Музыка и ее тайное влияние в течение веков - Кирилл Скотт

Как обобщение можно сказать, что из всех предыдущих положений следует заключить: искусство музыки действительно двояко: грубоматериально и тонкоматериально. На физическом плане слышимые мелодии обладают властью по причине их волшебной привлекательности, но «неслышимые мелодии» могут «приручить и хищника», располагая скрытыми силами «телепатического» свойства, которые влияют прямо или через эмоциональную сферу на наши тонкие тела и таким образом воспитывают душу.

Если представить, что в определенном месте состоится концерт и что на сотню метров дальше, в кино, играется совершенно другой вид музыки, то может возникнуть вопрос: «Не вызовет это на невидимом плане явление диссонансного хаоса?» Ответим на это, что не вызовет, потому что внутри невидимых планов существования есть разные измерения пространства, что следует принять во внимание, фактически один вид вибрации с другим видом вибраций так же мало сталкивается, как причиняют друг другу ущерб вибрации солнечных лучей и невидимые лучи быстроволнового телеграфа. Два концерта, состоявшиеся на расстоянии слышимости вызовут действительный диссонанс только на физическом плане, в невидимых планах они будут сотворены по-другому и никак иначе.

Еще нужно принять во внимание воздействие на наши тонкие тела двух или более музыкальных выступлений, когда они не находятся на расстоянии слышимости. В этом случае, согласно нашим прежним высказываниям, каждый будет подвержен тому качеству воздействия, к которому он особенно восприимчив. Например, представим, что кто-то живет на полпути между двумя концертными залами, и что в одном из них выступают с фугой Баха/или выступали/, в то время как в другом играют /или играли/ вторую часть концерта для виолончели Мендельсона. Когда затрагиваемый имеет в своей ауре много желтого (желтый — это цвет интеллекта), тогда он будет усилен только желтым цветом, который творит музыка Баха, т. к. мы сказали, что подобное притягивается подобным. Далее давайте себе представим человека ненормального, без малейшего сочувствия в характере и, следовательно, без следа светло-зеленого цвета в своей ауре, обозначающего это сочувствие, тогда он будет недоступен музыке Мендельсона. Если же он обладает теми и другими качествами в определенной мере, тогда он возьмет полезное из обеих концертов, причем одно будет воздействовать на эмоциональное тело, а другое на его ментальное тело. Этот принцип допускает, безусловно, бесконечное количество вариаций, т. к. человеческая аура состоит из многих цветов, которые соответствуют многочисленным качествам человека. В связи с этим в эмоциональном теле в одно и то же время могут проявляться многочисленные воздействия.

Глава 18. Сезарь Франк — соединительное звено между Человеком и Дэва

Сезарь Франк родился на 20 лет позже чем Берлиоз, но несмотря на это, он стал отцом той Французской школы композиторов, которые должны были привнести новый элемент в музыкальное содержание и форму. Ведь Берлиоза, при всём его сочинительском даре, следует рассматривать как экспериментатора. Он не был в состоянии открыть вход в свою музыку такому тонкому фактору, который влияет на образование характера и создает моральные основы. Он осуществлял сам воздействия на музыку и подготовил тем самым путь для гения Вагнера и, в определенной мере, для Франка. Употребляя одно из типичных выражений того бремени. Франк «увидел свет мира» в 1822 году в Льеж. Казалось бы немаловажным, что первый представитель Дэва должен был быть самой захватывающей личностью в анналах музыкальной истории. Его портрет известен всем любителям музыки, и все же только тот, кто. прочитал о нем тщательное исследование Винсента д’Инди, сможет заглянуть в душу этого удивительного человека. Даже те, кто встречали его в жизни, что называется непредвиденно или случайно, никогда не предположили бы гения, который был запрятан в сердце этой своеобразной маленькой фигуры с «постоянно отсутствующим взглядом, более бегущим, чем идущим» и «одетого в брюки на размер короче и накидку на размер больше».

Несмотря на это, маленькая фигура, чье лицо было удивительно ухоженным (у него были густые бакенбарды, но около губ и подбородка гладко выбриты), как и все остальное в нем, излучала такую сердечную и жертвенную любовь, «что его ученики были очень преданы ему не только, как отцу, но из-за него и с помощью его были преданы, и друг другу». Несмотря на все заслуги, его внешняя жизнь была беспрестанным мучением. Не считая занятий со своим внутренним кругом учеников, он был обязан с утра до вечера обучать не совсем интеллигентных дилетантов, хуже того, постоянно бороться против безрассудной, недальновидной и недоброжелательной академической профессуры консерватории. И при всем при этом, для его благородной натуры было характерным не питать неприязнь к судьбе и к человеку; казалось, он вообще не замечал их дурных намерений. При всех его литературных увлечениях и интеллектуальных исследованиях в его сердце было что-то настолько глубочайше наивное, доверчивое и детское, что он не мог даже перед лицом обратных доказательств сомневаться в честности и добре человечества.

Итак, неудивительно, что Сеэарь Франк оказался пригодным для работы с Высшими Силами и Мастером, которые формировали его возможности так, что он был способен принимать послания более высоких Дэва через Мастера или, при определенных условиях, прямо от самих Дэва.

Те, кто находясь в теле, воспринимают Дэва ясновидением или могут вспомнить о них после транса, знают, что одним из существенных признаков Дэва является Любовь. Естественно, что качество ее зависит от духовной высоты Дэва; в маленьком духе природы она сот ответственно имеется в ограниченной степени. Естественно и очень значимо, что композитор, состоявший в тесной связи с более высокими типами Дэва, сам должен был выражать такую же Любовь. Ведь не имея раньше, в определенной мере, этой особенности, он не смог бы получить вдохновенье через Посвященного или Дэва. Кроме любящей натуры, есть и другие указания к тому, что Франк был в тесном соприкосновении с Дэва-эволюцией. Он был мастером таких форм импровизаций, которые узнаются Посвященными как характерные для Дэва-типа. Его достижения в этом направлении возможно даже больше инспирированы, чем записанные произведения, что придает нашим утверждениям большую достоверность. «Именно во время игры импровизации Сезар Франк часто был гениален». В полумраке органного хора» в церкви Святой Клотильды, где он занимал должность органиста, заботился он о том, чтобы в каждое воскресенье или в праздник позволить своей душе излиться «в изумительных фантазиях, которые были во много раз возвышеннее, чем многие художественно-разработанные композиции»[51]. Именно спонтанность есть способ выражения и доказательство для озаренных, или Дэва инспирированных людей. Франк был глубоко верующим человеком, и мы знаем, что он каждое воскресение во время мессы «покидал органный хор, опускался на колени в углу галереи и распластывался на алтаре в пламенном почитании перед всемогущим присутствием». Этот простой акт веры с его стороны очень значителен для тех, кто имеет дар видения и может воспринимать лучисто-цветные Дэва, когда они наполняют церковь, после того, как были вызваны посредством такого старого приема церемониальной магии. Ясно, что когда это происходило, Сезарь Франк вступал в еще более тесный контакт с теми излучающими существами, чей язык он так часто пытался передать в земной музыке и несомненно, что он предвидел и набрасывал в своем воображении облагораживающие мелодии, которые использовались им позже как основа для его композиций[52].

Сезарь Франк прожил 68 лет. В жизни он отличался замечательной энергией и свободой от болезней, это был первый композитор, задачей которого было победить болезнь в жизни другого. Он умер 8 ноября.1890 года и его последний путь был также свободен от внешнего блеска и роскоши, каким был и его жизненный путь. Ни один представитель консерватории, в которой он так долго преподавал, ни один посланец духовенства или министерства художественных искусств не появились к его погребению. Ни одна личность светского уровня, получившая приглашение, не извинилась:, точно 8 ноября того года свирепствовала особая эпидемия короткого, но ослабляющего недомогания, которая охватила всех парижских профессоров по музыке. У могилы появились только многочисленные ученики Мастера, его друзья и музыканты, которых он приобрел своим неустанным дружелюбием, тем более это был поэтический конец для жизни, пройденной в поэтической тишине, и, как последний поэтический вздох этой поэзии, прозвучала прощальная речь М.Шабриера, которая заслуживает того, чтобы быть отмеченной во многих книгах. Он закончил ее такими словами: «Прощайте, Мастер, и примите нашу благодарность, ведь Вы достигли Большого. В вас мы приветствуем одного из самых значительных художников столетия, а также несравненного Учителя, чье изумительное творение дало целое поколение выразительных музыкантов, верующих и мыслителей вооруженных в каждом аспекте к трудной борьбе и появляющимся конфликтам. Мы приветствуем также прямого и справедливого человека столь гуманного и столь изысканного благородства, чьи советы были так же надежны, как дружелюбны слова. Прощай.