Журнал «Если» 2010 № 2 - Василий Головачев

Людмила Сергеевна спокойно слушала этот бред, а когда закончила и промокнула губы салфеткой, подытожила:

— Вы слишком многого хотите. Он же еще ребенок. Я думаю, он вообще не понимает, где и почему оказался. Может быть, он проник в вашу машину времени случайно. Вы, кстати, рассматривали такую возможность?

Архангельский ответил уклончиво:

— Да, у нас есть несколько… э-э-э… гипотез, объясняющих странности его прибытия сюда.

— Ну вот, нам будет куда проще работать, если вы изложите их.

— Я бы этого не хотел, — признался Архангельский.

— Почему?

— Это может повлиять на вас. И вы начнете подгонять свои выводы под нравящуюся гипотезу. Коррекция результатов — одна из проблем научного поиска. Мне приходилось сталкиваться с подобным, поэтому я хотел бы, чтоб вы начали с чистого листа. Но в свое время я все расскажу, честное слово.

Людмила Сергеевна пожала плечами:

— Что ж, пусть будет по-вашему.

Потом она переоделась в свой нелепый медицинский костюм, и они отправились на встречу с Асем.

— Вы ознакомились с документами? — спросил Архангельский по дороге.

— Разумеется.

— Что можете сказать?

— Я уже сказала. Не ждите от мальчика слишком многого.

Когда они вошли в карантинный блок, Ась сидел в клетке на полу и переставлял кубики Никитиных с разноцветными гранями. Сегодня Людмила Сергеевна получила возможность спокойно осмотреться и теперь заметила, что мальчик из будущего находится под непрерывным наблюдением — слева от входа у стены в полумраке был смонтирован пульт непонятного назначения, за которым разместилась парочка верзил. Они сидели неподвижно, и издалека их можно было принять за манекены. Архангельский сделал рукой отмашку, один из верзил ответил, и стало ясно, что они все-таки живые люди.

Гражданский генерал остановился и пропустил Людмилу Сергеевну вперед.

— Что такое? — она обернулась. — Вы идете?

— Я здесь останусь, — сказал Архангельский. — Он почему-то меня боится. Истерит с первой же встречи. Так что будет лучше, если я вас здесь подожду. Послежу немного за работой. Парни откроют вам клетку. Учтите, после того как вы войдете внутрь и на все время общения с пациентом, дверь будет закрыта. Уж извините.

Когда Ась заметил ее, то вскочил на ноги и снова, как в первый раз, прижался обнаженным телом к прутьям решетки.

— Мама! — радостно провозгласил он.

На лице Ася заиграла широкая, добродушная и беззащитная улыбка, которая лучше других примет указывала на синдром Дауна — за нее, а еще за мягкий характер их и называют «солнечными детьми».

— Здравствуй, Ась, — сказала Людмила Сергеевна, улыбаясь в ответ.

— Мама, меня Ась! — радостно провозгласил мальчик из будущего, что, по-видимому, следовало переводить как «Мама, меня зовут Ась».

Людмила Сергеевна подошла еще ближе и увидела наконец дверь — она находилась на торце клетки относительно входа и была снабжена электронным замком, управляемым дистанционно.

— Заходите! — разрешил Архангельский за спиной. — Мы ее открыли.

И действительно, дверь легко поддалась, и Людмиле Сергеевне ничего не оставалось, как войти и прикрыть ее за собой. Шагнула, словно в клетку к хищному зверю. Но ведь это не зверь — это всего лишь молодой человек с психологией ребенка.

— Там кыш, — сообщил Ась с тревогой на лице. — Кыш опасно. Кыш тьма. Бух-ты и тьма, — он выставил вперед руки и согнул пальцы, словно бы силясь изобразить когтистые лапы. — Кыш опасно.

— Не бойся кыша, — твердо сказала Людмила Сергеевна. — Кыш там, а я здесь. Я защищу от кыша.

— Да, — сказал Ась и вновь заулыбался. — Мама добрая. Ась да.

Кроме тахты в клетке наличествовали унитаз, рукомойник и две коробки с игрушками — весь интерьер. Нормальный ребенок здесь уже свихнулся бы и устроил бунт, но мальчик из будущего, похоже, воспринимал это убожество как должное.

Людмила Сергеевна присела на краешек тахты.

— Ты играешь в кубики? — поинтересовалась она.

— Ась да, — подтвердил мальчик из будущего. — Игра хорошо. Они цветные. Хорошо.

— Это хорошие кубики, Ась, я с тобой согласна. И игра с кубиками — это очень хорошо. А как ты играешь с кубиками? — Людмила Сергеевна раздельно произносила слова и специально повторялась, чтобы мальчик из будущего имел возможность зафиксировать в памяти названия предметов.

Ась присел на корточки и принялся их переворачивать, пока не добился, чтобы все они оказались красной гранью вверх.

— Ась да, — сообщил он, закончив работу. — Цвет. Плохо. Кыш, — он опять изобразил когтистые лапы, после чего смешал кубики и начал их переворачивать синей стороной. — Цвет. Добро. Норма здесь. Дом. Ась да.

— У тебя очень хорошо получается играть с кубиками, Ась, — одобрительно сказала Людмила Сергеевна. — Но кубики можно не только складывать по цвету. Из кубиков можно составлять фигуры. Смотри.

Она встала на колени рядом с Асем и быстро сложила классическую «елочку».

— Как ты думаешь, Ась, что это такое?

Мальчик из будущего минуту молчал, глядя на кубики.

— Ась нет, — сказал он. — Они не так.

Он смешал кубики и перевернул их синими гранями вверх:

— Ась да. Игра хорошо. Мама хорошо.

С первого раза контакт установить не удалось. Но Людмила Сергеевна была терпелива. Поочередно она складывала одну фигуру Никитиных за другой, давая им названия и повторяя их на разные лады, чтобы Ась запомнил, какое из существительных соответствует конкретной фигуре. Однако мальчик из будущего упорно отказывался понимать ее, стараясь перевернуть кубики по-своему. Только одна из фигур вызвала у него восторг — «рыба». Ась захлопал в ладоши и закричал, указывая на нее:

— Раж! Раж! Ась да. Хорошо. Они ж-ж-ж. Пуск! Ась да.

Людмила Сергеевна хотела смешать кубики, но мальчик из будущего остановил ее. Он всё силился что-то объяснить ей, бормоча нелепицу, разводя и сводя руки, делая какие-то пассы, улыбка шире некуда, в глазах сияние, волосы разметались, а Людмила Сергеевна готова была разрыдаться — сердце ее разрывалось от жалости, помноженной на осознание собственного бессилия перед лицом страшной болезни, которую не научатся лечить даже через сто лет.

Потом мальчик из будущего устал и прилег на тахту.

— Ась да, мама, — бормотал он благодарно. — Раж да. Раж хорошо. Спасибо, мама.

Последние слова прозвучали четко и разумно — можно было подумать, что она и впрямь разговаривает с повзрослевшим сыном. С тем сыном, который у нее когда-то мог быть. Запахло щами. Людмила Сергеевна сумела подавить нахлынувшие чувства — это привычно — и сказала: