Принц из-за моря (СИ) - Чайка Дмитрий

— Алхаа! Алхаа!

Всадники закружили привычную степную карусель, поливая пехоту смертоносным дождем. Франки скрипели зубами, укрываясь круглыми щитами. Раненых и убитых среди них было немного, как и на флангах, где стоял всякий нищий сброд, вооруженный кое-как. Впрочем, тут уже знали, с кем придется воевать, а потому щиты, сплетенные из лозы, были почти у всех. Хлотарь поднял руку и знать трех королевств, ударив пятками коней, припустила вперед. Тут многие еще не знали железных стремян и скакали, обходясь или вовсе без них, или упираясь ногами в веревочные петли, привязанные к седлу. Но, как бы то ни было, пять сотен воинов в доспехе и в шлемах, были грозной силой.

Как и следовало ожидать, авары на своих маленьких лошадках не выдержали удара тяжелой конницы и бросились бежать, стреляя по врагу, развернувшись назад. Франки погнались за кочевниками, потеряв из виду свою собственную пехоту. Они еще не были знакомы с любимым приемом всех степняков — ложное отступление и фланговый удар отборной конницы, закованной в железо. Ну, а пехота, потеряв из виду врага, сильно удивилась, почувствовав пятками дрожь земли. Странный звук шел откуда-то сзади. Воины повернулись и обомлели. Франки, алеманны, саксы и тюринги начали креститься и призывать своих богов. Они еще никогда не видели, как атакует тяжелая кавалерия Новгородского княжества. И только бавары, стоявшие на фланге, вели себя поразительно спокойно. Они подняли над головой какой-то флаг и пошли в сторону, выставив перед собой длиннейшие копья. Впрочем, странной коннице они были почему-то не нужны. Она ударила прямо в центр строя франков, разорвав его пополам.

В то же самое время. Константинополь.

Вход василевса Ираклия в столицу был продуман до мелочей. Сам Великий Препозит несколько месяцев готовил это торжество, тщательно оттачивая каждую деталь будущего действа. Ведь в столицу возвращается монарх-воин, победитель, которым и должен быть римский император. Двадцать лет войны завершились победой. Горожане передавали друг другу вести из уст в уста. Ведь шахиншаха Хосрова расстреляли из лука, а перед казнью всех детей от обожаемой им жены Ширин умертвили на его глазах. Теперь в Персии смута, и знать тянет на себя одеяло власти. В Месопотамии, где отступающие персы разрушили все дамбы, погиб урожай. Все сельское хозяйство, основанное на поддержании в порядке каналов, берущих воду из великих рек, пришло в упадок. Слишком хрупка там была жизнь, жестко увязанная на подачу воды к каждому клочку земли. Сотни тысяч ни в чем не повинных людей погибли от голода, эпидемий или просто утонули, когда шла большая вода. Погиб не только урожай, погиб и скот. Даже глиняные лачуги бедняков смыло потоками воды, оставив несчастных людей без крыши над головой. Огромные территории, кормившие еще совсем недавно миллионы людей, превратились в болота. Благочестивые ромеи не могли сдержать слезы радости, слыша такие вести, и шли в церковь возблагодарить милосердного господа.

Жители столицы занимали места с ночи. Они, живущие от зрелища до зрелища, пропустить такое просто не могли. Ведь внукам своим рассказывать будут, как прямо перед ними проследовал сам василевс, одетый в золотую парчу и пурпур. Люди, день деньской зарабатывающие на жизнь кто торговлей, кто ремеслом зрелища считали своей привилегией, которая отличала их от презренных провинциалов. И чиновничий аппарат Империи, который долгими столетиями оттачивал мастерство ублажения плебса, и в этот раз смог удивить.

Золотые ворота распахнулись, и народ разразился приветственными криками. Чернь бесстыдно тыкала пальцами, орала и восторженно улюлюкала, когда блестящая процессия длинной разноцветной змеей вползла в город. Дворцовая стража в ярких туниках и плащах шла первой, за ней шествовали даны, своим диким варварским видом вызывавшие восторг и страх у простых обывателей. Сам Сигурд Ужас Авар, покрывший себя в той войне бессмертной славой, шел впереди, возвышаясь над толпой на целый локоть. Закованный в железо с головы до ног, он презрительно поглядывал на ромеев из-под маски, пугавшей непривычных людей торчащими клыками. Он был одет в шкуру медведя, искусно выделанную по приказу императрицы. Она мохнатым плащом падала на спину Сигурда, делая того просто огромным. Голова медведя венчала голову берсерка, да так, что, казалось, будто это его собственная голова и есть. Мастерам пришлось изрядно постараться, но результат того стоил. В толпе раздавались вопли ужаса, а люди особо впечатлительные крестились и в страхе отворачивались. Сигурд, увешанный золотыми цепями и браслетами, шел гордо. Все его немалое жалование и доля в добыче были выставлены напоказ перед взыскательной константинопольской публикой. Свой огромный топор он нес на плече, не чувствуя его веса. Все знали, что именно он охранял цезаря Ираклия-младшего, проводя ночи у его колыбели. И многие из знати, оценивая могучую фигуру, вздыхали, и погружались в глубокую задумчивость.

Хакон Кровавая Секира шел рядом с Сигурдом, и золота на нем было не меньше. Пять сотен данов-варангов, охранявших императорскую чету, взяли в кольцо колесницу императора, увидев которую, столичный плебс и вовсе сорвал себе глотки, вопя от восторга. Четыре слона тащили ее, а Август Ираклий стоял, гордо подняв голову, увенчанную расшитой камнями диадемой. Слонов потом отведут в Большой Цирк, где они будут потешать публику на играх, которые дадут в честь победы.

Процессия растянулась от Золотых ворот и почти до самой площади Августеон. Кого только не увидели в тот день жители Константинополя. Тут были и императорские рабы, несущие в руках тысячи блюд, заполненные серебром и золотом. Шли тут и разряженные персидские пленники из знатнейших родов. Они были лишены воинских поясов, и были связаны, словно беглые рабы. Их было много, очень много. Кто-то вымолит себе прощение и будет отпущен, кто-то заплатит за свою свободу немалый выкуп. А кто-то, особенно ненавистный, будет искалечен и сгниет в ссылке или на рудниках. Император не забыл, как были казнены его послы, посланные к шахиншаху Хосрову.

А вот императрица Мартина в триумфе участвовать не стала. Она взвесила все за и против, и осталась в тени великого мужа. Пусть он один искупается в лучах славы. Ей будет этого достаточно. Она слишком умна, чтобы еще и в этот день раздражать люто ненавидящий ее плебс. Ей вполне хватает той тени, в которой она может спрятаться от невзгод, как хватает и власти, которой у нее было предостаточно. И, пока простонародье наслаждалось празднествами, раздачей еды и скачками, она оставила своих детей на попечении нянек и стражников из варангов. У нее были дела поважнее, она принимала по одному верных ей людей, среди которых был и доместик Стефан.

— Я слышала, что Александр не стал привлекать тебя к своей новой затее в Галлии, — сказала она, когда прошли положенные приветствия и славословия ее красоте и мудрости.

— Да, кирия, — склонил голову Стефан. — Сиятельный патрикий, к моему прискорбию, считает, что скромные успехи вашего слуги умаляют его достоинство.

— Эпарх доложил мне, что торговля Константинополя находится в цветущем состоянии, — задумчиво ответила Мартина, — ремесленники благословляют новый торговый путь.

— Несомненно, госпожа, — подтвердил Стефан. — Они теперь получают куда больше заказов. Да и серебра приходит из тех земель огромное количество.

— Но мне поступают жалобы, — продолжила императрица, — что торговый дом архонта склавинов разоряет кое-кого из наших купцов. Ведь он не платит налог на торговлю, коммеркий, и ввозные пошлины не платит тоже. Это может создать проблемы.

— Кого волнуют вопли лавочников, кирия — хладнокровно ответил Стефан, — когда наши города во Фракии оживают. Сердика, Адрианополь, Филиппополь избавлены от набега склавинов. Дикари ушли на север и юг, а тех, кто не послушал, всадники угнали на поселение за Дунай. Разве это не чудо? Со времен императора Юстина на дорогах не было так спокойно. В те земли возвращаются крестьяне, и через несколько лет они тоже будут платить подати.