Место под названием «Свобода» - Кен Фоллетт

Но Таннер превосходил Мака массой и силой, отличаясь к тому же поразительной наглостью. Он протянул руки и взялся за покрытые мыльной пеной груди Энни.

Мак рванулся с места без малейших колебаний. Через мгновение он уже ухватил Таннера за кисть руки. Прежде чем кто-либо успел хотя бы пошевелиться, он сунул руку громилы егеря в пламя печи.

Таннер орал от боли и извивался, но не мог избавиться от захвата Мака.

– Отпусти меня! – взвыл он. – Пожалуйста, отпусти!

Но Мак продолжал удерживать его руку прямо среди раскаленных углей и выкрикнул:

– Беги отсюда, Энни! Беги!

Девушка проворно подняла с пола свое платье и выскочила в заднюю дверь дома.

Приклад мушкета обрушился на затылок Мака.

Подлое нападение сзади взбесило его, и теперь, когда Энни сбежала, он утратил остатки осторожности. Отпустив Таннера, он сгреб Макалистера за воротник куртки и кулаком нанес сильный удар в лицо, сломав егерю нос. Брызнула кровь. Макалистер тоже взревел от боли. Мак же успел развернуться и ударил Гарри Рэчета в пах ступней ноги – босой, но твердой, как камень. Рэтчет со стоном перегнулся в поясе.

Все драки, в которых прежде доводилось участвовать Маку, происходили внутри шахты, и он привык к схваткам на ограниченном пространстве, но четверых противников оказалось слишком много даже для него. Макалистер снова ударил его прикладом мушкета, и на мгновение ошеломленный Мак потерял равновесие. Рэтчет обхватил его из-за спины, обездвижив руки, и он не успел еще прийти в себя, когда острие шпаги Роберта Джеймиссона уперлось ему в горло.

– А теперь свяжите его, – распорядился довольный собой Роберт.

Они перебросили его через круп лошади, прикрыв наготу одеялом, а потом отвезли в замок Джеймиссона, где заперли в чулане, все еще не одетого и связанного по рукам и ногам. Он валялся на каменном полу, дрожа от холода. Его окружали окровавленные скелеты оленей, коров и свиней. Он попытался согреться, двигаясь активно, насколько это было возможно в его положении, но связанные конечности оставляли ему слишком мало шансов вернуть телу хотя бы немного тепла. И все же, приложив немалые усилия, сумел сесть, прислонившись спиной к шерсти еще не освежеванного оленя. Какое-то время он пел, чтобы поддержать в себе боевой дух. Сначала баллады, которые пользовались популярностью у миссис Уейгел субботними вечерами, потом псалмы, перейдя в конце концов на старые якобитские куплеты, высмеивавшие власти. Когда же его репертуар оказался исчерпанным, ему стало только хуже.

Голова болела от ударов прикладом, но значительно сильнее его мучила мысль о том, как легко он позволил Джеймиссонам схватить себя. Насколько же глупо было откладывать бегство! Он дал им время для решительных действий. И пока они планировали его пленение, он не нашел ничего лучше, чем щупать груди своей двоюродной сестры!

Не слишком ободряли и размышления о том, какая участь была ему уготована. Если он не замерзнет насмерть в этом сыром чулане, они скорее всего отправят его в Эдинбург и будут судить за нападение на егерей. Как и большинство подобных преступлений, это влекло за собой приговор к повешению.

Свет, просачивавшийся в щель под дверью, постепенно померк с наступлением вечера. За ним пришли в тот момент, когда часы на здании конюшни пробили одиннадцать.

На сей раз явились шестеро мужчин, и Мак даже не пытался оказывать им сопротивление.

Дейви Таггарт, кузнец, обычно занимавшийся изготовлением орудий труда для шахтеров, закрепил на Маке такой же ошейник, какой уже носил Джимми Ли. Это была крайняя степень унижения – теперь любой мог видеть подтверждение, что он являлся частной собственностью другой персоны. Его превратили в недочеловека, в подобие скота.

С него сняли путы и швырнули какую-то одежду: пару бриджей, ветхую вельветовую рубаху и жилет с прорехами. Он поспешно оделся, но по-прежнему мерз. Егеря снова связали ему руки и посадили верхом на пони.

Направились они прямиком к шахте. В полночь с наступлением среды там начиналась новая смена. Оставалось всего несколько минут. Конюх впрягал новую лошадь, чтобы вращать барабан с цепью для ведер. До Мака дошло, что они принудят его бегать по кругу тоже.

Он в голос застонал. Это была худшая и самая унизительная пытка. Он сейчас многое бы дал за возможность съесть тарелку овсяной каши, сидя у теплого очага. За передышку хотя бы на несколько минут. А вместо этого его обрекли провести всю ночь на холодном воздухе. Он испытал порыв упасть на колени и молить о пощаде, но сразу подумал, какое удовольствие доставит своими мольбами Джеймиссонам. В нем заговорила гордость, и он лишь выкрикнул:

– Вы не имеете права так поступать со мной! Не имеете права!

Егеря подняли его на смех.

Они поставили его на грязную круглую тропу, по которой днем и ночью совершали свой бег лошади. Мак распрямил плечи, стараясь с достоинством высоко держать голову, хотя его одолевало желание расплакаться. Его привязали к упряжи лицом к лошади, чтобы он никак не мог уйти с ее дороги. А потом конюх хлестнул животное плетью и заставил пуститься рысцой. Маку пришлось тоже побежать спиной вперед.

Почти сразу он споткнулся, упал и лошадь опасно надвинулась на него. Конюх снова хлестнул плетью, но Мак вовремя успел вскочить на ноги. Постепенно он начал приобретать навык движения назад. Вот почему излишняя самоуверенность подвела его. Он поскользнулся на заледеневшем участке земли. На этот раз лошадь настигла его. Мак попытался откатиться в сторону, извиваясь всем телом, чтобы избежать ударов копыт, и несколько секунд упряжь лишь тащила его рядом с бегущей лошадью, но затем он совершенно потерял контроль над ситуацией и угодил-таки под копыта. Лошадь наступила ему на живот, ударила в бедро и остановилась.

Они заставили Мака подняться, чтобы снова пустить животное в непрерывный бег. Ощущая боль в животе, сбив себе дыхание, Мак вынужден был, прихрамывая, продолжать поспешно двигаться спиной вперед.

Он скрежетал зубами, стараясь поймать верный ритм. Ему доводилось видеть, как такое же наказание выносили другие шахтеры, – тот же Джимми Ли, например. Все сумели выжить, хотя отметины остались на них навсегда. У Джимми Ли над левым глазом красовался заметный шрам после удара копыта лошади, и при одном воспоминании о пережитом унижении Джимми начинал бурлить от гнева. Мак тоже непременно выживет. Его сознание уже вскоре окончательно помутилось от боли, холода и позора, и он мог думать только о том, как удержаться на ногах, избегая поистине опасных для жизни ударов копыт.

С течением времени он начал ощущать странное родство с лошадью. Они оказались связанными друг с другом одной упряжью и вынуждены были вершить бесконечный бег по замкнутому кругу. Как только раздавался свист плети конюха, Мак сразу же начинал бежать чуть быстрее, а когда человек спотыкался, лошадь, казалось, сознательно замедляла рысь, чтобы дать ему возможность оправиться.

Он уловил тот момент в полночь, когда к шахте потянулись забойщики. Они поднимались по склону холма, разговаривая, покрикивая, подначивая товарищей, отпуская обычные грубоватые шутки. Но сразу же погружались в молчание, как только приближались к входу в ствол шахты и замечали Мака. Егеря угрожающе наводили стволы мушкетов на любого шахтера, пытавшегося остановиться. Мак услышал голос Джимми Ли, громогласно изливавшего свою ярость, но затем краем глаза увидел, как трое или четверо других шахтеров ухватили его за руки и потащили дальше, чтобы избавить от неприятностей.

Постепенно Мак утратил всякое представление о прошедшем времени. Начали прибывать носильщицы. Женщины и дети оживленно болтали, взбираясь на холм, но сразу же замолкали, проходя мимо Мака, уподобляясь в этом мужчинам. Донесся возглас Энни:

– Боже милостивый! Они заставили Мака бежать по кругу!

Люди Джеймиссона не позволили ей приблизиться к нему, но она успела выкрикнуть:

– Тебя разыскивает Эстер. Я приведу ее.

Уже скоро пришла Эстер и остановила лошадь, прежде чем егеря смогли помешать ей. Она поднесла к губам Мака фляжку с горячим и сладким молоком. Он ощутил вкус молока как вкус подлинного эликсира жизни, жадно глотая его, почти захлебываясь. И успел опустошить сосуд до того, как Эстер оттащили в сторону от него.

Ночь представлялась нескончаемой и длилась, как ему показалось, целый год. Егеря сложили свои мушкеты и расселись вокруг разведенного конюхом костра. Добыча угля продолжалась своим чередом. Носильщицы поднимались из шахты, опорожняли корзины в общую груду и снова спускались под землю, верша непрерывный цикл. Пока конюх менял лошадь, Мак сумел немного отдохнуть, зато свежая и полная сил кобыла и побежала потом резвее.

Наступил момент, когда Мак понял, что уже наступило утро. Теперь оставалась лишь пара часов до конца смены забойщиков. Но даже час тянулся целую вечность.