его на середину комнаты. В стену был вмонтирован сейф "Фише". Каспер оперся о пол одним коленом и положил рядом с собой "вальтер". Он без особого труда открыл сейф. Шарлотт стрелой подлетела к нему, и Каспер быстро навел на нее "вальтер". Шарлотт застыла на месте как вкопанная, в двух метрах от него, и я перевел дыхание.

– О'кей, – сказала Шарлотт, приподнимая руки на высоту плеч, – Не сердитесь, пожалуйста, я только сделала попытку... – Она медленно отступила назад.

– Подойдите к стене и повернитесь к ней лицом, – приказал Каспер.

– Исполняйте, – посоветовал я Шарлотт.

Она подчинилась. Бахауффер с растерянным видом медленно приближался к Касперу. Филиппин Пиго сидела на краю кровати, подогнув под себя ноги и вытянув вперед шею. Она сосредоточенно прислушивалась к тому, что происходит в комнате. Крылья ее носа вздрагивали. Создавалось впечатление, что она принюхивается. Что касается Рене Музон, то она громко храпела, развалившись на кровати.

– Что вы делаете? – спросил Бахауффер.

Каспер не ответил. Он снова положил "вальтер" на пол, достал из сейфа пластиковый мешок внушительных размеров и ухватил его зубами за край. Взяв в руку оружие, он поднялся. Мешок был тяжелым, и его челюстные мышцы дрожали от напряжения, а верхняя губа подергивалась. Где-то вдалеке послышался сухой, приглушенный щелчок, и я не сразу осознал, что это был выстрел.

– Куда вы уносите мои деньги? – спросил Бахауффер.

– Откройте дверь.

Я только сейчас заметил, что ключ был в руке Бахауффера. Каспер навел на его живот "вальтер".

– Вы не имеете права забирать мои деньги, – заявил Бахауффер.

– Папочкины бабки, – мечтательно произнесла Филиппин, но никто не обратил на нее внимания, а Каспер злобно заорал:

– Это мои деньги! Это деньги организации! Вам дали поиграть с ними, и довольно, вонючий химик!

Я не знаю, рассчитывал ли он этими словами привести Бахауффера в шоковое состояние или просто утратил контроль над своими нервами. Во всяком случае химик заскрежетал зубами и бросился на Каспера, что-то горланя по-немецки, но, к сожалению, я не понимаю этого языка, поэтому смысл его высказываний от меня ускользнул.

Каспер выстрелил. Я видел, как пуля вышла из лопатки Бахауффера, продырявив его рабочий комбинезон. Он издал вопль, и Филиппин тоже. Затем Бахауффер бросился в порыве на Каспера, и тот выстрелил в него второй раз в упор. Бахауффер упал на пол, увлекая за собой пластиковый мешок. Мешок разорвался на лету, и по комнате, как опавшие листья при дуновении ветра, разлетелись банкноты достоинством пятьсот франков. Шарлотт отошла от стены с намерением броситься на Каспера. Я вытянул ногу, и моя любимая и дорогая каскадерша шлепнулась на пол.