Убили Винни - Джереми Камерон

— Я ему скажу, что ты пришел, просто у него уже человек сидит. Я тут твою маму на рынке видела.

— Ну и как?

— Говорит, с тобой больше мороки, чем с твоим Дэнни.

Я засмеялся.

— Зато на меня продуктов меньше идет. Он больше меня ест.

— И на вид посимпатичней, надо думать.

У нее постоянно звонил коммутатор, так что она одновременно отвечала, печатала, пила кофе и причесывалась.

— А кофейку нальешь?

Она передала мне чашку в окошко.

— Ты, по-моему, ради кофе только сюда и ходишь.

— Как же? А на тебя посмотреть?

— Ну да, и глупостей всяких наговорить. Что там у Энди на тебя? Или ты у нас опять невинная овечка?

— Именно, Рози, именно. Меня подло подставили. Фу! Ты что, сахар совсем, что ли, не кладешь?

Тут дверь открылась, вышел Энди проводить какого-то старика. Я его раньше никогда не видел, не знаю, может, он по банкам работал.

— О Ники, какие люди! Спасибо, что соизволил. Не рановато я тебя поднял?

— Сарказм, Энди, — это низшая форма умственной деятельности. А я, между прочим, стараюсь жить в соответствии с законом, запарился вконец, даже вот, видишь, припоздал малость. Прости, Рози, — я вернул ей чашку, — мне пора, у меня встреча.

— Иди, может, мозги на место встанут.

Энди запустил меня к себе, достал чайник (он его в кабинете прячет), включил и пододвинул ко мне печенье. Теперь все этой здоровой пищей увлекаются.

— А я тебя в субботу на стадионе видел. Только я не понял: Джимми же вроде в больнице лежит, нет?

— Блин, Энди, ты что, и по выходным меня высматриваешь?

— Я по выходным стараюсь о тебе не вспоминать, только вот не получается. Ничего сыграли, между прочим.

— Ничего, только я пенальти лучше бью. А так ничего…

— Ну ты-то у нас да! Ты у нас будь здоров бьешь, особенно если из пушки от друга нашего Брайана.

Куда он это клонит, интересно…

Пододвинул мне чашку и говорит:

— В общем, придется опять на тебя рапорт составлять.

— Понятно. А по какому делу?

— Изъятие у тебя воровского инвентаря.

— Да ладно! Ты же знаешь, что это ерунда все. Копу надо было процент задержаний поднять, вот он и прицепился.

— А ты признался.

— А что мне было делать? У меня отвертку нашли. Ну и там из столярки кое-что… Только что я — дурак машину угонять посреди бела дня на Хо-стрит. Там свидетелей полгорода!

— Но в принципе ты собирался машину угнать?

— Слушай, ну вот что ты в душу лезешь? Шел в бильярд-клуб. Остановили. Обычная фигня.

Он достал блокнот.

— То есть мне сказать, что ты признался в правонарушении и согласен на соответствующий приговор, но, вообще, ничего определенного не замышлял?

— Ну да, в таком роде.

Я взял еще печенину и отпил кофе. Глотнул — и чуть не подавился.

— Черт, где вы такой кофе берете? Это что — желудевый?

— Гороховый. Теперь помолчи минутку и подумай, что тебе за это светит. Как ты так умудряешься вечно? Само по себе не смертельно, конечно, но у тебя ведь послужной список-то какой!

— Ну да, есть что показать… — скромно так ответил я.

— Если ты этому мистеру Родберу еще раз на глаза попадешься, он тебе устроит веселую жизнь.

— Так ведь на то твой рапорт и нужен. Напишешь там про смягчающие обстоятельства, про влияние среды, конструктивные предложения внесешь…

Он на меня так посмотрел, как будто сейчас убьет.

— Так ты же сам так говорил! Ты меня в прошлый раз этим выручил, когда мне сто часов общественных работ присудили… Слушай, а в этот раз условно не получится? Так, для разнообразия…

— Не получится. Мне своих забот хватает, Ники. Чем на тебя нервы тратить, я лучше о футболе буду думать или о том, чтобы ядерной войны не было. Как у тебя с общественными работами?

— С работами — супер! Просто супер.

— Неужели? К чему это тебя там пристроили?

— Сперва меня с другими на лебедку загнали, дом красить, но я тут же отмазался, принес справку, что у меня на краску аллергия. Мне врач там даже написал, что я групповую работу плохо переношу. Тогда меня послали к миссис Шиллингфорд на Гринлиф-роуд. Вот это был кайф. Прикольная бабка оказалась.

— И что ты там делал?

— Да в саду ковырялся. Ты вообще когда-нибудь в саду работал, знаешь, что это такое? У меня потом все руки в волдырях были. Дальше она мне велела по дому помогать. К плите приставила. Бабка — зашибись просто. Восемьдесят семь лет, ни хрена не видит, с кресла не встает — заставляла меня варить рагу из ямса и батата. Она сидит командует, а я у плиты кашеварю. Хочешь, кстати, рецептик дам? Значит, берешь патоку, берешь помидоры с луком и все это заливаешь острым соусом, главное побольше. Ну и ямс с бататом туда же, это понятно.

— Спасибо, как-нибудь попробую. И ты там до конца доработал?

— Еще бы. Не заметил даже, как полгода прошло. Мне ваши сказали, что срок кончился, а то так и ходил бы. Как суббота — так праздник. Даже по воскресеньям приходил убирался. Я, значит, по дому вожусь, а она мне про своих кавалеров рассказывает, когда она еще в Доминике жила, и как она в семнадцать лет на карнавал ходила. Орел бабка! Если ты меня опять к ней устроишь — без проблем, буду ходить. Я у нее до сих пор по воскресеньям обедаю.

— Это все прекрасно, Ники, только общественные работы — это не для того, чтобы вы там развлекались, понимаешь? Иначе тебе бы машины красть поручили. И часто ты к ней ходишь?

— Если на неделе ничего такого не сделал, то иду.

— Это как?

— Она разрешает приходить, только если я за неделю ничего плохого не сделал.

— Господи, а как она узнает-то, сделал ты или нет?

— Я ей сам говорю.

— Что, правду, что ли, говоришь?

— Энди, ты меня уж совсем-то за урода не держи. Я же говорю: хорошая старуха, что я ей врать буду?

— Странно, как ее инсульт не хватил от твоих откровений. И часто у тебя такие недели случаются?

— Раз в месяц где-то. Я ей тогда в субботу звоню и договариваюсь.

— Ну да. А мы-то тут мучаемся, думаем, как с преступностью бороться. Может, ей к нам на работу устроиться?

— Между прочим, если хочешь, я и к тебе ходить буду. Я по воскресеньям к миссис Шиллингфорд хожу, а к тебе бы по субботам. С детьми бы познакомился.

— Нет уж, спасибо. Я по субботам как раз стараюсь о вас забыть. И, потом, ты вечно на два часа опаздываешь, к обеду все равно успевать не будешь.

— Это я только на неделе опаздываю, а по выходным я вовремя прихожу.

— Да, я слышал, ты теперь и по выходным вкалываешь, а, Ники? Что там у вас в пятницу в Азиатском центре намечается?

— А?

— Да я вот слышал, вы в Азиатском центре какое-то мероприятие затеяли…

— У тебя агентура круглые сутки, что ли, работает?

— Слухами земля полнится. Что вы там за махинацию придумали?

— Не махинацию, а акт доброй воли. Детям хотим помочь.

— Ты из меня все ж таки дурака-то не делай, а? Говори, сколько наварить вознамерились.

— Все по закону, Энди. Десять процентов, как обычно. Ну, может, двадцать — расходы покрыть. Билетик нужен?

— Иди на фиг, Ники. Твоим бы я еще помог, но не через тебя, это точно.

— Энди, ну как так можно! Я еще ничего не сделал, а ты уже так обо мне думаешь!

— Так ведь сделаешь же! К старушке своей небось в воскресенье не пойдешь?

Я засмеялся. Ну что тут скажешь?

Порешили мы с ним за последнее дело (я про него и забыл почти) дать мне общественных работ. Энди обещал, что замолвит словечко, чтобы меня опять приписали к миссис Шиллингфорд. Тут он засобирался на какое-то совещание, и я по-быстрому допил кофе.

Кстати, за воровской инвентарь меня так и не судили. У них со мной потом и так дел по горло было. Видимо, просто закрыли дело по-тихому, чтобы с мелочью не возиться.

Вышел, дошел до Хо-стрит. Пора, думаю, по пэтти[19] ударить. Успел дойти до магазина радиоприемников.

Потом удар.

Блин, никогда меня еще так не били. Под колено — и я грохнулся.

Потом еще раз. Успел перекатиться, так что попали не туда, куда целились. Но битой по крестцу тоже будь здоров: как будто автобус въехал. Пытаюсь отползти, а сам думаю: если мне так по голове вломят — все. Трясусь, думаю, конец мне пришел.

Потом вдруг какой-то шум, драка как будто. Пытаюсь встать — колено не дает. Чуть не выл от боли. Заполз в какую-то дверь, выглянул на улицу, а там Рамиз, Афтаб, Джавед, еще пара пацанов. Смотрю, наших больше, у всех нунчаки, арматура — серьезно подготовились. Один уже прилег, кровь из носу течет, трое других убегают.

Рамиз говорит:

— Встать сможешь?

— Нет. Блин, Рамиз, они бы меня замочили, точно. Вы за мной следили, что ли?

— Следили, Ники.

Он весь на взводе, дышит часто, и остальные тоже.

— Надо тебя увезти.

Кто-то из его братвы подогнал «Кавальер». Быстро снялись, сперва по Гринлиф, потом по Форест, к Рамизу домой.